-Шереметьев оказался не так прост, он заметил наш крейсер и скрылся в неизвестном направлении, и насколько нам известно прихватил Арбатову с собой.

Александр замер, почему то защемило сердце, движения сковал липкий страх, он посмотрел на Генриха пытаясь скрыть свои эмоции. Но Старый разведчик все заметил

- я распорядился, мы найдем их, группа спецов прочесывает лес, мы запустили разведчика в воздух. Ворон и испанец роют землю, на сколько я понял, она им обоим дорога.

33

побережье

Сознание мерцало, Маша безуспешно пыталась поймать фокус, но перед глазами все плыло, голова трещала, жутко тошнило. «Сотрясение» подумала она. Руки были вытянуты вверх и привязаны за запястья к потолку на месте люстры. Пытаясь посмотреть по сторонам Маша, напрягала глаза что есть сил, стены расплывались, но было понятно, что она в помещении. Память возвращалась с трудом, отдельные обрывки, лес, садящееся солнце, Маркус. «Что же случилось» болью отдалось в ее голове, как в колонном зале, тысячи молоточков стучали в виски. Из горла вырвался стон, он был тихим, но этого было достаточно, что бы обнаружить ее. Краем глаза Маша уловила движение, резкая боль пронзила все тело, кто то ударил ее плетью, а затем еще раз. Маша стиснула зубы. Изверг встал перед ней, это был Шереметьев. Оглядев его, она увидела на ногах вычурные, расшитые золотом сапожки с загнутым носом, очень красивые и по всей видимости ручной работы, штаны шаровары, шелковая рубашка, и завершал сей наряд красный кафтан с меховой оторочкой. Все вместе это напоминало одежду купцов или баев в старинные времена, она не знала точнее, но ей стало смешно, и насмешка появилась на ее губах. Шереметьев взбесился и ударил ее по лицу, свет опять померк.

Маша не знала сколько пробыла в отключке, но упрямое сознание вернулось, она больше не висела по среди комнаты, а лежала и была привязана к кровати за руки. Боль в голове не прошла и тошнота тоже. В этот раз, Маша не спешила себя обнаружить. Но тишина показалось странной , не слышалось даже чириканье птиц, она приоткрыла глаза и огляделась. Окон не было, по углам стояли подсвечники со свечами тени плясали, в первый раз она приняла это за игру воображения. Подвал или бункер, был устелен и увешен коврами, не понятно где найденными в таком количестве, в центре был стол и за ним сидел ее мучитель. Маша инстинктивно сжалась, на его лице появилась ядовитая улыбочка. Он встал, и медленно пошел в ее сторону, расстегивая при этом свой кафтан.

-ну что, сука, побалуемся

Сказал он взгромоздившись на нее. Его глаза были злыми, в них полыхало столько ненависти, что Маша удивилась вместо того, что бы испугаться. Стягивая с нее штаны, он бил ее, приговаривая

-это тебе за все, сука

Маша недоумевала, в чем была ее вина перед этим человеком ,и за что он так мечтал ее растоптать, но спрашивать не торопилась, стиснув зубы, она изо всех сил пыталась оттолкнуть его ногами, но тщетно, последняя преграда из одежды была сорвана, и он резко и грубо вошел в нее. Маша зажмурилась, что бы не закричать, было больно, и она решила не сопротивляться, избавив себя от мучений. К счастью его штурм закончился быстро. Он соскочил, тяжело дыша, и пнул ее по ноге

-сука

Одел шаровары и сел за стол. Залпом опрокинул пол стакана какого то пойла. Маша попыталась повернуться на бок, что бы хоть как то прикрыть свою наготу.

-что я тебе сделала, за что ты так ненавидишь меня.

Спросила она чуть слышно, на его лице появился звериный оскал

-ты сука мне всю жизнь сломала

-я не понимаю, я не знала тебя, как я могла сломать твою жизнь?

он встал и снова подошел к кровати, наклонился, его глаза сузились

-ну конечно, ты же никогда никого не замечала вокруг

И он опять ударил ее по лицу, вновь наступила темнота.

