– Дженкс клялся, что тебя там не было. Мама ему, разумеется, верила. Она всегда ему верит. Но я хотел убедиться. Я должен был знать! Нельзя же допустить, чтобы его осудили, если он не виновен.

Виновен. Дженкс виновен! Он сядет в тюрьму, она постарается его туда затолкать. Как же иначе? Чего ожидал Дит? Она вспомнила, как он настаивал, прямо-таки умолял ее изменить показания. Дрожь прекратилась. Ее охватил гнев.

– Как ты посмел?

Дит засыпал ее словами:

– Встретив тебя, я пожалел обо всем. Я понял, что ты что-то скрываешь, но у меня и в мыслях не было, что ты умышленно…

– Лгу, – сказала она, поднимая голову и пронзая его ледяным взглядом.

– Ради Бога, Рейси, он же мой брат!

Его брат. Человек, который стрелял в ее отца, был братом мужчины, которого она любит. Любит ли? Она не может любить человека, способного лгать о таких вещах. Рейсин почувствовала его руку на своем теле и вспомнила тот вечер, когда она так желала его прикосновений. Усилием воли она отогнала воспоминания, стараясь вызвать в себе отвращение к обманувшему ее человеку.

– Не прикасайся ко мне!

Его рука сделалась чуть полегче, но не исчезла. Это не имело значения. Прикосновения Дитона Спунера больше не волнуют ее.

– Рейси! Я знаю, что поступил скверно, но, если бы не эта ложь, мы бы никогда не встретились. Не узнали бы друг друга. Мы бы не полюбили. Я бы не смог попросить тебя выйти за меня замуж.

Рейсин слегка улыбнулась. Любовь? Замужество? С мужчиной, брат которого стрелял в ее отца? С человеком, который лгал, чтобы расположить ее к себе, который совсем недавно настаивал на том, чтобы она изменила показания и позволила этому… потенциальному убийце выйти на свободу? Это было смешно.

– Я не могу выйти за тебя замуж. Я не могу любить брата человека, который стрелял в моего отца.

Дит смотрел на нее так, словно надеялся услышать что-то другое.

– Рейсин!

Мимо прошла сестра. Он замолчал и отвел взгляд, ожидая, когда удалится скрип резиновых туфель. Девушка вырвалась из его рук.

– Рейсин! Все обойдется! Сейчас тебе больно, но ты все обдумаешь и поймешь, почему я так поступил. Сначала ради Дженкса – я этого не отрицаю, – но потом… Я был нужентебе. Мы… Я люблю тебя!

Нужен? Неужели он в это верит? Ведь он же был здесь, чтобы помочь своему брату избежать наказания за попытку убийства! Рейсин горько покачала головой и вскинула голову.

– Все? – холодно спросила она. – Ты закончил?

– Пока. Но когда…

Никогда! – подумала она и отвернулась. Он схватил ее за предплечье. Она вырвалась и побежала к отцу.

– Рейсин, пожалуйста!

– Нет.

Она кое-как открыла дверь, но Дит вошел за ней.

– Какого черта?

От голоса Тоби она внезапно остановилась. Дит налетел на нее. Оттолкнув его, она бросилась к кровати отца.

Тоби смотрел на них, разинув от изумления рот, словно перед ним появился монстр о двух головах.

– Да что с вами? Или в вас дьявол вселился?

Дит произнес первый:

– Мистер Эдуардз!

– Отец! – попыталась она помешать ему, но безуспешно.

– Я люблю вашу дочь и хочу жениться на ней!

– Я не могу выйти замуж за брата Дженкса Колкуита!

– Это ничего не меняет, – убеждал Дит.

– Это меняет все! – закричала она. – Ты не тот, за кого себя выдавал. Ты такой же, как Дженкс! Хуже! Я ненавижу тебя!

У Дита перехватило дыхание, как будто она ударила его.

– Как ты можешь! Ты же знаешь, что это неправда!

Да, неправда. Рейсин внезапно поняла, что, несмотря ни на что, часть ее души остается с ним. Но он не должен об этом знать. Ни в коем случае. Как бы там ни было, она никогда не забудет, что он брат Дженкса Колкуита.

– Убирайся! Я больше не хочу тебя видеть. Я не хочу думать о тебе. Я не…

Рейсин почувствовала, как морщится ее лицо, и, повернувшись, кинулась к озадаченному отцу.

– Уходи! Пусть он уйдет! О, папа, заставь его уйти!

Она уткнулась лицом в его костлявую грудь, слезы закапали на пижаму. Тоби обнял дочь.

