— Надобен мне человек верный, Петрович. Коий дитя, что Анна в утробе носит, поддержит. И на тебя в том деле уповаю я…

Год 1739, сентябрь, 15 дня. Санкт-Петербург. Либман за работой.

Лейба Либман донесения от своих наушников послушав, сразу отправился к герцогине Бенингне Бирон. Ему странно не нравилась горбатая уродина, но сейчас иного выбора не было. Сам герцог слишком легкомысленно относиться к его предупреждениям, а Пьетро Мира слишком увлечен Марией Дорио. А горбунья так мужу своему надоедать умела, что Бирен был на все готов лишь бы отвязаться от неё.

Бенингна в отличие от императрицы всегда одевалась с самого утра в роскошные платья, и парикмахеры колдовали над её прической по полтора-два часа. Причем главная цель оной процедуры была в том, дабы обнажить прелестную шею гецогини, единственную часть своего тела, коей она могла гордиться.

Он приняла Либмана скислой миной на лице и протянула ему руку для поцелуя.

— Ваша светлость, — банкир поклонился Биренше. — Вы сегодня очаровательны.

Такой комплимент к горбунье скорее напоминал насмешку, но Бенингна была не из тех, кто не принимает лесть.

— Но я прибыл к вам не для того чтобы расточать комплименты, ваша светлость. Над родом Биронов сгустились тучи, а ваш супруг дремлет. Я предупреждал его о том неоднократно, но все бес толку.

— И вы решили обратиться ко мне? — спросила Бенингна.

— Да, ваша светлость. Вы моя единственная надежда. Образумьте герцога. Или вы потеряете корону.

Последняя фраза словно хлестнула горбатую герцогиню по щеке. Она даже вздрогнула.

— Потеряем корону? Что вы говорите, Либман?

— Ваша светлость, оглянитесь вокруг. Кабинет министр Волынский лезет к власти и его влияние на императрицу усиливается. И скоро он вытеснит вашего мужа на второй план.

— Вы говорите ерунду, Либман. Императрица благоволит нашей семье.

— Но вспомните, ваша светлость, что в фаворитах у императрицы, когда она еще была герцогиней Курляндской числились многие мужчины. И вашего мужа она может сменить. Вспомните Бестужева-Рюмина, вспомните Мориса Саксонского, Вспомните Левенвольде. Где они? Их вытеснил ваш муж. Но его могут заставить уступить дорогу. И если не в постели императрицы, то в делах влияния политического.

— И что вы посоветуете нам с мужем делать, Либман? Вы ведь явились ко мне дать совет?

— И не Толькою. Я принес вам просимые вами 50 тысяч рублей золотом.

С этими словами Либман выложил на тол три туго набитых мешочка. Это были деньги которые просила у него Биронша уже два месяца. Та сразу обрадовалась и посмотрела на банкира уже с большей теплотой.

— Итак, что вы посоветуете нам с мужем делать?

— Постоянно быть при императрице.

— Я и так при ней постоянно.

— Но нужно быть больше. Всех придворных дам, вам стоят заменить при царице собой. Пусть она не сможет без вас обходиться. Участвуйте во всех её шутках и увеселениях. Во всех! И если герцог не постоянно при императрице, то пусть его заменит герцогиня. И еще одно, ваша светлость.

— Что?

— Ваш муж стал навещать цесаревну Елизавету.

— Что? Это ложь! — гневно воскликнула Биронша. — Это злобные наветы врагов моего мужа герцога!

Либман тогда заявил, что это совеем не наветы, но истина. И он сам то проверил через своих соглядатаев, ибо и сам в то верить поначалу не желал. Но верные люди донести ему, что герцог действительно посещает цесаревну.

Бенингна была напугана. Она знала о том, что придворные шептались за её спиной, декать герцог добьется у императрицы развода со своей горбуньей, а сам позволение получит жениться на Елизавете Петровне. Он как владетельный герцог теперь имеет право просить руки принцессы крови.

