А порой Денис думал, что именно маленькая замухрышка-мурлыка уберегла его от смерти или плена. А потом еще и самоотверженно кинулась в сторону, отводя взгляд исполинского волка-оборотня. В тот самый миг, когда он уже почти увидел Дениса.

Все-таки интересно, как вообще у них устроены глаза, у этих призрачных волков, хмуро размышлял Денис, выбираясь из галереи на слабый, неверный свет. Он проливался из щели вверху, под самыми сводами высокого потолка.

Мальчика не покидало ощущение, что оборотень при желании мог пронзить взглядом и не такую толщу камня, каким был полуразрушенный постамент возле фонтана.

Судя по тому, сколько он ковылял в этих сырых подвалах, Денис пока еще не слишком удалился от фонтана. Поэтому у него сразу появилась надежда, смешанная с опаской. Денис отчаянно надеялся, что, выбравшись на поверхность города, он скоро отыщет своих спутников, что бы с ними ни случилось. И одновременно он боялся, что тут же окажется схваченным кошмарными созданиями.

А если они могут принимать вид других волков, например, Рутгера или Руперта, то не может ли оказаться так, что им под силу прикинуться хрулем? Или даже Маленьким Мальчиком?

Еще во время ночных разговоров с Максом и Лесей, когда они были в Лицее, кто-то из них сказал, что обличье настоящего волшебника очень трудно перенять другому человеку или существу. Это как-то зависело от имени волшебника; не общеизвестного, а тайного, родового, которое он получал еще с рождения.

Кажется, это Леся где-то вычитала или слышала от старших учеников Травоведно-Зверознатного посада.

Однако, что толку гадать на кофейной гуще? Пора было думать, как отсюда выбираться на свет. Ведь не будет же Денис сидеть здесь до скончания века?! Даже если наверху его поджидает целая стая зубастых волков-оборотней?

К счастью, вокруг было навалено множество бревен и пустых ящиков, тяжелых и массивных. По всей видимости, прежде здесь размещался торговый склад или хранилище. Вот только Денис никак не мог взять в толк – хранилище чего. Вокруг царили полутьма и полное запустение. Денису стоило немалого труда соорудить себе подобие пирамиды.

Наконец он поплевал на руки, ухватился за конец тонкого бревна и полез вверх.

Соскальзывал он дважды.

В первый раз – заклинив между бревнышками и едва не вывернув всю ту же многострадальную больную ногу. Вдругорядь – ухватившись за край ящика, оббитый предательски острой стальной лентой.

Но затем мальчик все-таки выбрался наверх и обнаружил, что только что вылез из канализационного отверстия в булыжной мостовой. Под рукой было что-то белое и холодное. Денис огляделся и оторопел. Куда же это он опять угодил?

Перед ним простирался снежный город. Улицы, перекрестки, дома, деревья – все вокруг было покрыто тонким слоем снега, сухого и колючего. И было холодно.

Но этот холод словно не затрагивал тела – от него сильнее морозило душу и замирало сердце. Инеем выбелило город, и он уже не был Черным.

Денис осторожно встал, выпрямился, расправляя затекшее тело, но тут же замер. На другой стороне улицы, в десятке метров стоял человек. Он настороженно глядел на Дениса, и во всем его облике что-то было жутко знакомое.

Мальчик попятился, и в то же мгновение...

– Да это же отражение! – прошептал Денис. – Мое собственное. Там – зеркало!

На другой стороне действительно было зеркало, и не одно. Куда ни глянь, отовсюду на мальчика смотрели его отражения.

Он опустил глаза и вздрогнул. Тот же Денис, взлохмаченный и изумленный, смотрел на него снизу, с заснеженных булыжников мостовой. Но ведь такого просто не могло быть!

В этом городе каждый предмет отражал его. Дома были из кирпича, дороги – из камня, стволы деревьев чернели из-под серебристой наледи. И все они подобно зеркалам хранили образ испуганного, усталого мальчишки, то увеличивая его, то сужая в крохотную фигурку. Это был какой-то оптический фокус, но объяснить его Денис никак не мог.

