После этих слов Блейн должен был выглядеть ощетинившимся, рассерженным, защищающимся или… ну, каким-нибудь… А он, свободно откинувшись на спинку, выглядел слишком расслабленно для парня, у которого меняется судьба. Очевидно, развод был для него не очень понятной вещью, что-то вроде движущегося дома.

— Ты разыскивала меня? — Слово «развод» Блейн как будто и не услышал, а остальное так много значило, что он придвинулся и поставил локти на стол.

У него были крепкие мускулистые руки, покрытые легким пушком. Кэмрин нравилось водить по ним пальцами, повторяя линии мускулов. Это было тогда, когда она открывала для себя его тело… Когда они поженились, он легко поднял Кэмрин этими руками и внес в мрачноватый номер мотеля на окраине провинциального городка.

Лучшего они не могли себе позволить, но это не имело никакого значения. Не имела значения неоновая реклама, яркими цветами вспыхивающая время от времени за окном, не имели значения как будто глиняные матрасы, совсем не важен был безобразный палас на полу. Все это меркло, исчезало перед осознанием того, что они в объятиях друг друга впервые как муж и жена.

Боже, с тех пор прошла целая жизнь! Все это происходило в ее далеком прошлом, почему же она чувствует, как между ними словно электрический ток прошел?

— Да, я искала тебя, почти год искала. Хотела передать бумаги для развода.

— Ох, всего лишь год?

В очередной раз он сумел не услышать слова «развод». Оно так и висело между ними. И даже утратило свое значение, потому что Блейн, не отрываясь, внимательно и любовно смотрел на Кэмрин, и она почти физически ощущала этот взгляд.

— Мне больше нравится, когда у тебя волосы распущены, — и, прежде чем Кэмрин успела моргнуть, Блейн потянулся к ней, взял толстую прядь волос и крутил ее в руках со странным, мечтательным выражением лица.

— Я работаю в сфере обслуживания, причем кормлю людей. Длинные волосы в моей деятельности неуместны. Приходится скалывать их сзади.

— Но иногда ты же распускаешь их…

Он спрашивает, бывает ли она в обществе? Встречается ли с кем-нибудь?

Хм-м… Если посчитать кофе с Ларсом Личем или ужасный обед с Деном Дрэгом, то можно сказать — да, встречается. Дважды за шесть лет. Но и эти два раза — слишком много, потому что ни один из этих парней не был Блейном. Ни один из них не вызывал в ней ничего похожего на тот интерес, который она испытывает к человеку, сидящему сейчас напротив.

— Не спорю, признаю себя виновной. Я — трудоголик. Хочу, чтобы моя кофейня была самой лучшей, хочу вложить в нее все возможное.

— Работа — это не все.

Неожиданно и вдруг изменилась атмосфера, но Кэмрин не могла бы объяснить это. Только что Блейн сидел свободно и расслабленно, легко болтал с ней и шутил, а в следующее мгновение уже был сильно напряжен — это было заметно даже по сложенным рукам.

На столе стояла забавная бутылка красного стекла с водой. Кэмрин наполнила свой стакан, отметив мысленно, что стоит завести что-нибудь подобное в «Убежище».

— Для меня — все.

Он помолчал, потом заговорил медленно, тщательно подбирая слова:

— Знаешь, я хочу выяснить, еще кто-нибудь участвует в нашей пьесе?

Естественно было бы отделаться от него любыми словами, возможно, слегка приврать и добиться развода, который она должна была бы получить годы назад. Но вместо этого она тянула время, отламывала вилкой кусочек торта, маленькими глоточками смаковала шоколадный мусс.

— Кэм, ответь, это простой вопрос.

— Нет никого. — Откашлявшись, тихо и совсем нейтрально она произнесла: — А у тебя?

Это не ее дело. И не имеет для нее никакого значения. Просто обычное женское любопытство…

Блейн вновь поставил локти на стол, наклонился еще ближе к ней, сказал так же тихо, как она:

— Никогда никого не было кроме тебя. Всегда ты, и только ты, — он вновь накрыл своей ладонью ее руку и начал слегка поглаживать пальцами нежную кожу, отчего по ее телу пробегала дрожь. — Знаешь, я простой парень, и я слишком стар для всяких игр. Хочу, чтобы мы заново узнали друг друга. Проводили время вместе. Можно вместе обедать, ходить в кино, пить где-нибудь кофе, да что угодно! Теперь твой ход.

