Джесса запрыгивает ко мне на руки, я отступаю, ловя ее и толкая дверь, чтобы та закрылась. Она припечатывается своим ртом к моему. Не уверен, кто первый раскрыл губы, но, когда ее язык касается моего, Богом клянусь, мое чертово сердцебиение отдается пульсацией в члене.

— Кровать, — направляю я нас.

Она кивает в сторону коридора, я открываю первую попавшуюся дверь, не разбираясь, чья это комната. Все, что мне нужно, это место, куда ее можно положить. Джесса прижимает меня к закрытой двери и опускается на колени. Нетерпеливо расстегивает мои джинсы, спускает их и обхватывает руками член. У меня вырывается непроизвольное шипение, когда она начинает ласки, ее пальцы не могут соединиться, пока Джесса пытается обхватить член. Прошло слишком много времени с того момента, как мне пришлось довольствоваться только собственной рукой, и я не был настолько доведен до отчаяния с того времени, как был тринадцатилетним подростком, занимающимся сексом в первый раз.

Она берет его в рот, и я ударяюсь головой о дверь. Черт, не думал, что это случится, что это и ее желание тоже. Ее потребность настолько сильная, как и моя. Ее изящные пальчики слегка касаются моих яиц, короткие ноготки царапают чувствительную кожу. Мои яйца сжимаются ошеломляюще быстро, и я отталкиваю ее, пока не излился ей в горло. Не важно, сколько это продолжалось бы, я не намерен кончать так скоро.

Джесса почти упала, но я успел подхватить ее. Избавляюсь окончательно от штанов и боксеров, поднимаю ее с коленей, и она приближается к кровати. Избегаю смотреть в глаза, боясь испытываемых мною чувств, снимаю с нее майку и накрываю ладонями грудь поверх черного бюстгальтера. С ее губ срывается стон, склоняюсь и посасываю вершинки сосков. Сквозь тонкий слой ткани слега щелкаю по затвердевшим соскам, и она падает назад на кровать. Снимаю рубашку через голову, и еще до того, как та успевает коснуться пола, мои руки на поясе ее брюк, стаскивают их. Обхватываю огрубевшими пальцами икры Джессы, раскрываю ноги и набрасываюсь на нее, словно оголодавший. Она удерживает мою голову, помогая себе двигаться напротив моего рта. Трахаю ее языком, сладкий насыщенный аромат проникает мне в горло. Как только она напрягается, поднимаю ее и ложусь на спину, передвигая так, чтобы киска находилась надо мной:

— Трахни мое лицо, Джесса.

— Что? — ее частое дыхание становится прерывистым.

Хватаю ее за бедра и опускаю на свое лицо, пронзая своим голодным языком.

— Твою ж мать.

Она немного приподнимается и опускается на мой язык. Сжимаю ее попку, до смерти желая погрузить свой ствол в тесный, горячий, влажный жар. Джесса начинает раскачиваться надо мной, и я использую все, что у меня есть, — нос, подбородок, зубы, язык, чтобы привести ее к оргазму. Конечно, хочется быть сногсшибательным, но будучи эгоистичным, нуждаюсь погрузиться в нее больше, чем в кислороде.

Слегка ударяю языком по клитору, в то время как ласкаю ее вход средним пальцем и затем вставляю его в ее тело.

— Тай! — кричит она.

Она сжимается вокруг моего теперь уже влажного пальца, и я позволяю ей кончить. Ее тело дрожит, а из моего члена выделяется столько смазки, что чувствую ее у себя на животе.

Укладываю Джессу на спину, потираю распухшие складочки влажным концом члена, постукивая им по пульсирующему клитору:

— Тебе хорошо?

— Да.

— Отлично, — я скользнул в нее на всю длину, почти полностью вышел и тут же чуть не сдался. — Черт, так хорошо.

Ее киска затягивает меня снова, падаю на предплечья, смотря туда, где мы соединяемся, чтобы не видеть ее ангельское лицо. Осознание происходящего заставляет меня хотеть одновременно продлить все это настолько, насколько возможно, и, одновременно, чтобы все побыстрее закончилось. Чем дольше нахожусь в ней, тем больше начинаю хотеть делать это снова и снова. Толкаюсь жестче, сильнее и интенсивнее, она обхватывает мою талию ногами. Аромат возбуждения наполняет комнату, и я рычу, когда неожиданно изливаюсь в нее в тот момент, когда ее стенки сжимают меня. Она учащенно дышит и затихает, впиваясь в меня ногтями, ее бедра дрожат. Я сдерживаю возбуждение, испытывая головокружение от самого лучшего опыта, что был в моей жизни. Самого сладкого. Самого потрясающего.

