Саша просияла от гордости и тут же спросила:

– Но ты ведь никуда не уедешь, правда, Никола?

– Нет, дорогая, – услышала Никола свой веселый голос.

Бретт позвонил в этот вечер, прежде чем дети пошли спать. Последней с ним говорила Никола, когда Эллен повела Сашу и Криса наверх.

– Сожалею, что так получилось, – произнес он.

– Не больше, чем я, – натянуто сказала она. – Но это ничего не меняет.

– Но ты останешься?

Его голос звучал как-то устало. Но Никола недаром была дочерью и женой юриста и поэтому хорошо знала, что выступать в таком деле на таком этапе судопроизводства было нелегкой задачей.

– Бретт, у меня нет другого выхода. Ты прекрасно понимаешь это.

– Почему бы тебе не приступить к своему моллюсковому фонтану?

Она нахмурилась.

– Я не уверена, что буду им заниматься.

– Займись, Никола, – устало сказал он. – Что бы ни происходило между нами, это должно только помочь тебе. Извини, – (она услышала приглушенный звон колокольчика), – мне пора идти, но я буду звонить каждый вечер примерно в это время. Спокойной ночи. – И он положил трубку.

Никола отняла трубку от уха и озадаченно посмотрела на нее.

Но на следующее утро сделала так, как он сказал. Кроме одного: позвонила Ричарду и объяснила, что Бретт так и не выбрал время, чтобы взглянуть на контракт. Ей бы не хотелось ничего подписывать, пока он не посмотрит.

– Но вы начнете?

– Я… да. – Она беспокойно заерзала, потому что была не до конца искренней. Правда заключалась в том, что если она и начнет, то только для того, чтобы не сойти с ума. Она и понятия не имела, сможет ли когда-нибудь закончить эту работу.

– Не мог бы я к вам заехать? – спросил Ричард, когда молчание затянулось.

– Нет. Я… нет, поскольку муж в отъезде, Ричард…

– Вы обдумали, что я сказал?

Она уклонилась от ответа.

– Я очень польщена, – спокойно сказала она, – но…

– Вы любите его, не так ли, Никола? Как бы ни складывался ваш брак, ваше отношение к нему не изменилось?

– Нет и да. Я люблю его, Ричард. Если я когда-то дала вам повод думать иначе, искренне сожалею.

– Вы не давали повода… кроме того случая, когда спросили, не прячу ли я свою жену где-нибудь на юге.

– Меня это действительно интересовало, – сказала она, проглотив ком.

– Я подумал, уж не хотите ли вы использовать меня, чтобы вызвать его ревность? – (Никола не нашлась что ответить.) – Я подожду, – сказал он тогда. – Как знать… и я не хотел бы расставаться с идеей моллюскового фонтана. Отложим все до его приезда.

В трубке все стихло.

У людей вошло в привычку бросать трубку, не дав мне договорить, холодно подумала она, потом нахмурилась, потому что в голову ей пришла другая мысль. Разве Мариетта не могла отложить свой отъезд? Она так искренне страдала оттого, что не могла быть рядом с Крисом, а теперь уехала? Тут что-то не так. Если только… неужели то, что произошло между ней и Бреттом, было настолько непоправимым, что она просто… сбежала?

Не в силах ничего понять, Никола взяла Криса с собой в сад, под навес (Саша нехотя отправилась в школу), и они провели там все утро. И Саше, и Крису всегда очень нравилась ее керамика, и она дала мальчику немного глины, чтобы он попытался что-то слепить. Он с радостью взялся за дело, а она занялась более серьезной работой.

Работа над моллюсковым фонтаном была ей ниспослана Богом. Это помогло ей отвлечься от проблем и дало возможность занять детей, которые, заразившись этой идеей, предлагали свои рисунки, советы и даже лепили собственные модели из глины.

Бретт звонил каждый вечер, как и обещал, но она разговаривала только о существенных вещах. Мариетта тоже звонила несколько раз, но почему-то Никола всегда оказывалась во время этих звонков то в магазине, то под душем, то в саду под навесом.

Проснувшись однажды утром, она вдруг осознала, что до ее дня рождения остался только один день. Как странно, подумала она. Он, наверное, забыл. Все забыли. Никаких гостей, ничего. Зачем он так много говорил об этом, если мог так легко забыть?