Кэмрин была захвачена искренностью его тона, бесхитростным выражением серых глаз, к тому же она продолжала ощущать электрические искры между ними.

— Ты это серьезно?

Он хотел, чтобы у них был еще один шанс? Или просто оказался в Мельбурне проездом, почувствовал себя одиноко и решил навестить старую любовь? Посмотреть, каково ей без него?

Конечно, она давно уже городская девушка со здравым смыслом, находчивая и уверенная в себе, но иногда, к ее удивлению, в ней неожиданно просыпалась простенькая Кэмми из поселка с поэтичным названием Радужный Ручей, наполняя ее беззащитностью, сомнениями и самообвинениями.

Часть ее, причем большая часть, была готова громко закричать «да!», хотя Кэмрин не была так наивна. Она разыгрывала партию «развод», но короткое время, проведенное с Блейном, взбудоражило ее гормоны, и теперь все в ней кричало: «Бери меня, я по-прежнему твоя».

Никогда и ни к кому Кэмрин не испытывала такого влечения. Влечения, которое заставляло тело расплавляться даже от мимолетного легкого прикосновения, влечения, из-за которого девушки забывают обо всем, забывают о своих целях…

Слава богу, Кэмрин хорошо усвоила, что самое важное — как раз не отвлекаться от своих целей. Ни в коем случае!

Она выпрямилась, собрала все, что осталось от здравого смысла, мысленно очертила вокруг себя спасательную границу и сказала:

— Я не собиралась сегодня говорить о нас.Я хотела обсудить дела.

К чести Блейна, только глаза выдали его разочарование — он так и не получил от Кэмрин прямого ответа. Он с готовностью улыбнулся:

— Мне кажется, здесь и говорить особенно не о чем. Ребята рассказали мне, чего ты хочешь. Я как раз тот человек, который тебе нужен. Все очень просто.

Просто? Он что, совсем спятил?

Слово «просто» не только не подходит к этой ситуации, даже и отдаленно не напоминает ее. Блейн объявился ниоткуда, говорит еще об одном шансе для них, а она, конечно, очень хочет организовать переделку своей квартиры. Какая-то нелепая мешанина. Можно говорить об этом что угодно, только не то, что это «просто».

— А что, если… — Кэмрин осторожно тронула языком нижнюю губу, размышляя, повести ли ей себя грубовато и прогнать его или не обращать внимания на собственное сердце, которое останавливается от его улыбки, и сфокусироваться на деловой части их общения?

— Может быть, ты хочешь без личного общения со мной воспользоваться моей профессиональной квалификацией? — предложил он.

Кэмрин покраснела, не удивляясь, впрочем, что Блейн, как и прежде, так прекрасно понимал ее. Правда, от этого не становилось легче.

В этот момент маленькая девочка за соседним столиком громко и радостно засмеялась — официант поставил перед ней зеленоватое желе с плавающей в нем шоколадной жабой. Мама девочки любовно погладила ее лобик, а отец потрепал светлые кудряшки.

Кэмрин почувствовала, как она холодеет. Ребенок — то, чего у нее не будет никогда…

Она не думала, что так страстно хочет детей, пока не выяснилось, что лишена этой возможности. Возможности, которая раз за разом таяла с каждым пребыванием в больнице в мрачные годы после ухода Блейна. Это был последний удар, завершивший жуткий список потерь того, что по-настоящему важно в жизни.

Муж. Родители. Возможность иметь детей.

Она продолжала разговаривать с Блейном, стараясь отвлечься на деловые вопросы, чтобы умерить боль воспоминаний, словно издалека слышала его слова, будто она и сейчас для него единственная женщина. Возглас девочки за соседним столом пробудил ужас, который поселился в ее душе после последней операции. Тогда, в больнице, ей сказали, что скорее всего она не сможет иметь детей. Как же можно обречь любимого человека на жизнь без детей?

— Эй, как ты? Прости, если я был резковат.