— Ты слышала большую часть из того, о чем мы говорили, да?

Вздрогнув, Грир посмотрела на Эндрю.

— Да, — ответила она, ощущая, как кровь отхлынула от лица.

— Наверное, ты шокирована.

— Да. Я...

— Тебе не обязательно что-то говорить, — перебил он. Слабо мерцавшие на панели цифры отбрасывали размытые голубые полосы на его лицо.

Что это он имеет в виду?

— Но я хочу сказать еще кое-что, — не согласилась Грир. — Я много чего еще хочу сказать.

— Не сомневаюсь, — насмешливо заметил Эндрю. — Каково было услышать, что тебя называют удобным прикрытием для гомосексуалиста? Если тебе не слишком противно находиться со мной, то я отвезу тебя домой так скоро, как позволит этот отвратный ливень.

Ее злость постепенно перерастала в самую настоящую ярость. Щеки, казавшиеся влажными, вспыхнули.

— По-твоему, я поверила в ту чушь, которую нес Боб?

— Не он придумал эту чушь, — резко ответил Эндрю. — Теперь за мои новые предпочтения отвечает многоуважаемый Уинстон Кувер. Если они, конечно, новые. Ведь вполне возможно, что все это время я просто маскировал свои истинные наклонности, и вот наконец они всплывают на поверхность. Об этом ты сейчас думаешь, Грир?

Грир не верила своим ушам.

— Да как ты смеешь? — произнесла она тихим голосом, предвещавшим гневную тираду. — За кого ты меня принимаешь? Я знаю тебя, Эндрю. Ты заботлив и чуток к окружающим, потому что можешь себе это позволить. Тебе не нужно ничего доказывать... никому. — Ее горло болезненно сжалось, и она подавила кашель. — Меня возмущают твои выводы. Никто бы не поверил в такую грязную чушь, и даже если ты в этом сомневаешься, то, по крайней мере, я-то уж точно последняя, кто мог бы так ошибиться.

Наступила мучительная тишина, в которой пронеслись эхом слова Грир. Когда она уже стала гадать, о чем теперь думает Эндрю, он заговорил:

— Спасибо за проявленное доверие. Очень мило с твоей стороны.

Мило!Скрестив руки на груди, Грир откинулась на спинку сиденья и повернула голову к окну. На нее нахлынула волна адреналина, затушившая вспышку гнева. Он не доверяет ей. Но вместо того чтобы воспользоваться отличным предлогом и исчезнуть из жизни Эндрю, она жаждала его доверия.

Колючие ветки кустарников царапали окна. Путь лежал через каньон, тьму которого прорезала только полоска желтого света фар.

— Грир, — тихо проговорил Эндрю, когда они свернули на запад.

Она не взглянула на него.

— Да.

— Ты не вернешься со мной в Рингстэд? Кажется, мне необходим кофе... или что-нибудь покрепче. Мне бы очень хотелось, чтобы ты была рядом. Я пойму, если ты не захочешь.

Она должна покончить с этим прямо сейчас, если у нее достанет ума.

— С удовольствием, — ответила она. О, Бэкетт.

Они не разговаривали всю оставшуюся дорогу. Эндрю преодолел трассу с препятствиями до открытых ворот Рингстэд-Холла и теперь ехал по тисовой аллее. Грир почти осязала, как стремительно и в разных направлениях движутся их мысли. Она могла попросить Эндрю подвезти ее до дома, но его одиночество и боль были настолько подавляющими, что передались и ей. Этот мужчина в ней нуждался.

— Устроимся в гостиной, — произнес Эндрю в попытке восстановить нормальную беседу. — Там теплей. Наверху у меня нет кухни, так что придется мужественно встретить ужасы старой, в цокольном этаже. Возможно, она покажется тебе любопытной.

Он говорил торопливо, и в голосе его сквозило облегчение. Этим вечером Эндрю не хотелось быть одному, а Грир хотя бы ненадолго спасет его от одиночества.

— Я видела кухню, когда впервые приехала в дом, — развила Грир начатую им тему. — Она прекрасна. Вот будет здорово оказаться там без пятидесяти охающих и ахающих туристов. Нам придется разжигать плиту бревнами, чтобы подогреть воду?

Эндрю рассмеялся:

— Микроволновка бывает тщательно спрятана в дни посещения туристов. У меня даже есть кофеварка. — Он подъехал к боковому входу. — Подожди, я помогу тебе. Там слякоть.

