Джулии казалось, что от гнева сердце вот-вот разорвется, и она инстинктивно скрестила руки на груди.
— Вот что, юная леди. Вопросы тут задаю я.
— Но, мама…
— Молчи! — Джулия чувствовала, что внутри у нее все дрожит. — Ведь я строго-настрого запретила тебе уходить из дома. Я хочу знать, где ты была.
В комнате повисла напряженная тишина. Келли нервно сглотнула.
— Я же сказала, — пробурчала она. — Я ходила к Шейле.
Эта ложь поразила Джулию. Если Келли действительно ходила навестить свою ближайшую подругу, зачем тогда прислонять к стене лестницу, зачем укладывать под одеяло подушки, запирать дверь и включать музыку? Она в упор посмотрела на дочь.
— Шейле надо было выговориться, — зачастила Келли. — Понимаешь, она сегодня разругалась со своим мальчиком, и… В общем, ей хотелось поговорить со мной.
Джулия молчала, и Келли продолжала вдохновенно врать.
— Дело в том, что… — Девочка округлила глаза. — Я говорила с Шейлой после твоего звонка. Она все плакала, говорила, не знает, что делать. Вот я и решила, что ты не будешь против, если я забегу к ней… — Келли поморгала. — Мы немного поболтали, и она, похоже, успокоилась.
Было ясно, что дочь говорит неправду. Что же делать, напряженно размышляла Джулия.
Память словно озарила фотовспышка, и Джулия перенеслась в прошлое, снова и снова переживая горечь и унижение от несправедливых обвинений. «Ты только подливаешь масла в огонь и навлекаешь проклятие на свою душу», — услышала она голос отца, и его покрасневшее, искаженное гневом лицо возникло перед глазами.
— Подливаю масла в огонь и… что?
Услышав недоуменный вопрос Келли, Джулия очнулась. Господи, а она-то полагала, что вычеркнула из памяти все случившееся в юности! Неужели она произнесла эти слова вслух? Силы небесные, надо держать себя в руках! Нельзя допустить, чтобы в гневе у нее вырвалось то, о чем придется позднее жалеть. Нельзя, чтобы дочь возненавидела ее…
— Послушай, Келли… — заметив, что голос дрожит, Джулия откашлялась. — Послушай, я знаю, что ты лжешь. Я — твоя мама и всегда сумею понять, когда ты говоришь неправду. Кроме того, — она покачала головой, — у тебя это не очень складно получается. — Джулия постаралась расслабиться. — Я знаю, что ты не ходила к Шейле. Разумеется, я могу слушать твои объяснения и дальше, но мне кажется, будет лучше, если ты сама мне все расскажешь. — Джулия на мгновение прикрыла глаза и вздохнула, а затем пристально посмотрела на дочь. — Хотя я и так догадываюсь.
На испуганном лице Келли появилось упрямое выражение.
— Если ты знаешь, где я была, значит, мне нечего тебе рассказывать, так? — тихо спросила она.
И она еще смеет дерзить? Наглый ответ Келли стал последней каплей, и больше у Джулии не было сил сдерживать себя.
— Мне необходимо знать имя этого парня, — заявила она. — Я хочу узнать, что думают его родители о том, что их сын помог четырнадцатилетней девочке тайком выбраться из дома.
— Ниоткуда я тайком не выбиралась! — возмущенно воскликнула Келли. — Я только тайком вернулась.
— Келли, я не собираюсь спорить. Будь любезна, скажи мне, как зовут этого парня. Я сейчас же позвоню его родителям.
— Нет! — Глаза дочери стали совсем круглыми от страха.
— Обязательно позвоню! — пообещала Джулия.
— Но, мама… — Даже брызнувшие из глаз дочери слезы не смягчили Джулию. — Он же всем расскажет! Надо мной будут смеяться!
— Ты об этом даже не узнаешь, — ответила Джулия, — поскольку отныне ты будешь все вечера проводить дома.
— Ну и пожалуйста, запирай! Мне все равно, только не звони родителям Тайлера! — Темные глаза Келли с мольбой уставились на мать.
Джулия сжала губы. Ее трясло как в ознобе.
— Стыдись! Подумать только, моя дочь возвращается домой посреди ночи, тайком, как самая обыкновенная уличная…
Сквозь багровый туман, застилавший глаза, Джулия вдруг поняла, что это не ее слова, да и говорит их не она… Это он! Это его слова, которыми он хотел оскорбить и унизить ее. Нет, как бы обижена она ни была сейчас, нельзя, чтобы Келли испытала то, от чего довелось когда-то страдать ей самой.
