— А ежели мы не провалим? — спросил, кривляясь, Балакирев. — Али прогонишь нас?

— Иван! Убери этих шутов с мох глаз.

— Чего? — Балакирев стал засучивать рукава своего камзола.

— Убери его, Иван! Прочь! — Франческо Арайя указал на Балакирева.

Иван кивнул троим громилам, и те надвинулись на шутов.

— Только не покалечьте никого! — предупредил Арайя. — Только прогоните и дайте каждому по пять ударов по заду. Чтобы помнили кто такой придворный капельмейстер. Они к ударам по этому месту люди привычные!

Но шуты были людьми не робкого десятка. Балакирев сразу в драку кинулся. Он ударом кулака под дых свалил с ног первого громилу. Тот охнуть даже не успел, как рухнул на землю.

— Шуты и не токмо к ударам по заду люди привычные, господин капельмейстер! — закричал Балакирев.

Кульковский обнажил свою бутафорскую саблю, которая была не заточена, но могла наносить ощутимые удары словно дубина. Клинком он отбил направленную на него дубину. И сам стал дубасить разбойника по голове и плечам.

Лакоста сбил с ног еще одного громилу и ударом кулака раскровянил лежащему лицо. Затем он подскочил к Арайя и схватил того за ворот кафтана.

— Ты с кем тягаться задумал? — прошептал он ему на ухо.

— Эй! — Иван вступился за капельмейстера. — А ну барина отпусти!

В руке у Ивана блеснул нож с широким лезвием. Лакоста отшвырнул от себя сеньора Франческо, и тот кубарем покатился по мостовой. Там его остановил Балакирев и для порядка ударил его два раза палкой по заду.

— Я думаю, что зад господина капельмейстера, также может привыкнуть к палкам. Это Россия!

Лакоста тем временем также достал нож. Это была его старая и добрая испанская наваха. Пользоваться ей Лакоста умел как никто иной. И русский разбойник не знал с кем он связался.

Вскоре Иван уже лежал на мостовой лицом в низ. Он был мертв. Атака на дом придворного шута была отбита…

Год 1738, апрель, 3 дня. Санкт-Петербург. При дворе. Шутовство.

На следующий день события о "баталии" у дома Пьетро Мира стали обсуждаться при дворе. Императрица немало посмеялась проделкам шутов своих и отменно каждого наградила за смелость. Сеньору Франческо Арайя, дабы не обжался на шутов, послала от себя, шкатулку малахитовую с камнями драгоценными и своим портретом и пять тысяч рублей серебром.

Затем Анна по обыкновению своему своих болтушек слушала. Они ей все новости и сплетни пересказывали. Где кто подрался, где кто кому изменил, и где в каких семействах скандалы были. Императрица была большая любительница сплетен разных.

— А еще, матушка, — проговорила "болтушка" фрейлина Решетова, — на днях в городе твоем белую ворону видали! Все другие черные, а та белая. И генерал-полицмейстер распорядился ту ворону поймать!

— Поймали? — спросила императрица Решетову.

— Его холопы ворону ту поймали. И в дом к генералу доставили.

— Так пусть нынче же гонца до генерал-полицмейстера снарядят! Ту ворону я сама видеть желаю! Эй, там!

Приказ императрицы тут же бросились исполнять, и государственный фельд-курьер отправился в дом, где ворона белая содержалась.

— Да что ворона, матушка! — Буженинова оттолкнула от императрицы Решетову. — Вот я слыхала, что в городке Сызрани живет дура одна молодая. Так то дура, всем дурам дура. Таких еще отродясь не бывало.

— И что в той дуре особенного, куколка? — спросила императрица свою любимицу.

— И филином кричит и кошкой мяучит и передразнивает голоса разные. Да так хорошо то у дуры получается, что все со смеху помирают, матушка.

— А не враки ли то? — засомневалась Анна.

— Что ты, матушка. Рази стала бы я тебе врать? То истинная правда. Така дура в Сызрани имеется.

Анна осмотрелась и глазами отыскала среди придворных генерала Андрея Ушакова.

— Андрей Иваныч! Поди сюда.

Ушаков приблизился и поклонился царице низко.