В этот вечер, когда дети уже давно спали и Эллен тоже легла, Никола сидела, поджав под себя ноги, в гостиной и читала. Возле дивана на столике горела лампа, но вся остальная часть гостиной была погружена в полумрак.

Никола была в просторном длинном шелковом халате с райскими розовыми и белыми птицами на синем фоне. Она со вздохом отложила книгу в сторону и с иронией размышляла о том, что никогда еще не чувствовала себя более одинокой, чем накануне этого дня рождения.

Откинув голову, она закрыла глаза. Крылья ее воображения перенесли ее к Бретту, в комнату отеля в Брисбене. Возможно, он сидит за столом, заваленным бумагами, с ослабленным узлом галстука и закатанными рукавами рубашки и тщательно обдумывает завтрашнее заседание.

Он устал, конечно. Но она знала, что Бретт обладает способностью превозмогать усталость. Отец часто говорил об этом. Скучает ли он? Кто знает! А если и скучает, то по кому? По Мариетте? Таре? По мне?.. Нет, только не по мне… Я не думаю теперь, что Тара была чем-то серьезным для него, поэтому…

Услышав какой-то звук, Никола резко встала с бьющимся сердцем, потому что увидела очертания высокой фигуры.

– Бретт? – спросила она, сердито моргая. – Это ты или мне приснилось?..

– Приснилось? – спросил он и подошел ближе. Теперь она отчетливо увидела его.

– Я не слышала ни машины, ни стука двери и не ждала тебя, – сказала она. – Поэтому я и подумала, что мне приснилось.

– Неужели ты могла подумать, что я забыл о твоем дне рождения, Никола? – холодно сказал он и сел напротив.

Она провела языком по губам и, чтобы выгадать время и вернуть себе самообладание, стала пристально рассматривать его. Хотя он выглядел настолько безукоризненно, что мог немедленно занять место в суде, вокруг его рта залегли усталые складки. И она сказала первое, что ей пришло в голову:

– У тебя новый галстук и новый костюм.

Во всяком случае, мне кажется, что раньше я их не видела.

Его губы дрогнули.

– Я улетал в такой спешке, что пришлось кое-что купить в Брисбене.

– Ну, конечно. Значит, все закончилось… уладили все без суда или как? – спросила она.

– Да нет. Они увязли в долгом и нудном противостоянии.

– Не понимаю, – прошептала она.

– Я послал вместо себя Тару. – Он скорчил гримасу.

– Я удивлена, почему ты не сделал этого с самого начала, – откровенно призналась Никола. – Хотя понимаю, что, возможно, не знаю всех тонкостей и что это не мое дело…

– Как раз твое.

Никола уставилась на него. Он положил руки на подлокотники кресла, слегка постукивая пальцами по одному из них, и вытянул ноги.

– В каком смысле? – неуверенно спросила она.

Он помолчал, потом поднял глаза с выражением, которое она не могла уловить, только подумала, не показалось ли ей, что в них была легкая усмешка?

– В том единственном, который я мог придумать, чтобы… держаться на расстоянии от тебя до тех пор, пока тебе не исполнится двадцать один год.

Она раскрыла рот от удивления, а ее сердце гулко забилось.

– Почему?

– Почему? – В его глазах появилась ирония. – Потому что ни одна из стратегий, которые я пробовал последние два года, не помогала, стоило мне… поцеловать тебя. Ты, наверное, помнишь, что случилось через два дня после того, как Мариетта вернулась домой?

– Но… – Голос не слушался ее.

– Все еще не понимаешь, Никола? Тогда я объясню. Я понял, что люблю тебя, в ту ночь, когда попросил тебя выйти за меня замуж.

Она ахнула:

– Этого не может быть!

– О, это правда, – пробормотал он.

– Но что… но почему?..

Ее глаза стали огромными, они потемнели. Он устало откинул голову.

– Я обещал твоему умирающему отцу, что сделаю все, что в моих силах, чтобы удержать тебя от замужества, по крайней мере до тех пор, пока тебе не исполнится двадцать один год. Формально я нарушил это обещание, но я знал, что никогда не смогу нарушить его по сути не только во имя твоего отца, но и ради себя самого… и особенно – ради тебя.