Джулия провела рукой по лицу и порывисто вздохнула.
— Прости, — голос прозвучал так хрипло, словно в горле была наждачная бумага. — Наверное, будет лучше, если… если мы поговорим завтра утром. Нам обеим надо успокоиться. — Она направилась к двери.
— Нет!
Джулия изумилась, услышав непривычно резкий голос Келли, и, повернувшись, взглянула в залитое слезами лицо дочери.
— Я хочу поговорить сейчас! — сказала Келли. — Прямо сейчас. Что я такого сделала?
Вопрос девочки был исполнен неподдельной боли, однако Джулия была так сердита, что не сразу нашлась, что ответить.
— Я сходила в кино! — воскликнула Келли. — Только и всего. Я даже выбрала самый ранний сеанс, чтобы успеть вернуться домой до тебя.
— Ты сбежала в кино с тем парнем, — ровным голосом произнесла Джулия. — Сбежала после того, как я запретила тебе выходить. Ты нарушила правила, Келли. — Помолчала и повторила совсем тихо: — Ты нарушила правила.
— Чего ты от меня хочешь? — Слезы струились по щекам Келли.
— Я хочу, чтобы ты была честной. Хочу знать, что, если я попрошу тебя остаться дома, ты никуда не сбежишь. Хочу быть уверенной, что могу тебе доверять. Хочу, чтобы ты следовала правилам.
— Правила, правила, правила!!! — выкрикнула Келли с раздражением. — Ты просто хочешь, чтобы я стала такой же, как ты!
— О чем ты? — Джулия нахмурилась.
— Ты работаешь по двенадцать часов семь дней в неделю! — воскликнула Келли. — Если ты не готовишь для кого-нибудь еду, то носишься по магазинам и закупаешь провизию или названиваешь в газеты по поводу рекламы. Ты никуда не ходишь, никогда не развлекаешься! Мы с тобой никогда ничего не делаем вместе!
— Да как ты можешь так говорить? — Джулия недоуменно покачала головой. — Мы много чего делаем вместе.
— И что же, например? — с вызовом поинтересовалась Келли, не замечая, что от волнения повысила на мать голос. — Готовим? Ну да, конечно! Печем пирожки и печенье с самыми невероятными начинками. Придумываем новые гарниры из всем надоевших овощей. И все это — для чужих людей. По-твоему, все именно так и развлекаются?
Джулии действительно нравилось и готовить, и ходить по магазинам. Нравилось заниматься делами «Золотой ленты», и она получала настоящее удовлетворение оттого, что дела фирмы шли хорошо. Неужели Келли это непонятно?
— И ты еще выдумала какие-то правила! Ты же просто не умеешь развлекаться! У тебя нет друзей. Ты никуда не ходишь. Разве ты можешь решать, как мне жить, когда у тебя самой нет никакой жизни? Твоя «Золотая лента» — это не жизнь! И я не хочу становиться похожей на тебя! Ты только и делаешь, что работаешь, работаешь, работаешь! Ты не живешь! И я не буду следовать твоим дурацким правилам. Не хочу и не буду! Не буду, пока ты сама… то есть если ты сама не… — Келли задохнулась, не в силах выразить свои мысли. — Просто не буду, и все, черт бы все побрал!
Глядя в глаза дочери, Джулия вдруг поняла, что Келли представляет ее жизнь как безрадостный и никому не нужный труд.
Тут только Джулия сообразила, что с ней. Она оскорблена. Обижена до глубины души. Практически унижена. И кем? Собственной дочерью!
Глаза оставались совершенно сухими, но сердце терзала такая мучительная боль, что терпеть не было сил. Джулия молча вышла из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь.
— Послушай, Райан, — заговорила Шарлотта, когда они пили кофе в четверг утром, — что тебе действительно нужно, так это женщина.
Вот уже четыре дня Райан жил в состоянии постоянного страха и паники, однако сейчас это не помешало ему изумленно взглянуть на кузину.
— Ты что, смеешься? — недоверчиво поинтересовался он. — Я же как раз и пытаюсь отделаться от женщины.
— Мне ли не знать! — пробормотала Шарлотта. — Сколько я тебя помню, ты только и бегаешь от них!