Капитан завыл от ударов, но говорить не начал.

Ушаков понимал, что ему нужно не просто признание, а именно такое признание, что графу Бирену надобно. Он уже знал, какие имена должен назвать Столетов под пыткой…

Год 1736, январь, 20 дня. Санкт-Петербург. Императрица.

Анна выслушала принца Людвига Гессенского, отпущенного из дома Долгорукого после ареста Столетова, и посмотрела на Бирена.

— Вот она подлая порода Долгоруковская! Напрасно пощадила я их! Вот они и отплатили мне за милости мои! Посмотри, Эрнест! Токмо Долгорукий о славе отечестве печется! А я дура безмозглая земли Глянские гнилые шаху возвращаю. А про то, какие деньги война в Гиляни обходиться России он не думает? А про то сколь еще солдат там от злой лихорадки помрет, не думает? Али не ведает он того, что офицеры в Гилянь для службы направляемые, как на каторгу туда едут?

Анна была вне себя.

— Ты принц возьми гвардейцев с десяток и немедленно арестовать и фельдмаршала Долгорукого и его племянника. А я Ушакову поручу разобраться с этим кублом изменническим.

Принц поклонился и вышел. Приказ был ему люб. Скоро он собьет спесь с Долгорукого.

— Эрнест! Всех их стоит извести под самый корень! Одни беды от сего семейства злокозненного в державе моей.

— Но ваше величество, мы не можем тронуть малолетних представителей этого семейства. Что скажет про нас в Европе! — возразил Бирен.

— Мало ли в Европах казнят, Эрнест? Кто на то смотреть станет?

— Казнят не мало, Анхен, — горячо заговорил Бирен. — Но Долгорукие семейство знатное. И ту жестокость к ним мне припишут. Ведь во всех бедах у них Бирен виноват.

— Ладно! Малолетков Долгоруковских казнить не стану! В солдаты! В солдаты без выслуги! Всех в гарнизоны приграничные. Пусть повоюют и рядовых и испытают каково русскому солдату живется. Миних! — Анна посмотрела на второго своего фельдмаршала.

— Да, государыня!

— Никого из Долгоруких производить в офицеры не позволяю! Пусть свои кости на полях баталий славных оставляют. Тогда про нас в Европах ничего не скажут!

— Да, государыня! — склонил голову Миних.

— Где Остерман? Его позвали?

— Я здесь, ваше величество, — вперед вышел Андрей Иванович граф Остерман, вице-канцлер империи Российской.

— Андрей Иванович, указ срочно заготовь про наследование престола моего. Империя должна наследника иметь! И не Лизка гулящая на трон империи сядет! О том я позабочусь! Укрепить нам следует власть нашу! А держава не может быть крепкой без наследника законного!

— Я уже подготовил проект, государыня, и на ближайшем заседании кабинета вашего величества мы можем сей проект рассмотреть!

— На завтра готовь заседание! И по Долгоруким указ напиши! Ушаков тебе допросные листы притащит! Иди! Времени не расходуй попусту!

И Указ был провозглашен публично:

"Мы, Божиею милостию, Анна, императрица и самодержица Всероссийкая, и прочая, и прочая, и прочая всем нашим верным подданные объявляем:

Фельдмаршала князя Василия Долгорукого, должности его высокой лишить и всех орденов и дворянства его избавить. Ибо презрел он милость мою, и дерзнул особу монаршую и высокую публично поносными словами облаять. Такоже осмелился князь Василий Долгорукий поносить решения наши и снова нашу особу публично оскорблял не единожды. И при том присутствовали такоже, бывший гвардии офицер князь Юрий Долгорукий, капитан лейб-гвардии Семеновского полка Столетов Иван, да поручик гусарский князь Юрий Барятинский.

Все вышеозначенных лиц, такоже как и главного поносителя особы моей, повелеваю лишить офицерских званий, дворянства. Суд наш приговорил всех сих людей смерти, но мы в знак монаршей милости, и по слову и просьбе обер-камергара нашего графа Эрнеста Иоагана Бирена от смертной казни их освобождаем!

