— Некуда нам идти.

— Найдете. Вы, люди, весьма пронырливые существа. Твои спутники ведь не рискнули вновь идти в место скорби? Или глупцы уже издали последний вздох?

— Во-первых, со мной не только люди. Во-вторых, все чувствуют себя неплохо. В некотором смысле, даже лучше, чем раньше. Очистились, всем заметно полегчало…

— Лжешь! Вы все бесчестны! И то кровожадное любострастное существо, осмелившееся сунуть свой алчный нос в замок, заслуживает самой жуткой и мучительной из казней. Предательница рода своего. Мерзкая извращенка!

— Пасть захлопни! 'Любострастница' — моя подруга, и никто не смеет обливать ее дерьмом. Даже облеванная, я могу укоротить тебя на голову, тошнотворец долговязый.

— Ты заслуживаешь смерти, — со сдерживаемым торжеством проскрипел собеседник. — Немедленной!

Из угла послышалось короткое, басовитое как гудок пароходной сирены, рычание, и на Катрин прыгнул черный зверь…

…Встретить прыжок клинком шпионка не успевала. Почти увернулась, заслоняясь локтем, но толчок отбросил к стене, вышиб воздух из легких. Катрин не упала только потому, что падать было некуда. Левую кисть обожгла боль — рука оказалась в пасти чудовища. Катрин с глухим криком боли ударила зверя по голове. Бить было неудобно, мешала стена, развернуть кукри не удалось. Девушка колотила рукоятью по здоровенной башке — удары приходились куда-то за тускло горящие глаза. От мохнатой твари пахло пыльным, чуть подгнившим чучелом. Череп чудовища под ударами издавал гулкие звуки подобно дубовой бочке. Тиски челюстей на левой руке сжимались всё сильнее — Катрин казалось, что она слышит треск дробящихся костей запястья. Взвыв, шпионка еще раз врезала по гулкой башке литой рукоятью кукри и подцепила сапогом задние лапы зверя, стараясь свалить его на пол. Очевидно, пыльная тварь не привыкла к человеческим приемам рукопашной борьбы. С протестующим рычанием животное повалилось на пол, увлекая за собой девушку. Рука, наконец, выскользнула из пасти. Катрин брякнулась на колени, когтистые лапы зверя в конвульсивном движении разорвали её рубашку. Но шпионка уже вскочила на ноги и от души врезала врагу носком сапога. Зверь утробно зарычал, пытаясь встать, когти громко скребли по камням пола. Катрин вскинула клинок, собираясь закончить дело одним махом. Вот только найти цель для точного осмысленного удара в этой темной ожесточенно ворочающейся массе было нелегко…

— Нет! Не трогай его! Он стар и слаб! — обитатель замка вскочил с кресла. — Он безопасен.

— Стой на месте, мудак брехливый! — заорала Катрин. — Ах, дьявол!

Мохнатая тварь, демонстрируя, насколько она безопасна, клацнула зубами. Девушка едва успела отдернуть ногу — огромные челюсти метили хватануть за колено. Протезы суставов в Тинтадже, насколько шпионке было известно, делать еще не научились. Катрин с чувством ударила ногой, опрокинула вставшего живоглота обратно под стену. Кажется, шея у этого шерстяного создания все же была. Матовый клинок кукри снова взлетел…

— Пожалей его! Он не причинит тебе вреда, — в голосе долговязого аборигена слышалось отчаяние.

— Да?! Что, ему одной моей обглоданной руки хватит? Тюфяк блохастый.

— Он тебя не тронет. Только не ругайся. Он не выносит сквернословия.

Катрин услышала совершенно непонятную фразу, обращенную к четвероногому агрессору. Судя по просительному тону, животному предлагали не жрать пришелицу. Или жрать чуть попозже…

Тварь поднялась на ноги и, покачиваясь, побрела к хозяину. Судя по всему, скотине пришлось несладко. Катрин почувствовала некоторое удовлетворение.

— Всё? Он больше не желает мною обедать?

— Он не ест людей!

— Ага, сразу видно. Игривое доброжелательное животное.

Тварь тяжело села у ног хозяина. Теперь Катрин видела, что это пес, смахивающий на гигантского, страшно заросшего и грязного ньюфаундленда. В холке песик был Катрин по грудь. Удивительно, как удалось свалить этакую тушу.

— Зачем вы натравили на меня собаку? Мы вроде так мило беседовали, — Катрин прижала к груди искалеченную руку. С перчатки капала кровь.

— Ты сама напросилась. Не надо было ругаться.

— Экая у вас щепетильная и чувствительная собака. А она не будет сильно переживать, что ей навешали позорных пинков?