Не спрашивая ее разрешения, Эндрю быстро обошел машину и поднял ее на руки. Грир едва различала звук его шагов, хлюпавших по слякоти. Его аромат, ощущение близости его тела заставили ее забыть о прежних впечатлениях дня. Зайдя в дом, он опустил Грир, и ее ноги коснулись каменной плитки.

— Вот. Не хотелось, чтобы ты испортила свои сногсшибательные туфли, — поддразнил он ее.

Когда Грир подняла голову, Эндрю улыбнулся ей, и она заметила, как он судорожно сглотнул. В желаниях Эндрю Монтхэвена не было ничего предосудительного — и в ее собственных, наверное, тоже. Но все это становилось слишком опасным и неподвластным контролю.

— Отведи меня на кухню, — проговорила она как можно небрежней.

Окруженная живыми свидетельствами былого величия этого особняка, Грир на время забыла об Эндрю и собственных переживаниях. Тем временем, порывшись в шкафах, мужчина извлек кофеварку, засыпал кофе и поставил на поднос кружки.

Отодвинув стул от полированного деревянного стола в середине комнаты, Грир села и принялась разглядывать обстановку. Над плитой и в углублении для хранения бревен висели наборы железных кастрюль. У побеленной стены стояла двойная раковина на ножках, а в маленькой внутренней комнатке справа она заметила еще одну раковину. Должно быть, посудомоечная.

Вдоль стен тянулись застекленные шкафчики, доверху наполненные фарфоровыми сервизами и другой утварью. Столешницы так же, как и обеденный стол, были из полированного дерева, поистершегося по краям от долгих лет службы. Грир тут же представила себе полных женщин в несвежих белых чепцах и длинных хлопковых платьях за работой. Для того чтобы приготовить еду, соответствующую величию столовой, которую им демонстрировали на экскурсии, требовалось, должно быть, немало рабочих рук.

— Голодная?

Оторвавшись от фантазий, Грир непонимающе посмотрела на Эндрю.

— О нет, — ответила она. — Вовсе нет. Но пускай это не мешает тебе самому чем-нибудь перекусить.

— Мне что-то тоже не хочется. Кофе готов, если хочешь. — Прислонившись к столешнице, он оценивающе взглянул на Грир. — Ты только что витала где-то в сотнях километров отсюда, не так ли?

Она смущенно засмеялась:

— Скорее в сотне лет. Я представляла, что творилось на этой кухне во время больших торжественных вечеров, когда дом был полон народу.

— К тому времени, когда я родился, такого уже почти не было, — проговорил Эндрю вполне равнодушно. — Как и материальных излишеств, растраченных на всякую ненужную роскошь и пустое позерство. Конечно, любопытно было бы понаблюдать за этим, но в наше время такому расточительству уже не найдется оправданий — да и тогда-то их не было.

Приглашая ее следовать за ним, он вышел из кухни.

Оказавшись в крыле Эндрю, они проследовали мимо кабинета и зашли в маленькую комнату с темно-коричневыми стенами, украшенными рельефами в форме лавровых венков, и с резным гипсовым потолком. Он поставил поднос на письменный стол из красного дерева и зажег бревна в изящном черном камине.

Створчатые ставни в углубленном оконном переплете были раскрыты, уютный диванчик у окна с пухлыми подушками. Шторы украшал цветочный узор в золотистом, темно-синем и гранатовом тонах, и, когда огонь в камине разгорелся, розовые тени запрыгали по стенам и потрепанной мебели.

— Ну вот, — объявил Эндрю. — Выбери место, а я пока разолью кофе. Пожалуй, добавлю каплю виски в свою чашку. Тебе плеснуть?

— Давай. — Грир повернулась лицом к мягкому дивану и краем глаза заметила еще одну комнату за двойными дверями. Широкая кровать, застеленная простым кремовым покрывалом. Комод с несколькими ящиками. Картины маслом на стенах. И книги — повсюду. Спальня Эндрю. Она судорожно сглотнула и направилась к дивану возле окна.

Эндрю сел рядом с ней.

— Это мое любимое место, — признался он. — Мое окно в мир. Когда был ребенком, я часто приходил сюда под любым предлогом. Чтобы подумать. Или спрятаться, когда не хотел, чтобы меня нашли. Пожалеть себя.