—    

Все верно!

Жан-Пьер тут же вспомнил, что расска­зывал ему Натанаэлъ, но не испытывал ни

малейшего желания спорить об этом, с Гюго Бульо. Он лишь быстро спросил:

—   

Как поживают ваши поиски реликвий для ордена и Франции, фрадре?

—   

Как никогда хорошо, сын мой! Силой мы, конечно, сейчас не можем забирать святые косточки из церквей схизматиков, тем паче что король Людовик почил в бозе, а воины по­кинули Святую землю. Но покупать еще как можем. Вот совсем недавно приор маленького монастыря схизматиков с Кармеля был у меня в гостях. В его церкви есть реликвии некото­рых святых

С этими словами монах вытащил из кар­мана сутаны маленький металлический реликварий и протянул Жану-Пьеру. Там лежала какая-то косточка.

—   

Это кость святого великомученика Сте­фана, — объяснил Гюго де Бульо. Вытер лоб огромным платком, а когда Жан-Пьер вернул ему реликварий, завернул его в этот платок.

—   

Эх, найти бы более важные реликвии, иг­лы от тернового венца, гвозди с распятия...

—   

Плат Вероники...

—   

Ах, да что там плат!

Жан-Пьер взглянул на руки монаха. В них было что-то грубое, примитивное. Тыльная сторона ладоней поросла черными волоска­

ми, кожа проглядывала бледная. Пальцы были слишком коротки, ногти обломаны, с черным ободком.

Юный рыцарь все же решился и произнес:

—   

А я так рад, что крестовый поход закон­чился. .. и мир воцарится между мусульманами и христианами...

Глаза Гюго де Бульо опасно блеснули.

—   

Что, черт побери, ты думаешь, Жан-Пьер де Вуази?

Воцарилось напряженное молчание. Это молчание монаха не удручало. Он упивался им

—   

Крестовый поход не соответствует моим нынешним моральным представлениям,

—   

Сдается мне, что ты переменил, свое мнение в обществе того проклятого иудея?

—   

Да, благодаря моей дружбе с ним и с младшим сыном эмира Туниса. Почему нам троим удалось найти общий язык, а вы все раздуваете ссоры?

—   

Твоя приверженность миру делает тебе честь, барон,

—   

Думаю, мы поймем друг друга,

—   

Забыл, что всем должен быть благодарен Церкви? И титулом, и землями...

—   

Я ведь не только сын аристократа, но в первую очередь просто человек.

—   

То, что ты говоришь, ересь!

Жан-Пъер вовсе не желал ссоры со старым монахом. Какой смысл в их споре?

—   

Я многое увидел в этом походе,

—   

Так, так! Взгляд на Иисуса изменился... Это все тот рабби!

—   

Да, я сдружился с этим молодым иуде­ем,

—   

Ценные вещи? Что может быть ценного в религии, от которой отказался Господь, ко­гда бывший его избранный народ распял Иисуса Христа?

Жану-Пьеру показалось, что его ударили. Столь яростен был взгляд францисканца.

—   

Или ты принял иудаизм? Уже и обрезание прошел?

Жан-Пьер старался говорить спокойно:

—   

Я по-прежнему христианин и им останусь, фрадре! Но благодаря моему иудейскому другу я лучше понял Христа как иудея и человека.

—   

Как иудея и человека? Да ты должен пасть пред Богом на колени и молиться. А ты его... человеком!

—   

Разве в Священном Писании не сказано, что Иисус мог плакать?

Гюго де Бульо скривил губу.

—   

Плакал из-за грехов наших,

—   

Да разве на свадьбе в Кане в кругу своих друзей Иисус сидел с постным лицом?

Монах поднялся из-за стола:

—   

Жан-Пьер де Вуази, твой образ мыслей опасен! Ты сам опасен!

—   

Опасен?

—   

Меня ужасает мысль, что ты повезешь иудейскую ересь на родину, еще не оправив­шуюся от ереси катаров!

—   

Я постараюсь рассказать людям о том, что думаю о Христе,

—   

Наверное, твой иудейский дружок тебе поможет в этом?

—   

Да,

—   

Барон де Вуази!

Вуази ушел, не дожидаясь благословения мо­наха.

Ученые и судмедэксперты долго изучали изображение на плащанице. Судебный эксперт Бэклин пишет, что «каждая рана была нанесена самым настоящим образом и соответствует то­му типу орудия, которым ее наносили. Каждая рана кровоточила так, как это обычно бывает при таком ранении».

Удивительно неподдельное мужество ученых. На это страшно смотреть, по всему телу нане­сены травматические повреждения. Жестокое бичевание, которому подвергся человек, завер­нутый в плащаницу, оценивается примерно в 60-120 ударов плетью с двумя или тремя хво­стами, в концы которых были вделаны металли­ческий гвоздь, гирька или шарик. 98 отпечат­ков таких ран запечатлелось на плащанице!

Вспомните текст Евангелия от Иоанна (19:1-5): «Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его. И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову, и одели его в баг­

ряницу, и говорили: радуйся, Царь Иудейский! И били Его по ланитам». Терновый венец и в самом деле остался страшной памяткой на изображении с плащаницы.

На обоих коленях имеются ушибы, а на ле­вой коленной чашечке порез от повторных па­дений в то время, когда истязуемого уже вели на Голгофу.