Я не могу ответить на ее вопрос, потому что не знаю, но и не хочу ее пугать.

— Они отвезут ее в больницу. Это лучшее место для нее сейчас.

Я выхожу и вижу, что они пристегивают ее.

Они говорят мне, в какую больницу ее везут, и уезжают так же быстро, как и приехали.

Мы с Эммой возвращаемся в дом, и я усаживаюсь на свою кровать. Ее рыдания не поддаются контролю, и все, что я могу делать, это успокаивать ее и обещать, что больница — это лучшее место для ее бабушки.

Я смотрю на прикроватные часы, и сейчас девять утра, поэтому Эмма не пойдет в школу.

— Давай, прими душ, и мы поедем в больницу, чтобы навестить бабушку.

— Хорошо, мамочка, — говорит Эмма своим печальным голоском.

Она идет в свою комнату, чтобы переодеться, а мой телефон начинает звонить. Я беру его и вижу имя Пьера на экране.

— Привет, — говорю я, делая глубокий вдох.

— Что случилось? — Он слышит, что мой голос дрожит, и автоматически переключается в свой гиперопекающий режим.

— Мою свекровь недавно забрали в больницу. Они думают, что у нее инсульт.

— Ты в порядке? Эмма в порядке? Она видела это? Напугана? Какой у тебя адрес? Я сейчас приеду. Эмма в порядке? — Я слышу, что он лихорадочно суетится, что соответствует тону его голоса.

— Мы в порядке и уже собираемся ехать в больницу.

— Я буду ждать вас там.

— Ты не должен этого делать, Пьер.

— Oui, я знаю. Но вы с Эммой нуждаетесь во мне, я хочу быть там с тобой.

Я поднимаю руку, чтобы провести ею по волосам, и ничего не могу поделать. Я просто начинаю плакать. Я рыдаю в трубку и не могу поверить, каким крахом обернулся этот день.

— Mon chéri, плакать — это нормально, и выпускать эмоции тоже. Я просто хочу быть рядом с тобой, чтобы обнимать тебя и целовать твои слезы.

— Что будет, если... — я даже не могу закончить. Я не могу думать об этом.

— Мы пройдем через это вместе. Пожалуйста, поезжайте в больницу, я буду ждать вас в отделении экстренной помощи.

Я вытираю слезы ладонью и перевожу дыхание.

— Мы скоро будем.

Кладу трубку и переодеваюсь в джинсы с футболкой. Эмма заходит в мою комнату, все еще прижимая медвежонка к груди.

— Ты готова? — спрашиваю я ее.

Она кивает и протягивает мне свою руку.

Я нервно меряю шагами комнату ожидания. Каждый раз, когда слышу, что открываются автоматические входные двери, я поворачиваюсь посмотреть, не Холли ли это с Эммой.

Кажется, будто пролетели часы, хотя на самом деле прошло меньше двадцати минут.

— Пьер! — слышу Эмму, как только открываются двери, и она бежит прямо в мои объятия.

— Ma petite. — Я целую ее в лоб и поднимаю на руки.

— Бабушке очень плохо. Она здесь, и мне очень страшно, Пьер, — говорит она, и ее шоколадно-карие глаза наполняются слезами.

Холли всего в нескольких шагах позади нее и, как только я беру Эмму на руки, приглашаю и Холли в свои объятия. Она бросается ко мне, и я обнимаю два убитых горем создания.

— Все будет хорошо, — говорю я, поглаживая Холли по волосам и целуя ее, и одновременно обнимаю Эмму. — Присядь. Расскажи мне, что случилось.

Мы направляемся к стульям, и Эмма устраивается на моих коленях, а Холли занимает место напротив меня. У нее несколько салфеток в руках, и когда я смотрю на нее, то замечаю, что она бледна и ее глаза опухли от слез.

Она рассказывает, что произошло этим утром, а Эмма кладет свою головку на мою грудь и обнимает потрепанного мишку.

— Я не знаю, что делать, — говорит Холли, и по ее щекам катятся слезы.

— Бабушка умрет, Пьер?

— Я не знаю, но это лучшее место, где ей окажут помощь, в которой она нуждается.

— Холли Уокер? — мы слышим, как кто-то говорит за моей спиной.

— Да, — отвечает Холли, а затем встает и идет к женщине, одетой в больничную форму.