— Чего прикажешь, матушка, рабу твоему?

— Ты слыхал, что моя куколка только что сказывала? Живет в Сызрани городе дура одна. И дура оная голоса искусно передразнивает. Понял ли? И я повелеваю тебе ту дуру срочно ко мне в Петербург доставить и при моем дворе поселить!

— Срочно, сегодня же, посланцев в Сызрань и снаряжу, матушка.

— Да скажи своим посланцам, дабы дуру не перепугали на смерть. Знаю я людишек твоих. Пусть скажут, что зову не для зла, а для добра дуру в Петербург. И родителям её пусть сразу тышу рублей дадут! Понял ли?

— Все будет исполнено, матушка.

— И смотри, Ушаков! Тыщу рубелей серебром, что от казны отпускаю все до последнего рублика отдать должно! Коли хоть единый рублик уворует кто — с тебя будет спрос.

— Да что ты, матушка? Разве посмеет кто?

— Знаю я что говорю. Не дурой уродилась на свет. Ты тыщу возьмешь от казны да 500 рублей себе в карман положишь. Затем те, кто повезет приказ и деньги, еще 450 рубликов прикарманят. И отдадут от щедрот государыни по назначению всего 50 рублей, а то и менее!! Я про такие твои дела уже донос имею, Ушаков!

Начальник тайной розыскных дел канцелярии побледнел. Не раз и не два он так делал, и деньги, от казны отпускаемые, воровал бессовестно. Но вот кто мог донос на него состряпать?

— И потом, — продолжила Анна, — меня царицу щедрую в скупости обвиняют! Будто я скупая и больше 20 али 50 рублей и пожаловать не могу! Ежели, еще раз про такое услышу, ты у меня сам на дыбе повиснешь! На сей раз за дуру ты тысячу рублев исправно отдашь! Всё до копейки!

— Будет исполнено, ваше величество! — еще раз поклонился Ушаков.

— Ну, иди. Иди, Андрей Иваныч. Сполняй приказ мой.

Ушаков ушел, а болтушки снова принялись за свое дело. Сплетни и их обсуждение продолжалось.

— Пишет князь Куракин полюбовнице своей письма препотешные, матушка, — сообщила "болтушка" фрейлина Липицына. — Уж такими словами её называет. А жену иначе, чем ведьма не зовет.

— Так ли? — императрица посмотрела на болтушку.

— Так. Про то я от ихней служанки всё выведала.

— Так мы то дело исправим, — проговорила Анна. — Надобно послать курьера нашего и те письма изъять и заменить. Поняли про что я?

Кульковский засмеялся и понял шутку императрицы.

— Я могу разные почерки подделывать, матушка. Дай мне письмо куракинской полюбовницы. Али письмо самого Куркина к ней. Я почерк точь в точь подделаю.

— Сумеешь? — Анна посмотрела на шута.

— Сумею!

— Завтра мне письма доставить. И завтра Кульковский ты то дело сделаешь. Распотешу я жену Куракина и полюбовницу такоже!

Все засмеялись….

Императрица Анна Ивановна была шутница великая. Любила она частные письма читать и сама их затем подменяла. Вместо одних вкладывала в конверты письма иные, рукой Кульковского писанные.

А после того как любовница князя Куракина получила послание, в котором тот её последними ловами поносил, она ему от дома отказала. А жена Куракина наоборот ласковое письмо получила. А от мужа своего она ласковых слов уже лет 15 не слыхивала.

Проживала княгиня Куракина в Москве и императрица, желая узнать, как письмо подменное принято будет, отправила письмо своему дяде генерал-губернатору московскому с приказом строгим:

"Я желаю знать, как письмо оное от князя Куракина, женою его княгиней Куракиной принято будет. И чтобы слово в слово людишки твои слова, ею при сем сказанные, записали верно. И ко мне сразу после того гонца шли".

Такова она была императрица Анна Ивановна….

Военная кампания 1738 года не принесла русской армии никакой славы. Удачно начатый Минихом поход к Днестру, после нескольких победоносных сражений с татарами, провалился, в конце концов. За Днестр в Молдавию Миниху вторгнуться так и не удалось.