Я предположила, что он наверняка в критический момент постарается не приближаться к своему шкафчику, но я ошиблась. Я, со своей стороны, тоже могла бы войти в класс через запасную дверь, однако не сделала этого. Несмотря на весь свой страх, я понимала, что встречи с Брю лицом к лицу не избежать. Уж лучше разделаться с этим побыстрее.

Подходя к классу, я увидела его. Он не смотрел на меня, сосредоточив всё своё внимание на содержимом шкафчика. Стоял, перекладывал книжки с места на место...

— Брюстер?

Он повернулся, и тут внезапно моя рука сама собой размахнулась и... Должно быть, занятия плаванием сделали меня куда сильнее, чем я полагала, потому что когда я залепила ему пощёчину, его голова дёрнулась и ударилась о дверцу шкафа, отозвавшуюся колокольным гулом. Я еле справилась с собой, чтобы не забарабанить кулаками по его груди. Накопившаяся во мне злость требовала выхода.

Мы начали привлекать к себе внимание. Некоторые со смехом поглядывали на нас, другие старались обойти сцену боевых действий сторонкой.

— Ты закончила? — спросил Брюстер. — Если да, то я опаздываю на урок.

— Нет! — заорала я, — это только начало! — и толкнула его. Сообразила, что веду себя по-хулигански — так обычно разрешал свои конфликты мой братец, но мне было плевать. Всё равно от моего толчка мало толку — Брю был столь массивен, что даже с места не сдвинулся. Наоборот, это я отлетела назад.

— Есть кое-что, чего ты не знаешь, — сказал он.

— Воображаешь, что тебе поможет эта сказочка? — завопила я. — Тоже мне, оправдание нашёл! Да то, что ты сделал вчера... что ты сказал...

— Я солгал.

Его слова захватили меня врасплох. Я поперхнулась, замолчала и попыталась сообразить, что он имеет в виду. В чём солгал? Он сказал, что ему нет до меня дела, что ему плевать на нас на всех! В этом?! Значит, всё-таки я и моя семья ему небезразличны, так что ли?! А может, мне теперь плевать на то, что ему что-то там небезразлично?!

Прозвенел звонок. В коридоре остались только мы вдвоём. Я уже собиралась устремиться в класс, как вдруг почувствовала, как по моей ладони струится что-то тёплое и влажное. Кровь!

— О, нет! — простонала я.

Не нужно быть гением, чтобы понять — рана на моей руке вскрылась. Пластырь, и так еле державшийся, теперь промок и отклеился совсем. Я смахнула кровь... Но что это? Я с трудом нашла след пореза на своей ладони.

Похоже, вся эта кровь — не моя!

— Это не ты, это я, — сказал Брю.

М-да, разве не эту самую банальность говорит чуть ли не каждый парень, расставаясь со своей девушкой?

Но не в этом случае. Это действительно был он. Это у него шла кровь.

Он сжал губы.

— Вот чёрт, — пробормотал он. — Плохо дело.

Не могу сказать, что мой гнев тут же улёгся, совсем нет, но он, во всяком случае, отошёл на второй план.

— Наверно, я нечаянно порезала тебя своими часами, — сказала я, теряясь в догадках, как это могло произойти. Столько крови! Ну нет на моих часах ничего до такойстепени острого! — Пошли в медпункт!

Брю придавил основание большого пальца, чтобы остановить кровотечение, а я полезла в свой рюкзак за пачкой салфеток. Прижала к его ране всю пачку и потащила беднягу по коридору.

— Я сам могу, — пробормотал он.

— А мне до лампочки, — отрезала я.

Мы влетели в медпункт, где какой-то незнакомый мальчишка воззрился на меня воспалёнными глазами и с выражением на лице, которое можно было расшифровать как «Прими мою душу, Господи», — словно собирался в любой момент откинуть коньки.

— В очередь! — вякнул он.

— Чёрта с два! — рявкнула я и отодвинула мальчишку в сторону.

К этому времени вся пачка салфеток на ладони Брю промокла насквозь, и стоило только медсестре увидеть это, как она тотчас переключилась в режим срочного реагирования. Она быстро осмотрела рану и принялась промывать её с помощью марлевого тампона, смоченного в антисептике.