— Можете пройти со мной? — она указывает Холли следовать за ней в кабинет. Холли смотрит на меня, и я киваю головой, одновременно поглаживая Эмму по спине.

— Пьер?

— Да.

— Ты любишь мою мамочку?

Merde. Это немного озадачивает меня.

— Мне очень нравится твоя мама.

— Это не ответ.

— Об этом я должен разговаривать с твоей мамой.

— Тебе трудно любить кого-то еще после того, как умерла та женщина?

Я чувствую, как подскакивает мой пульс и содрогается тело, потому что очень трудно разговаривать с ребенком о моей умершей жене.

— Ее звали Ева.

— Мамочка сказала мне, что она заболела и умерла.

— Oui, все верно.

— Я знаю, когда папа умер, мамочка очень долго плакала. Тебе было трудно перестать плакать?

— Очень трудно. До недавнего времени я часто плакал, но потом случилось кое-что очень волшебное, и теперь я счастлив.

— Что случилось? Санта приходил к тебе? Потому что еще не было Рождества.

Я почувствовал, как мои губы растягиваются в улыбке.

— Non. Я встретил двух очень замечательных людей. И одного из них я люблю всем сердцем.

— Кого? — Эмма поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Ее глаза видят меня насквозь; ее невинность настолько мила, и от этого мне хочется защищать ее еще больше.

— Тебя. Я люблю тебя, ma petite. Ты особенная для меня, и я потрачу всю свою жизнь, защищая тебя от всего зла в мире.

— Будешь?

— Конечно.

— Это хорошо, Пьер. Потому что хоть ты и смешно говоришь, но я тоже тебя люблю.

И я знаю, что ее слова искренни и исходят от самого сердца. Она оборачивает свои ручки вокруг моей шеи и целует меня в щеку.

— Ты будешь присутствовать в моей жизни очень долго.

Тишина окутывает нас, и Эмма обнимает меня еще крепче.

И эту тишину нарушает одна очень хитрая девочка.

— И я думаю, что ты и мамочку любишь.

— И почему ты так думаешь? — Я запускаю руку в ее длинные волосы и медленно пропускаю их сквозь пальцы.

— Потому что если ты любишь меня, значит, ты должен любить и мамочку.

Я улыбаюсь и целую ее волосы.

— Ты очень умная девочка.

— Я такая умная, что могу даже произнести по буквам слово «шопинг». Хочешь, чтобы я это сделала?

— Конечно, я хочу услышать, как ты произносишь такое трудное слово.

Она спрыгивает с моих колен, встает передо мной и передает мне своего мишку.

— Шопинг. Ш-О-П-И-Н-Г, шопинг! — говорит она с широкой улыбкой на лице.

— Очень хорошо, ты идеально произносишь слово «шопинг».

— А еще я знаю слово «добыча», хочешь, я и его произнесу?

— Oui. — Я откидываюсь на спинку неудобного больничного стула и закидываю ногу на ногу.

— Добыча, Д-О-Б-Ы-Ч-А. Это очень хитрое слово, но мы научили его в школе.

— Выучили, — исправляю я ее.

— О, да, выучили. Я голодна. У тебя есть что-нибудь поесть?

— Я не принес еду. Мы немного подождем твою маму, а затем я отведу своих красивых женщин пообедать.

— Я девочка, а не женщина, — заявляет она.

— Прошу прощения за эту ошибку. Моя красивая женщина и моя милая маленькая девочка.

— Мне не нравится быть милой. Можешь называть меня как-нибудь по-другому?

— Как ты хочешь, чтобы я тебя называл?

— Эм-м… — Она стучит своим пальчиком по губам, смотрит мимо меня и кривит ротик. — Я знаю! Ты можешь говорить, что я твоя прелестная ma petite. Мне нравится.

— На французском мы говорим ma belle petite. Это означает моя прелестная petite. Ну, значит, мы подождем твою мамочку, и я отведу свою великолепную женщину и ma belle petite покушать.

— Ура! — возбужденно восклицает Эмма. Но, несмотря на то, как быстро загорелась эта искра, еще быстрее она угасает. — Надеюсь, с бабушкой все хорошо. — Она опускает голову и снова ищет утешение у меня, забравшись ко мне на колени и положив голову на мою грудь.

И мне остается только обнимать ее и целовать, когда снова начинаются слезы.