– Пожалуйста, – шептала она, желая снова стать маленькой девочкой, почувствовать себя в безопасности под его защитой.

Наконец Тоби заговорил.

– Тебе лучше уйти, сынок, – хрипло сказал он. – Лучше уйти.

Она попыталась расслабиться. Отец позаботится о ней. Он все устроит. И все же не переставала плакать. Рейсин слышала шаги Дита. Затаив дыхание, следила за шумом закрывающихся дверей, пока не наступила тишина – Дит ушел. Вместо облегчения Рейсин почувствовала давящую боль в сердце, как будто оно вот-вот разорвется.

Дит шел по коридору, удивляясь, что ноги еще несут его. Словно он двигался по пояс в воде – всхлипы Рейсин окружали его, он утопал в них. Мимо проходили люди, смотрели на него, разговаривали. Он не понимал, о чем. Его это не волновало. Все кончено. Свершилось. Она возненавидела его. За то, что он лгал ей. Слишком много упущено. Ждал слишком долго. Она его за это возненавидела. Дит не винил Рейсин. Он даже Дженкса не винил, как ни странно. Это не имело значения. Ничего не имело значения.

Он двигался машинально. Вышел в коридор, потом на улицу, в сгущающиеся сумерки. На минуту остановился у тротуара, задумавшись над тем, куда идти. Потом вспомнил. Его дом в Талсе, так? Он прошел через газон на обочину и вышел на дорогу. Он ведь приехал сюда? Ключи в кармане неожиданно показались якорем спасения. Дит обернулся, увидел грузовик, вытащил отяжелевшие ключи и, подойдя к машине, положил их на сиденье. Руки дрожали. Тело охватила дрожь. Если не уйдет сейчас же, то сорвется.

Ошеломленный, Дит направился в сторону шоссе. Можно остановить попутку, но куда ехать? На север, в Талсу? Нет. Туда он не хотел возвращаться. Никогда не хотел. Но тогда куда? На юг, в Техас? Дит покачал головой. Хорошо бы в Париж, в весенний Париж. Там ему было хорошо. Но он всегда чувствовал, что вернется туда не один. Один. Почему он раньше не замечал одиночества? Он не чувствовал себя одиноким, пока не встретил – и не потерял – Рейси. До встречи с ней он был всецело поглощен семейными неурядицами, задушен ими. Погребен. Каким глупцом он был, каким величайшим глупцом! Он попытался думать о другом, рассуждать, планировать, но боль приглушить не удавалось. Наконец просто пошел куда глаза глядят, положившись на свои ноги. Какая разница, куда идти.

Рейсин рыдала в голос, а потом тихо плакала, шмыгая носом и всхлипывая. Тоби потерял терпение и пересадил ее на стул рядом с кроватью. Как она могла обмануться? Любая дура увидела бы, к чему он клонит. Слишком он хорош, чтобы нагружать тележки в их лавчонке. Не бывает бродяг с такой внешностью и с такой головой на плечах. А очки в золотой оправе? Какой надо быть дурой, чтобы клюнуть на его глупые байки? Да еще броситься к такому мужчине на шею и чуть ли не умолять заняться с ней любовью? Эта мысль вызвала новый поток слез и икающих всхлипываний.

Тоби морщился, ожидая, когда же она уймется. Наконец Рейсин успокоилась.

– Ты никогда так много не плакала. Похоже, сильно любишь этого парня?

– Нет.

– Нет?

– Больше не люблю.

– Чего же тогда ревешь? Действительно, чего?

– Чокнутая, потому и реву. Я чокнутая, и мне стыдно.

Тоби почесал подбородок.

– Ты же не могла знать, что ему нужно. Почему тебе стыдно?

Она это сказала? Рейсин чуть не прикусила язык.

– П-потому что он в-воспользовался мной, – пояснила она.

– Как? – встревожился Тоби.

Она поняла, о чем он подумал. Нет, честь она сохранила, хотя была очень не прочь ее потерять. Рейсин покраснела от воспоминаний и на миг вернулась в прежнее блаженное состояние. Дит, его руки, губы, обнаженная кожа, упругие мускулы. Ее собственное тело, нежное, напряженное и страстное. Он хотел ее! По крайней мере это не было ложью. Он не притворялся! И все же сумел вовремя остановиться. Если уж нам захотелось близости, моя дорогая, сделаем все законным порядком. Она зажала руками уши, чтобы не слышать его слов, пытаясь заглушить звучавший внутри ее голос.