— Как вам будет угодно, — обиженно проговорил Гейбриел. — Хотите дуться — пожалуйста! Только это скучно. А я, к вашему сведению, просто встретил старую знакомую, — добавил он лукаво. — Она работает агентом по закупкам товаров от одной из фирм Лос-Анджелеса.

— Ах так! — произнесла Энн, изо всех сил стараясь сохранить небрежный тон. Но она снова почувствовала радость жизни.

— Ну да! Это Маделейн Паркер. Я подумал, что она может стать постоянным покупателем ваших зверюшек.

— Правда?

Энн откусила еще кусочек сосиски, которая неожиданно стала очень вкусной.

— Во всяком случае, она сказала, что подумает об этом и позвонит мне.

Да, она, конечно, позвонит тебе, мысленно съязвила Энн, вновь ощутив болезненный укол в сердце, но, разумеется, не для того, чтобы что-то покупать. И мир опять окрасился для нее в траурные тона.

Хантер доел свою порцию, вытер салфеткой губы и продолжил совершенно будничным тоном:

— Когда я жил в местечке Ла-Джолла, то частенько играл в теннис с ее мужем, Марти Паркером. Мы и сейчас продолжаем дружить, хотя и живем довольно далеко друг от друга.

— Нет, сосиски действительно великолепны! — окончательно решила для себя Энн и, отправив в рот последний кусок, отодвинула тарелку.

— Давайте еще раз посмотрим выставку, — предложила она.

— С превеликим удовольствием!

Они не спеша двигались от одного экспоната к другому. Порой задерживались, чтобы получше осмотреть особенно понравившиеся изделия. Гейбриел первым заговорил о ценах. Он судил о них как профессионал.

— Уверяю вас, Энн, — убеждал ее Гейбриел, — что люди порой готовы отдать целое состояние, чтобы только заполучить понравившуюся им вещь! Тем более если эта вещь по-своему уникальна. Ведь ваши фигурки не повторяются. Они единственные в своем роде.

Энн уже почти согласилась, что слишком дешево ценит свой труд. Однако ее как обычно мучила неуверенность в себе.

Так прошло часа два. Они осмотрели всю выставку. Гейбриел па секунду отошел и купил Энн искусно сделанную тряпичную обезьянку, кувыркающуюся на перекладине.

— О, Гейбриел, неужели вы запомнили?! — воскликнула девушка, принимая подарок.

— Конечно. Это вместо той игрушки, которую растрепал Маклейш. Кажется, ее звали Оскаром. Разве не так?

— Так. А как мы назовем эту обезьянку?

— Это уж вам решать. Я еще ни разу за всю свою жизнь не дал имени ни одной обезьяне. А в тридцать шесть лет, наверное, слишком поздно начинать.

— Брюзга! Ну, хорошо. Я подумаю, как ее назвать.

Из здания выставки они направились в кафе, расположенное на соседней улице. Оно славилось очень вкусными пирожными. И хотя Энн долго сокрушалась, что теперь непременно наберет лишние фунты, но удержаться не могла. Эклеры были прекрасны. И Гейбриел удовлетворенно согласился с ней.

Но уже собираясь покинуть кафе и взявшись за коляску с Энн, Хантер искоса взглянул на нее и неожиданно сказал:

— Жаль все же, что Маделейн и Марти Паркер развелись.

— Они развелись?

— Да. Она мне сообщила об этом сегодня.

— Еще довольно рано, — сказал Гейбриел, когда они уселись в машину. — Мы еще можем куда-нибудь съездить. Куда бы вы хотели?

Энн, пришедшей в ярость от его предыдущей реплики, больше всего на свете хотелось бы отхлестать его по физиономии. Но, не подавая виду, как ее задели все эти реплики насчет Маделейн Паркер, она натянуто улыбнулась Хантеру:

— Право, не знаю. Поступайте, как найдете нужным.

Они выехали на дорогу, тянувшуюся в северном направлении. Гейбриел обернулся к Энн.

— Вы, кажется, говорили, что ваш отец живет где-то поблизости.

— Не совсем так. Он сейчас в санатории на окраине Эскондидо.

— Ну, это не далеко. Может быть, навестим его?

Энн чуть помедлила с ответом. Потом в сомнении покачала головой.

— Я… не знаю. Мне кажется, лучше этого не делать.

— Почему? Вам что, будет стыдно? Перед кем? Перед ним или передо мной?