И да будут вышеозначенные изменники содержаться отныне за крепким караулом.

Князь Василий Долгорукий местом своего пребывания крепость Шлиссельбург станет иметь. И сидеть ему там до самой его смерти.

Князя Юрия Долгорукого, повелеваем Мы, отправить в Кузнецк на завод тамошний железнодельный и определить сего бывшего князя к работе тяжелой.

Поручика бывшего князя Юрия Барятинского, повелеваем Мы, отправить в Охотский острог и там содержать до смерти.

Бывшего гвардии капитана Столетова Ивана отправить на заводы Неречинские и там он тяжким трудом станет грехи свои перед отечеством искупать!

Быть по сему!

Анна"

И так и было свершено. И выиграл от устранения Долгорукого больше всех Герхард Христофор Миних. Стал он отныне не просто фельдмаршалом армии, но и генерал-фельдцехместером, обер-дирекотором крепостей, Военной коллегии президентом, кадетского корпуса директором, подполковником лейб-гвардии Кирасирского полка.

На заседании кабинета министров был принят закон о престолонаследовании. Наследницей государства Российского была провозглашена племянница императрицы Анна Леопольдовна, дочь старшей сестры царицы Екатерины Ивановны и герцога Леопольда Мекленбург-Шверинского.

Но Анна Леопольдовна наследовала не корону империи, а лишь право быть матерью нового царя. Будущим императором станет тот ребенок, которого она должна была родить, когда её выдадут замуж.

И было велено всем придворным чинам и армии присягать на верность будущему еще не родившемуся императору. Такого на Руси еще не бывало.

Но он родиться, этот император, и нарекут его Иоанном! И станет он властелином России, но не на долго. И примет он смерть страшную в казематах крепости Шлиссельбург…

Лейба Либман митавский банкир, занимал солидное положение при дворе Анны Ивановны. Как доверенный графа Бирена и как обер-гофкомиссар двора её императорского величества он читал челобитные и благодаря этому мог брать взятки и пополнять свой карман. Но взятки его унижали как хорошего финансиста. И потому он стал активно вмешиваться в промышленность и особенно в горное дело. Фон Штемберг, которого он вызывал в столицу, дело знал, и много чего прикарманить Либману помог.

Год 1736, март, 20 дня. Санкт-Петербург. При дворе. Пьетро Мира и Либман заключают пари.

Шут Балакирев за несколько дней получил от императрицы подарков на 2 тысячи рублей и тем нимало гордился. И за то только, что смешные потасовки с карлами, да с Квасником и Лакостой устраивал.

Мира смотрел вслед Балакиреву и тому очередному увесистому кошелю, что исчез в его кармане. К нему подошел Либман.

— Он уже человек богатый, Петер. И деньги все плывут и плывут в его карман.

— Это вы, гер Либман?

— Я. Кто же еще может так говорить, когда речь идет о деньгах? Богатый человек и неглупый, понимает, что деньги это все. Я вот также понял это с ранней юности и деньги стали меня от того любить и не обминают мой карман.

— А вот мой обминают, — признался Мира.

— И неудивительно, друг мой. Для того чтобы деньги любили тебя, нужны две вещи. Всего две.

— И какие же? Или сие тайна банкира?

— Нет. Сей секрет не большая тайна.

— Тогда скажите мне его.

— Охотно. Для того чтобы у тебя были деньги их нужно уметь зарабатывать и уметь сохранять. Первое ты при дворе освоил. Но второе — нет. Зачем ты подарил Дорио вчера ожерелье ценою в 10 тысяч рублей?

— Вы знаете про это, Либман?

— Я многое знаю, и уже говорил, что у меня много послухов* (* послух — доносчик, информатор) из числа лакеев, слуг и даже придворных. Так зачем ты подарил певичке ожерелье?