— Это не собака. Мой друг — из рода Моде Лу. И он гораздо старше, чем вы можете представить.

— Значит, мне повезло. Будь он юн и игрив, наш разговор, скорее всего, оборвался бы на полуслове.

— Возможно, вы правы. Мы отвыкли от бесед с людьми.

Катрин пододвинула ногой опрокинутую скамью и села, положив клинок на колени. Рука ныла и горела. Но кость, похоже, была цела.

— У вашего Моде Лу зубы не ядовитые?

— Нет. У него старые зубы. Вам нужно, — хозяин запнулся и с трудом вспомнил, — перевязаться.

— Какая правильная и своевременная мысль. Вас не затруднит, если я попрошу воды, а лучше джина — промыть царапины?

— Воды у нас нет. Джин… — высокая фигура повернулась и шаркающей походкой направилась куда-то в темноту.

Катрин посмотрела на четвероногого недруга. Пес, или кто он там был в действительности, тоскливо пялился на пришелицу.

— Что, хреново? — пробормотала шпионка. — Мне тоже. И стоило начинать?

Глаза собакообразного Моде Лу вообще не мигали: тускло-желтые, как дешевые фонарики с подсевшими батарейками. Невеселое животное. Впрочем, удары по ребрам и по голове кому угодно испортят настроение.

Катрин рискнула убрать руку с рукояти кукри. Стянула с раненой кисти перчатку. В нескольких местах ладонь была прокушена, но в целом ужасаться было нечему. Крови, правда, натекло порядочно.

— Эй! Ты, случайно, не вампир? — спросила Катрин, лизнув липкое запястье. — Нет? Ну и зря….

Пес с презрительной и понимающей гримасой дернул слюнявой губой.

— Ладно, о вкусах не спорят, — примирительно пробурчала гостья. — Куда пропал твой хозяин?

Пес снова поморщился.

— Я ему не хозяин, — выговорил появившийся из темноты обитатель замка. — Моде Лу достаточно повидал в этом мерзком мире, чтобы самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Возьмите… — он поставил на сундук рядом со светильником кувшин, кружку и положил сверток материи. Катрин на мгновение разглядела лицо старика: густую сеть сухих глубоких морщин, безгубый рот, провалы глаз… У Катрин похолодело внутри. Кадавр музейный. Не человек.

Обитатель замка отступил к креслу. Каждое движение длинной сухой фигуры сопровождалась шорохом и странным похрустыванием. Казалось, из древнего старика действительно песок сыпется.

Катрин подумала, что понятия не имеет, что должно сыпаться из нечеловека.

— Благодарю, вы очень любезны. Но кружка не нужна.

— Вы, люди, всегда пьете дурман.

— Ну, лично мы стараемся пить в меру, — оправдалась Катрин и взяла кувшин. Сверток ткани напоминал пергамент. Таким только мумию бинтовать.

Девушка плюхнулась на скамью, выдернула из брюк подол рубахи и оторвала полосу.

— Простите, милорд. Я веду себя неприлично, но ваша ткань для перевязки не подходит.

Катрин сковырнула лезвием пыльную печать с кувшина. В нос шибанул запах спирта. Шпионка щедро плеснула на ранку, зашипела…

— Видимо, я должен поблагодарить вас, леди, — прервал молчание таинственный обитатель «Двух лап». — Вы сохранили жизнь моему другу. Он слишком стар, чтобы оценить подобную мелочь, но мне было бы тяжело остаться в полном одиночестве.

— Ну, мы все должны ценить старых друзей. Они редкость. Реликт, можно сказать. Кстати, меня зовут Катрин. Раз уж мы с вами перешли к мирной беседе, могу ли я узнать ваше имя?

— Мое имя забыто. Но род мой кое-где еще помнят. Зовите меня — Фир Болг. Не слышали о нас? Когда-то не было человека, не ужаснувшегося боевого знамени воинства Заката. Те времена миновали, да и грусть воспоминаний давно истлела, рассыпавшись в бесчисленных вереницах лет. Одиночество — вот моя участь. Но Фир Болг не вправе жаловаться на непомерно затянувшуюся жизнь.

— Собственно, жалобы не делают чести никому. Даже таким молодым дурам, как я. У меня болит рука, у вашего друга ребра. Похоже, что и вам, милорд, не доставило удовольствия наблюдать нашу безобразную дискуссию. Увы, я необразованна, к тому же, уроженка тех далеких мест, где о Фир Болг почти ничего не знают. Но, может быть, вы отнесетесь снисходительно к невежеству гостьи и вступите в переговоры?