— Не говорите ерунды, Гейб! Мой отец вовсе не в таком состоянии, чтобы я его стыдилась.

А что касается вас, то… Она прикусила губу. Она могла бы с гордостью представить отцу своего нового знакомого, если бы была уверена, что он не выкинет какую-нибудь из своих шуток.

Не дождавшись вразумительного ответа, Хантер решительно нажал на газ. Машина полетела вперед. Не поворачивая головы, он коротко бросил:

— Едем в Эскондидо.

— Но, Гейбриел, поймите! Встреча с моим отцом в этом санатории не доставит вам никакого удовольствия! Зачем вам это нужно?

— Вы считаете меня законченным гедонистом?

— Кем?

— Гедонистом — человеком, который делает только то, что доставляет ему удовольствие.

— Вовсе нет!

— Так вот, Энн, я хочу знать о вас все. За свою жизнь я успел понять, что у людей часто возникают весьма неприятные проблемы. Черт побери, у меня они тоже есть! Но эти проблемы как раз и делают человека таким, каков он. Поэтому, разобравшись с вашими проблемами, я смогу лучше понять вас. Когда мы приедем в Эскондидо, вы сначала одна войдете в палату к отцу. Если окажется, что ваш отец не расположен сегодня принимать незнакомых гостей, я не стану протестовать. Просто подожду на улице, пока вы освободитесь. Согласны?

— Согласна. Пусть будет так.

Всю остальную дорогу они говорили о разных пустяках. Энн ждала, не заговорит ли Гейбриел снова о Маделейн Паркер, сама не зная, хочется ли ей этого. Но так и не дождалась…

Когда они приехали в «Шейди», Гейбриел остался в холле на первом этаже, а Энн в сопровождении миссис Кингуолтон поднялась к отцу.

Дэниел отдыхал в шезлонге на открытой террасе. Энн почти неслышно подъехала к нему на своей коляске.

— Очнитесь, мистер Дэниел, — шепнула она ему на ухо, — и поцелуйте свою маленькую обезьянку.

Мистер Розетти открыл сначала один глаз, затем — другой. Он удивленно уставился на девушку, не поняв со сна, где он и кто зовет его по имени. Потом он узнал дочь и радостно улыбнулся:

— Энн, ты!

Он крепко обнял девушку и с любовью посмотрел ей в глаза. Затем его взгляд скользнул вниз. Он нахмурился и выпустил дочь из объятий: Дэниел увидел коляску.

— Что случилось? Ты попала в аварию? Только не лги!

— Ничего страшного! И никакой аварии! Просто я оступилась и растянула связки.

Энн знала, что отец не удовлетворится таким объяснением. Ей пришлось рассказать ему все, что произошло, хотя и опуская некоторые подробности.

— Интересно бы узнать, дитя мое, — с уничтожающей иронией произнес Дэниел, — как получилось, что, впервые попав в дом, этот молодой человек сразу же очутился в твоей спальне?

— Папа!

— Я просто спрашиваю, дорогая. Как его зовут? Кажется, Хантер?

— Гейбриел Хантер, папа.

— Это тот самый, о ком ты так беспокоилась прошлый раз?

— Ну, я бы не называла это беспокойством, папа!

— Та-ак! И он — видимо, от безумной любви — сломал тебе ногу? Очень оригинально!

— Папа, ни о какой любви нет и речи. И он не виноват. Это произошло случайно. Да и перелома у меня нет. Просто растяжение связок. Я же тебе только что объяснила!

— Э-эх! Если мне как-нибудь представится возможность поговорить с этим малым, я дам ему пару советов, как следует обращаться с женщинами.

Энн скрестила руки на груди и, прищурившись, посмотрела на отца.

— Жаль, что ты так настроен, папа. Я только что хотела вас познакомить.

— Сейчас? Так он здесь?

Энн кивнула и слегка покраснела. Дэниел, откинувшись на спинку шезлонга, заявил с некоторым злорадством:

— Что ж, если так, то я рад представившейся возможности лично познакомиться с мистером Гейбриелом Хантером.

— Но при одном условии, папа. Ты будешь вести себя с ним уважительно и корректно.

— Хорошо. Свое мнение об этом человеке я скажу тебе после нашей встречи. Но очень сомневаюсь, чтобы он мне понравился. Кстати, я этого и не хочу.

— Но ты обещаешь не оскорблять его?