— Бедняга Клаус, — сказал ему Крис, почесывая подбородок. — Придется тебе сегодня есть на завтрак мою отраву. И завтра, и послезавтра, возможно, тоже, потому что, насколько я знаю, индийские свадьбы длятся не меньше трех дней. А вы, как я вижу, знакомы? — спросил он, переводя взгляд с Клауса на Кэрол.
— Да. Я подобрал вчера эту милую девушку в Нижнем Нагире. Она растерянно оглядывалась по сторонам, и я понял, что она ужасно разочарована. Когда я приехал сюда впервые, со мной было то же самое. Я остановил свой байк у дороги и долго, как дурак, пялился на гору. Потом Сурендра появился на своей веранде и показал мне рукой на дорогу вверх.
Крис вытащил на веранду еще один стул. Клаус уселся и взял в руки меню. Но тут же перевел взгляд на стол.
— А вы, как я погляжу, уже позавтракали? Судя по пятнам на тарелках, это были омлеты. И поскольку от них ничего не осталось, они были вкусные, — размышлял Клаус. — Крис, можно мне такой же омлет? И чашку кофе, очень черного и крепкого.
Кэрол поднялась.
— Крис, спасибо за завтрак и за компанию. Я бы хотела расплатиться, — сказала она, увидев, что он собирается снова исчезнуть в доме.
— Может, выпьешь еще чашку чаю? — Он задержался в дверях и улыбнулся. — За счет заведения.
О Господи, почему этот мужчина так привлекателен? И почему он не хочет, чтобы она уходила? Она растерялась под его взглядом.
Но ей на помощь пришел Клаус.
— И правда, Кэрол, выпей еще чаю, куда тебе торопиться. А если подождешь, пока я поем, можем вместе сходить в храм Кришны. Он находится на холме, в двадцати минутах ходьбы отсюда. Говорят, что он стоит здесь еще со времен «Махабхараты», и его построили Пандавы, когда скитались по здешним местам в изгнании. Оттуда открывается изумительный вид на долину.
Крис сурово глянул на Клауса. Похоже, ему это предложение было не по душе. Оба мужчины уставились на нее.
— Согласна, — неожиданно сказала она. — Еще один чай, а потом прогулка. Звучит заманчиво. Тебе, Клаус, видимо, суждено быть моим нагирским гидом.
Крис стоял на кухне и ожесточенно колотил вилкой в миске, взбивая яйца.
Черт, почему он так огорчился, когда Клаус пригласил эту хорошенькую, тоненькую, белокурую американскую девочку на прогулку? Какое ему дело, куда и с кем она пойдет? Неужели снова очаровательная женщина пытается вторгнуться в его безмятежное, свободное, холостяцкое существование?
Еще вчера, когда он впервые увидел ее, его сердце подозрительно дрогнуло. Глупое, смешное сердце, которое вечно напридумывает чего-то, нафантазирует, вознесет тебя к вершинам сладких восторгов, а потом вдруг уронит в бездну обывательщины, в скучный, маленький, ограниченный мирок привычек и обязанностей. Так было с Элен, так будет со всеми другими женщинами. Сначала ты, как ослепленный болван, поклоняешься им, жертвуешь собой, пытаешься ублажить, сделать их жизнь богатой и наполненной, а они постепенно начинают использовать тебя, требовать и диктовать, пытаясь подрезать тебе крылья и потуже затянуть узел на твоей шее.
Ну и что, что эти огромные глаза смотрят с такой невинностью. Знаем мы эту женскую невинность. Вначале все они — ласковые, игривые киски, но стоит тебе открыть им свое сердце, как они превращаются в пантер и вонзают в твое сердце стальные коготки.
Сам-то он тоже хорош. Еще вчера было ясно, что эта американская куколка опасна. Весь вчерашний вечер он не мог забыть, как, неуклюже стряхивая с ее блузки свой кулинарный шедевр, ощутил под тонкой тканью нежные бутоны ее сосков. И как потом она залилась смехом — звонким, заразительным. Но кто же, интересно, тот осел, который вчера клялся себе, что не будет ни смотреть на нее, ни улыбаться, а сегодня, как только увидел ее изящную фигурку на дороге, так разволновался, что чуть не свалился с веранды, и давай ей ручкой махать и потом танцевать вокруг нее. И как он размяк, когда она похвалила его еду. Тюфяк! А потом вдруг уставился на нее и вообразил, что она с ним кокетничает.