Мальчик подошел к высокому кряжистому тополю, растопырившему заиндевелые сучья в стылом, туманном небе. Древесный ствол тут же ожил, засверкал и заискрил многочисленными отражениями Дениса – глазами, губами, руками, полами его куртки.

Мальчик осторожно коснулся ледяной поверхности толстенной ветки. Зеркальный иней тут же потемнел, увлажнился и медленно растаял под теплыми пальцами.

Денис всмотрелся в свое отражение. Прямо посреди его груди на отражении зияли пять круглых пятнышек от пальцев. Они были абсолютно черны.

Денис вытер лоб, подул на ладонь, согревая ее. А потом медленно стер собственное отражение со ствола дерева, примерно на уровне своих глаз.

Потом он пытался стирать свои отражения рукавом с каменной плиты. Отскребать их обломанной веткой от стены дома.

Но ничего не получалось. Зеркальный и морозный, этот налет исчезал только от тепла его руки. Ну, или еще – носа, щек, лба. Должен же был Денис полностью проверить свою теорию!

По какой-то непонятной причине зеркальный город отражал только его. Это одновременно и пугало, и здорово интриговало мальчика. Еще бы!

Только заикнись он об этом Крокодилле, их школьной учительнице физики – живо влепила бы "пару". И хорошо еще, если не за целую четверть! Так сказать, в назидание за издевательства и глумление над ее любимым предметом.

Денис решил, что он попал в один из дальних кварталов Черного Города, о которых ходили разные слухи, один другого страшнее и несуразней. И он попытался сориентироваться, в какой стороне остались центральная площадь и злополучный фонтан.

Когда же ему это не удалось – даром, что учился в Следопытном посаде! – Денис попросту повернул направо и торопливо зашагал по заснеженному булыжнику мостовых.

По сторонам и под ноги он старался не смотреть – у Дениса уже начинало рябить в глазах от обрывков его собственных отражений. Они были яркие и тусклые, цветные и черно-белые, огромные и крохотные. Много было мозаичных и рубленых, как криво сколоченные ледяные паззлы.

Некоторые переулки казались Денису скроенными из единого листа стекла, который потом расколотили на тысячу осколков и кое-как совместили и прижали, безжалостно нахлестывая один на другой.

Между тем в городе стало заметно холодней.

Вдобавок поднялся ветер и весело гонял поземку, перемешивая зеркальные снежинки, засыпая ими черный ледок редких лужиц. Он казался предательски тонким, и на одной из узких улочек, погруженных во мрак, Денис предстояло далеко обходить одну такую лужу. Для этого ему пришлось прижаться почти к самой стене соседнего дома.

Денис уже перепрыгнул подозрительно темнеющий лед, как вдруг почувствовал острый, пронзительный взгляд в спину. На ум тотчас пришли давешние волки.

Денис вздрогнул и резко обернулся.

Улицы были пусты.

Дома злобно смотрели на мальчика десятками черных оконных проемов, скалились подъездными провалами, угрожающе нависали над ним высоченными этажами и покосившимися крышами. В нескольких окнах чудом уцелели стекла. Денис обвел их опасливым взором, вжимая голову в плечи от визгливого хлопанья наполовину оторванных форточек.

Во всех окнах застыли его отражения – иногда кривые, искаженные и обезображенные, как в какой-то безумной комнате смеха.

И лишь в одном из окон, прямо напротив, он не увидел себя. Оттуда него в упор смотрел мрачный человек из зеркала, которого он видел в школе!

Он был таким же, человек лет сорока, в темных развевающихся одеждах.

Только вместо резного посоха в его руке была раскрытая книга, толстенная, в каком-то непонятном, грубом переплете. Длинные волосы этого человека на этот раз были спрятаны под капюшон плаща.

Отражение незнакомца в упор разглядывало Дениса, и в этот раз у него было совсем иное лицо. Наверное, это и есть собственное лицо чародея.

Резкие очертания впалых щек, твердый и волевой подбородок, тонкий нос с высокими крыльями ноздрей. Глубокие, чуть прищуренные глаза, точно незнакомец изучал Дениса, прикидывал его силы, рассчитывал его как диковинную математическую задачку.