Очнувшись, она наблюдала сквозь ресницы, как над ее головой склонился врач с испанского корабля, он был весь в ссадинах и кровоподтеках, и по всей видимости, являлся таким же пленником как она сама. Слушая перевод, объяснения причины ее плачевного состояния, Маша думала сколько еще народу оказалось в таком ужасном положении. Шереметьев матерился и опять называл ее сукой. Маша молчала, стараясь не подавать признаков жизни до тех пор, пока дверь не захлопнулась и все не вышли. Врач не выдал. Лежа на кровати с привязанными к душке руками и обдумывая план побега, гадала, сколько уже находится в заточении. Голова продолжала болеть , тошнота тоже не отпускала, жутко хотелось пить, кое как прикрывшись покрывалом, постаралась уснуть, слезы катились по щекам, в голове был ворох мыслей, и все же ей удалось забыться. Она проснулась почти в кромешной темноте, только маленькая свечка освещала помещение, тошнота прошла и боль немного отступила, она поняла , что ей позволили поспать, видимо доктор объяснил, что находясь в том состоянии, в котором она была , можно легко впасть в кому или умереть. В зловещие планы Шереметьева, это видимо, не входило. Руки оказались отвязанными от душки кровати, но были перевязаны между собой и привязаны длинной веревкой, как поводком, к кроватной ножке. Она попыталась сесть, голова кружилась , совсем не было сил, но все же ей стало лучше. Веревка оказалась достаточно длинной, что бы перемещаться по комнате. Маша направилась к столу, в горле все пересохло, слабыми, дрожащими руками налила из графина в стакан воды. Ей казалось, что она уже не сможет удовлетворить эту бесконечную жажду. На столе лежало несколько лепешек и яблоко . Подкрепившись , почувствовала себя значительно лучше, и решила осмотреть комнату. В дальнем углу была еще одна дверь, медленно дошла до нее и надавила на ручку, та на удивление легко подалась, за дверью было темно. Маша распахнула ее настежь и отошла, позволяя свечке своим слабым светом проникнуть внутрь, там оказалась уборная и умывальник с кувшином воды. Маша как смогла, привела себя в порядок. Своих вещей она не нашла, только длинную до пола юбку и кожаные на деревянной платформе, шлепки. Видимо Шереметьев собирался ввести новую моду, со старорусским уклоном, бояр и батраков. Возможно так он представлял себе крепостных крестьянок . Она села на кровать, голова шумела, но зрение вернулось, и восприятие окружающего тоже пришло в норму. Ей было страшно думать, о дочке и Маркусе, если его схватили, никто даже не знает, куда она пошла.

Входная дверь открылась и двое рослых, знакомых Маше мужчин, одетых в расшитые ливреи и превратившиеся в слуг, внесли пару уставленных свечами канделябра. Подсвечники были из резного дерева, очень красиво и профессионально выполнены, в комнате сразу же стало светло. Маша недоумевала, что за умельцы, а самое главное, когда, успели так искусно снарядить Шереметьева такими царскими подарками. Важной, вразвалочку, походкой вошел и сам изверг. Слуги вышли и закрыли за собой дверь

-смотрю тебе уже лучше

Сказал он, направляясь к ней, при этом вновь расстегивая свой кафтан и развязывая шаровары. Маша сжала ноги, и что было сил вцепилась в юбку, он громко заржал ей в лицо, взял веревку , резко рванул, ее руки взлетели к душке, больно ударившись об нее. Привязав, он перевернул Машу на живот и поставил на колени, ее жалкие трепыхания, были награждены ударами по ребрам. Он снова изнасиловал её, она старалась отключить свое измученное сознание, не плакала и не просила, молчала, проклиная его в душе, терпела, моля бога дать возмездие и наказать мучителя. И опять его штурм был не долгим, что несказанно порадовало Машу.

Он оделся, подошёл к кровати отвязал веревку

-иди мойся, ты будешь моей личной шлюхой, пока не надоешь, потом я отдам тебя своим соратникам, некоторые мечтают об этом часе, думаю ты останешься довольна.

Сказал он и опять гадко заржал, направляясь к дверям, Маша поднялась и остановила его жестом

-может ты все таки расскажешь, в чем я так виновата перед тобой

Он повернулся, глаза стали холодными и надменными, вся его поза говорила о превосходстве, губы искривились в брезгливой усмешке

-ты помнишь свою школу и выпускной старшеклассников? Вы с подружками пробрались на него тайком?