Нет, ни одной женщине не дано понять его, ни одной из них не известно о стремлении духа к познаниям, о страсти к свободе и о тех высоких радостях, которые они приносят.
Крис отставил миску со взбитыми яйцами в сторону и принялся мелко крошить лук, помидор и грибы.
Так, нужно усмирить разбушевавшиеся гормоны и держать себя в руках — быть веселым и равнодушным. Ну и что, что ему показалось, будто в этой девочке есть что-то необычное? Какой-то настоящий огонь… Какое ему дело до нее? Он почти год продержался без женщин и, если сейчас устоит, то сможет и дальше жить без них долго и счастливо, без облаков над головой и бурь в душе.
Он смешал накрошенные продукты с яйцами и вылил колоритную массу на шипящую сковороду.
Пока Клаус с молчаливым удовольствием ел свой слегка пережаренный омлет, Кэрол пила чай и разглядывала лужайку. Они были на веранде одни. Крис возился на кухне: сказал, что хочет приготовить к ланчу любимый всеми его друзьями банановый пирог.
На лужайке у склона красовалось три молодых фруктовых деревца, а возле веранды рос огромный куст лиловых гортензий.
Кэрол любовалась цветами, когда увидела на тропинке приближающуюся к дому фигуру индианки в зеленом сари. Это была женщина средних лет. Она выглядела уставшей, но в ее глазах блестели веселые огоньки. Женщина поднялась на веранду, улыбнулась им и, почтительно сложив ладони, поприветствовала:
— Намасте!
— Намасте! — в один голос ответили ей Кэрол и Клаус.
Женщина сбросила резиновые шлепанцы и вошла в дом.
— Кто она? — спросила Кэрол у жующего Клауса.
— Служанка, помогает Крису убирать кафе и мыть посуду. Она из местной бедноты. Говорят, в молодости она была проституткой. Муж рано умер, и его жадная родня отняла у нее дом и сад. Она осталась с двумя детьми и поселилась в хижине в лесу. Говорят, она была очень красивой, мужики сходили по ней с ума. Нужда заставила ее заняться проституцией.
Кэрол задумалась.
— Эта женщина работает у Криса вот уже третий сезон, — продолжал Клаус. — Мне кажется, ему просто жаль ее, и он пытается ей помочь. Он неплохо платит ей, а, уезжая из Нагира, всегда оставляет небольшую сумму денег и покупает одежду и школьные принадлежности детям. Да, не все в этих райских деревушках процветают. Те, у кого есть свои фруктовые сады, живут побогаче. Остальные — либо работают на них, либо обслуживают туристов в сезон: сдают жилье, открывают чайные и ресторанчики. Поживешь здесь, сама все увидишь. Ты ведь не собираешься еще уезжать?
— Нет. Думаю, пробуду здесь около месяца.
Он проглотил последний кусочек омлета, запил его кофе и встал.
— Ну как, мисс, готова к прогулке?
— Готова.
Клаус заглянул в дом и прокричал:
— Крис, мы отбываем! Заплачу тебе позже, когда приду на пирог!
— Приятной прогулки! — донесся голос Криса из глубины дома.
Кэрол и Клаус медленно поднимались по широкой, выложенной камнем, виляющей тропе, ведущей через могучий сосновый лес.
— Ты так хорошо знаешь эту страну. Похоже, ты в Индии не первый год? — спросила она и остановилась, чтобы перевести дыхание.
— Пятый. До этого пять лет колесил по свету и вот наконец нашел то, что искал.
— И что же ты нашел? — любопытствовала Кэрол.
— Покой и свободу. Здесь никто не говорит тебе, что ты должен делать. Ты не должен выполнять чужих приказов. Никакого политического маразма. Здесь чувствуешь себя просто человеком.
— А чем ты раньше занимался?
— Я — бывший военный. В восемнадцать лет ушел в армию, потом служил в специальных частях. Был молод и глуп. Хотел стать настоящим мужчиной. Нас дрессировали, как скотину, фаршировали мозги идеями о патриотизме, долге и чести. Потом я женился, и на мне повисло еще больше ответственности и долга. Но в один прекрасный день я узнал, что жена изменяет мне, а армия использует. И я взбунтовался — бросил и армию, и жену. Все, что у меня было, оставил жене и пустился бродить по миру.