— Я уже большая, — решительно заявила она.

Народу собралось видимо-невидимо. Правая сторона Холма, более пологая и ровная, предназначалась для детей в возрасте Сары и младше; левую оккупировали ребята постарше и сноубордисты. Глядя на них, Майк вспомнил времена, когда и сам приходил сюда. Если матери удавалось замаскировать тональным кремом синяки и ссадины на лице, она присоединялась к группе прочих мамаш и вступала с ними в разговоры, покуривая «Кулз», и они вместе наблюдали за тем, что вытворяют их дети. А те, например, вставали на дешевые пластмассовые санки и устраивали настоящие гонки с горы. Билл мог запросто врезаться в него и нарочно толкнуть, так что Майк кубарем летел по заснеженному склону, хохоча во все горло. Тогда смеялись все, включая даже матерей. В те времена считалось нормальным, что дети катаются и падают. Они набивали шишки, расшибали лбы, но упрямо поднимались на самый верх, чтобы снова съехать вниз, набить синяк или вылететь из санок.

— Папочка!

Майк опустил взгляд на дочь и увидел, что та остановилась и показывает на вершину Холма.

— Это Пола, папочка! Там Пола! Она сейчас поедет вниз!

По склону на синих круглых надувных санках мчалась Пола, старшая дочь Билла. Майк уже собрался окликнуть ее, чтобы предупредить насчет бугорка, но опоздал — Пола взлетела в воздух. Бугорок был не больше фута, но Пола прозевала его и оказалась не готова к приземлению. Санки ее ударились о землю, подпрыгнули, и девочка, не удержавшись, пропахала носом заснеженный склон.

— Я хочу кататься с Полой, — заявила Сара.

— Пойдем, — согласился Майк и протянул руку.

Но Сара оттолкнула ее.

— Нет, папочка, я поеду с Полой сама.

— Поле восемь лет.

— Ну и что?

— А то, что тебе всего шесть.

— С половиной, папочка. Мне шесть с половиной лет.

— Букашка…

— Я тебе уже говорила, что мне не нравится, когда ты меня так называешь.

«Господи, опять ее обуяла самостоятельность!»

— Ты права, прости меня, — сказал Майк и присел на корточки, чтобы взглянуть ей в глаза. Очки Сары запотели, капюшон розовой куртки плотно облегал голову, и ветер трепал искусственный белый мех. — Я всего лишь хочу сказать, что Пола старше и крупнее тебя. Склон, по которому катаются большие ребята, очень неровный, а некоторые дети еще и устраивают там трамплины. — Он показал на место, где только что грохнулась Пола. — Если ты попадешь на такой вот бугорок, то взлетишь в воздух.

— Как птичка?

Похоже, подобная перспектива привела Сару в полный восторг.

— Когда ты упала с санок в прошлый раз, то ударилась об лед и набила шишку на голове, помнишь?

— Еще бы. Мне было очень больно.

— Поэтому давай скатимся вниз вместе, — сказал Майк и протянул дочери руку.

— Нет, — заявила Сара, оттолкнув его. — Я хочу поехать с Полой.

Глядя на нее, он вспомнил, как прошлым летом учил Сару плавать. Тогда она наотрез отказалась надевать надувные нарукавники и с негодованием отвергла его помощь. Майк предоставил ей поступить по-своему и ничуть не удивился, когда она камнем пошла на дно. Не успел он ее вытащить, как Сара пожелала попробовать еще раз, — и снова сама. Ему настолько нравилась эта черта ее характера, ее упрямство и непоколебимое стремление поступить по-своему, что пришлось изо всех сил постараться, чтобы не улыбнуться.

— Нет! — вновь прозвучал у него в памяти голос Джесс. — Не вздумай позволить ей съехать с Холма самой. А что, если она упадет и расшибется по-настоящему? Что, если она сломает ногу или разобьет голову… Господи Иисусе, Майкл, ты только посмотри, она еще совсем малышка. А что, если…

«А что, если ей будет весело, Джесс? Ты никогда не думала об этом?»

«Твоя мать никогда и ни во что не вмешивалась, — добавил другой голос. — Ты хочешь, чтобы твоя дочь выросла женщиной, которая боится высказать свое мнение? Если ты позволишь Джесс убить в Саре эту черту, она закончит тем, что выйдет за кого-нибудь наподобие твоего старика. Разве такой жизни ты хочешь для нее?»