— Как это случилось?

— Я поранился о дверь шкафчика, — пояснил Брю.

«Ага, как же! — подумала я. — Да твоей руки и близко не было ни от какого шкафчика!»

— Ну, ничего, — сказала медсестра, заканчивая обрабатывать рану. — Выглядит хуже, чем есть на самом деле. Тебе, кажется, и швы не понадобятся. — Она добавила, что было бы неплохо сделать уколы от столбняка, и вручила Брю большой марлевый тампон со словами: — Прижми покрепче. — После чего, заметив, что мои пальцы все в крови, обратилась ко мне: — Ступай к умывальнику и хорошенько вымой руки до самого локтя. Дважды! — После чего, пообещав Брю скоро вернуться и перевязать рану, ушла к несчастному умирающему, томящемуся около двери.

Я направилась к умывальнику. Кажется, всё в порядке. Кроме одной мелочи.

Раны у меня на ладони больше не было.

Нет, она не зажила. Она просто исчезла, как будто её там не бывало никогда. Я мыла и мыла руки, уверенная, что порез, конечно же, окажется на прежнем месте, стоит мне только смыть пену. Куда там. Испарился бесследно.

Неясная мысль билась где-то на краю моего сознания. Догадка одновременно ужасающая и чудесная. Я стояла на грани чего-то таинственного, неизведанного. Да нет, уже не стояла — я уже переступила эту грань.

Я обернулась к Брю и встретила взгляд его поразительных глаз.

— Ни о какой шкафчик ты не резался, — полувопросительно сказала я.

Он помотал головой. Я присела рядом. То, что случилось, не укладывалось в голове, и я никак не могла этому поверить.

— Дай взглянуть.

Он приподнял тампон: рана чуть подсохла и больше не кровоточила. Теперь я могла рассмотреть её как следует. Это была моярана. Тот же размер, на том же месте. Только теперь она расположилась на еголадони.

— Теперь ты понимаешь? — тихо спросил он.

Но как же вообще можно понять такое? Ответа не было, был вопрос, да к тому же я понятия не имела, как его сформулировать. Поэтому я только пролепетала:

— Но как?..

— Не знаю, — отозвался он. — Просто это происходит — и всё.

— Всегда? Со всеми?

— Нет. Не со всеми. — Из раны снова показалась кровь, и он опять прижал тампон. — Но если человек мне по-настоящему дорог...

Он мог не продолжать — всё сказали его глаза. Вот почему он убежал, вот почему солгал. Все думают, что Брюстер Ролинс — это тёмная неизвестность, чёрная дыра, от которой лучше держаться подальше. Ну, может, так оно и есть. Но о чём люди не догадываются — так это о том, что чёрные дыры излучают неимоверное количество света. Вот только при такой колоссальной гравитации свет не может вырваться на свободу, в космос.

Если Брю обладает свойством забирать себе раны, порезы и кровоподтёки всех тех, кого он любит, неудивительно, что он чурается людей. Как я могла теперь винить его за то, что он вчера скрылся? Ведь он всего лишь пытался убежать от собственной гравитации.

Больше во мне не осталось ни гнева, ни досады. Головоломка, похоже, начала складываться. Замкнутое выражение на лице Брю не поддавалось истолкованию; что творится у него в душе было тоже трудно угадать; зато в моих собственных чувствах можно было не сомневаться. Их половодье затопило ту пустоту, которую оставил после себя ушедший гнев. И так же неожиданно для себя самой, как с давешней пощёчиной, я наклонилась и поцеловала его. От двери доносились протесты медсестры, но мне казалось, что она где-то далеко-далеко, за сотни миль отсюда. Я попала в гравитационную ловушку и не могла из неё вырваться.

— Я люблю тебя, Брю.

— Нет, не любишь.

— Заткнись и бери, что дают.

Он улыбнулся.

— Ладно.

Ему ни к чему было говорить, что он чувствует то же самое — я и так это знала. Доказательство — здесь, на его ладони.

Я видел своих одноклассников с их слабыми сердцами, изуродованными во имя соответствия стандарту, истерзанными и онемевшими; они зализывали раны, полученные при распределении ролей в стае, надеясь вылизать себе дорогу в популярность,