Либман насчет посещений герцогом цесаревны солгал. Да, Бирен как-то ездил к ней, но было это давно и с тех пор они не общались и виделись только при дворе во время приемов. Но банкиру надобно было напугать горбунью. Ибо испуганная она станет послушным орудием в его руках.

Волынский возвышался и обрастал сторонниками. Они умножались ежечасно. К нему в дом ходили теперь и чиновники, и офицеры армии и флота, и профессора академические. Его друзья поднимались по чиновной лестнице при дворе и ежели не остановить умного кабинет-министра, то это грозит бедами немецкой партии при дворе, которая была основательно расколота внутренними распрями.

— И в том, ваше высочество, я такоже руку Волынского вижу! — "выпалил" Либман последний свой заряд на сегодня.

— Вот как? — задумчиво прошептала Бенингна. — Я стала ему не нужна. Ему захотелось русской красавицы? Ну, это мы еще посмотрим любезный мой муж Эрнест! Посмотрим.

— И вам надлежит при царице Волынского и его друзей всячески чернить, ваша светлость. Но делать сие надлежит со всею осторожностию. Ибо сие дело не простое — очернить врага своего в глазах государыни.

— Говори, что делать, Либман? Как вести себя, чтобы от врагов нам с Бироном избавиться?

— Для начал сегодня при дворе похвалите Волынского. Дабы бдительность его усыпить. Не нужно открыто показывать ему, что вы ему враг, ваша светлость. Пусть ни о чем не догадывается. Удар нужно наносить тогда когда ты сильнее противника. А в придворной борьбе особенно.

— Я сделаю все.

Либман удалился из покоев Биронши довольный собой. Все получилось как нельзя лучше…..

Год 1739, сентябрь, 18 дня. Санкт-Петербург. Трактат о мире.

Фельдмаршал Миних победно маршировал по Молдавии. Он заявил, что русские под его знаменами твердой ногой стали на Дунае. Фельдмаршала бесили донесения о поведении австрийцев. Он метался по своему шатру и орал, что его не остановят и он войдет в самый Стамбул в гости к султану.

И только твердый приказ из Петербурга остановиться и угроза гнева государыни заставили его приказ выполнить. 18 сентября 1739 года в столице Российской империи Санкт-Петербурге был опубликован Трактат о мире с Османской империей. Армия была отведена на зимние квартиры на Украине и готовилась к возвращению домой.

В империи начались праздники. Очередная русско-турецкая война закончилась. И пока не в пользу России. Но войны с османами еще будет, и принесут они славу отечеству…..

После многочисленных праздников при дворе, императрица Анна снова слегла в постель. Её невоздержанность в жирной пище и винопитии заставляла лейб-медиков не спать ночами. Ни Бирон, ни его жена Бенингна не отходили от постели императрицы.

Анна перестала устраивать даже свои обычные утренние приемы в спальне. Болтовня шутов её более не веселила. Первые 10 дней октября 1739 года она практически не показывалась придворным.

По Петербургу поползли слухи, что императрица более не встанет с одра болезни. Многие вельможи стали крутиться у молодого двора, стараясь расположить к себе Анну Леопольдовну и её мужа…..

Год 1739, октябрь, 11 дня. В окрестностях Санкт-Петербурга. Дача кабинет-министра Волынского.

Артемий Петрович Волынский на этот раз решил собрать ближних своих друзей не в своем столичном доме, а на даче за городом. Он знал, что конфиденты его станут склонять к решительным действиям в борьбе за власть. И слышать того не должен был никто. Не стоило недооценивать соглядатаев, что постоянно проникали в его дом в Петербурге.

Карета Волынского прибыла на дачу в полдень.

В тот день с утра зарядил дождь, и добираться до места было сложно. Дороги размыло, и слуги кабинет-министра то и дело вытаскивали карету из ям на дороге.

Его камердинер все время ворчал, что де хороший хозяин и собаки в такую погоду не выгонит.

— Потому и едем на дачу, — строго ответил кабинет-министр. — Никому и в голову не придет поехать по такой дороге. Соглядатаи Либмана и Остермана не потащатся вслед за мной.