— Папочка, Пола собирается подниматься наверх. Можно мне пойти с ней, пожаалуйстааа…

— Сара, посмотри на меня.

Она расслышала строгие нотки в его голосе и вскинула на него глаза.

— Ты поднимешься наверх вместе с Полой и съедешь вниз с ней же, поняла?

— Поняла.

— Что я сказал?

— Подняться наверх и съехать вниз вместе с Полой.

— Хорошо. Я останусь здесь и буду ждать тебя рядом с крестным, договорились?

Сара улыбнулась, обнажив кривые верхние зубки и две дырочки на месте нижних, — и эта ее улыбка вдруг резанула его по сердцу, и Майк отчего-то испугался. Она схватила веревку от санок и затопала по снегу, крича Поле, чтобы та подождала ее.

«Ты понимаешь, что наделал?»

Да. Он совершил худший из родительских грехов: встал на сторону ребенка. И знаете что? Оно того стоило. Настоящая жизнь, с ее подлыми ударами исподтишка и кучей дерьма, готового вылиться на вас, никуда не денется. А вот шесть лет — прошу прощения, шесть с половиной! — бывает только раз в жизни, и если ради этого ему какое-то время придется пожить в собачьей конуре, значит, так тому и быть.

Билл О'Мэлли стоял в гордом одиночестве, поодаль от остальных родителей, сбившихся в небольшие группки. Они негромко переговаривались и, как подметил Майк, го и дело бросали на Дикого Билла нервные взгляды. Ох уж этот Билл, говорили люди, многозначительно покачивая головами. Озорство и жизненная энергия так и прут из него. У него явно не все дома.

Все в городе знали историю, приключившуюся с Биллом, когда ему было двенадцать и он решил подвезти приятелей до школы, после чего стал бостонской знаменитостью в разделе, претендующем на остроумие, под названием «Самые идиотские поступки в исполнении детей». Но, пожалуй, именно фокус, который он выкинул в одном из футбольных матчей серии плей-офф, когда учился в выпускном классе, закрепил за ним репутацию больного на голову.

Футбольная команда средней школы Белхэма впервые пробилась в финальную часть турнира, и одним холодным и облачным ноябрьским днем весь город собрался на стадионе в Дэнверсе, чтобы посмотреть, как их ребята сыграют против богатеньких снобов из частной средней школы имени Святого Марка. Когда до конца игры оставалось тридцать секунд и сорок ярдов до зачета, судья свистнул неправильно, чем лишил Белхэм первого чемпионского титула. Билл врезался в рефери, опрокинул его на землю, прежде чем тренер успел вмешаться, сорвал с него небольшую накладку из искусственных волос и, держа ее высоко над головой, совершил круг почета по стадиону под восторженные крики болельщиков Белхэма.

— Когда ты вырастешь и женишься, надеюсь, у тебя родятся девочки-близняшки. Я очень хочу, чтобы они были похожи на тебя, — заявила сыну после игры отчаявшаяся Клара О'Мэлли.

Как раз этой весной, если верить УЗИ, у Билла должны были родиться девочки-близнецы — так, во всяком случае, говорила его жена Патти. Пола О'Мэлли была его старшей дочерью и лишь в возрасте восьми лет унаследовала жестокое чувство юмора, которым так славился ее папаша. На прошлой неделе ее в первый раз оставили после уроков для разбирательства, когда выяснилось, что она принесла в школу подушку-пердушку и подложила ее учительнице на стул.

Билл заметил знакомый розовый комбинезон, карабкающийся на гору вместе с его дочерью, и повернулся как раз в тот момент, когда к нему подошел Майк. С нижней губы Билла свисала струйка слюны с жевательным табаком пополам, а на глаза была низко надвинута черная бейсболка «Харлей Дэвидсон». В мочках ушей покачивались маленькие золотые сережки.

Билл подался к нему и прошептал:

— Нет, серьезно, Джесс не ревнует, когда ты надеваешь ее куртку?

Куртка, о которой шла речь, рождественский подарок Сары, была сшита из черной шерсти и кашемира. Впрочем, самым важным было то, что она все еще оставалась чистой и новой, — в отличие от выцветшей голубой куртки самого Билла с эмблемой «Пэтриотс», которая досталась ему еще в начале восьмидесятых. Но Билл наотрез отказывался расставаться со старой и потрепанной одежкой с надорванным карманом до тех пор, пока «Пэтриотс» не выиграют Суперкубок Лиги.