Откатываюсь от нее и закрываю рукой глаза. Черт, о чем я думал? Джесса придвигается и закидывает на меня руку и ногу. Не прикасаюсь к ней. Не могу. Даже если мои пальцы горят от желания приласкать ее спину или запутаться в ее волосах.

Чем дольше остаюсь рядом, прикасаюсь к ней, тем больше хочу ее. Чувствую, как Джесса расслабляется, дыхание становится ровным. Выскальзываю из-под нее и собираю одежду. Когда открываю дверь, собаки виляют хвостами, стуча ими по полу. Обхожу их на цыпочках, прикрываясь своим барахлом, одеваюсь и ухожу.

Возвращаюсь к себе около часа ночи и, когда понимаю, что я не один такой ранний, выхватываю из бардачка свой «Глок» и выпрыгиваю из машины. Нет смысла откладывать неизбежное.

— Марко, — киваю я и иду, минуя его, к складу.

Слышу его шаги позади меня, подхожу к столу, он обходит, достает кейс и открывает его:

— Все здесь.

Беру плотно набитый пакетик, взвешивая в руке. Без слов закрываю чемоданчик. Забираю его, разворачиваюсь и ухожу. Он следует за мной к выходу, и перед тем, как сесть в машину, слышу, как меня зовут по имени. Когда поворачиваюсь, требуется сопротивление каждой клетки моего существа, чтобы не убить его прямо сейчас. Воздать ему по заслугам за то, как он обошелся с моей матерью. Медленная болезненная смерть. Она могла оставаться наркоманкой, но, возможно, и завязала бы. И все же, не могу. Не сейчас. Я вышел только неделю назад. Мне нужно больше времени.

Поднимаю бровь и жду, что он скажет.

— Что за молчанка, старина?

Он такой самодовольный ублюдок. Чертовски ненавижу его.

— Мне нечего тебе сказать.

Плюхаюсь на сиденье грузовика и открываю окно:

— Ты получишь свою прибыль через три дня.

— Принесешь через два и получишь дополнительно пять процентов.

— Мы договаривались на три дня, и мне не нужны от тебя гребаные бонусы.

Включаю передачу и выезжаю с темной парковки. Захожу в мою пустую, необставленную квартиру и нахожу полную наличности сумку, ожидающую меня. Они уже доставили ее. Теперь мне нужно все сплавить.

Две недели. Две долбанных недели с тех пор, как он трахнул и бросил меня. Как он посмел?

Я живу с непреодолимым чувством вины с той ночи, когда арестовали Тая… Зная, что несу ответственность за смерть человека, и неважно насколько он был плохим. Может, у него были дети, жена? Может, еще живы его родители и плачут на могиле, потому что сына забрали слишком рано?

И Тай. Боже, груз на душе от того, что он в тюрьме за преступление, совершенное мной, был иногда так тяжел, что я едва могла дышать. И хотя он не оставил мне выбора, было ли принято верное решение? Все время я задаюсь вопросом, поступила ли я правильно, позволяя взять вину на себя, но оглядываясь назад, знаю, что сделала все как надо.

После ареста Тая той ночью, я была сама не своя. Я убила человека. Стреляла в него, и он умер прямо на моих глазах. Я смогла пойти в тюрьму спустя пару дней, хотела увидеться и поговорить с Таем. Я разыскала его, и, когда он вышел из-за угла в оранжевом комбинезоне и наручниках, все пропало. Я уперлась лбом в прозрачную перегородку, разделяющую нас.

Никогда не забуду, как он взял телефон и его гневные слова, когда я нашла в себе силы поднять трубку:

— Убирайся к черту отсюда. Я не знаю тебя, никогда не знал и не хочу видеть тебя снова. Слышишь меня?

У меня отвисла челюсть, но я смогла кивнуть.

— Слушай меня внимательно. Я не знаю тебя. Понятно?

— Но…

Он наклонился вперед, на долю секунды его жесткие черты лица смягчились, и он сказал одними губами: «Джесса, пожалуйста». В то же мгновение он прорычал в трубку: