Под мягкой, тонкой больничной формой, в которой его отправили домой, он уже был в полутвердом состоянии, его сексуальная нужда пробудилась, оживляя все тело, придавая ему фокус и весьма знакомое чувство срочности. Но он помедлил, когда они завернули за угол к гладкой лестнице, и он увидел свой кабинет.

– Что такое? – спросила Марисоль. – Тебе нужно присесть?

– Я провел там много часов. – Эссейл указал на открытый дверной проем, на полосу света из коридора, вспарывающую темноту и падающую на рабочий стол как некое предзнаменование. – Потратил столько времени и сил.

– Пошли, – мягко позвала его Сола. – Давай не будет думать об этом сейчас. Сводим тебя в душ.

Он позволил Марисоль подвести его к лестнице и удивился тому, насколько слабыми были его ноги. Даже с потерей веса, они с трудом держали его вертикально при подъеме по лестнице.

В хозяйской спальне было темно, и он усилием мысли включил приглушенный свет…

– Ты установил датчики движения? – спросила Марисоль.

– Э–э… да. – Ему нужно было следить за своей речью, ведь вампиры не привыкли пользоваться выключателями. – Посмотри на это место. Я… вернулся.

Круглая комната с окнами вдоль стены, выходящими на зимний пейзаж, который растянулся на многие мили. Отделанная панелями из ореховой древесины, комната была освещена мягким светом, и современный декор служил неприметным фоном для открывающейся красоты ночного горизонта.

– Не думал, что увижу это снова. – Эссейл подошел к окну и посмотрел на реку, горы вдалеке, город через водную гладь. – Сейчас я ценю это намного больше.

– Слушай, тебе не обязательно идти в церковь. Моя бабушка старомодна и очень набожна, но это не значит, что…

– Нет, я пойду. – Он повернулся к Марисоль. – Я не знаком с вашими традициями, но я бы хотел узнать о них больше.

– Значит, ты не христианин? Это не имеет для меня значения.

– Нет. – Сократив расстояние между ними, он подошел к Соле вплотную и положил руку на ее шею. Потерев подушечкой пальца яремную вену, он пробормотал: – Так, скажи мне, христиане прощают грехи? Боюсь, я солгал той доброй женщине в кухне.

Взгляд Марисоль вспыхнул, и она смежила веки.

– О чем ты солгал ей?

– Я не хочу в душ. – Он уставился на ее губы, наблюдая, как она приоткрыла рот. – И сейчас мне нужен от тебя не медицинский уход.

Марисоль прижалась к его телу, обхватывая руками.

– Думаю, мы сможем вымолить прощение за этот грех.

– Правда? Воистину, это хорошие новости.

Наклонив голову, Эссейл скользнул губами по ее губам, и от прикосновения по его телу прошла волна шока. Такие мягкие, такие теплые… жизненно необходимые. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он целовал ее полноценным образом, и от ощущения ее губ у него закружилась голова.

– О, Марисоль, – выдохнул он.

Он не торопился, мягко очертил контуры ее губ, спрашивая разрешение и получая его. Вместе они добрались до круглой кровати, и устроившись на ней, Эссейл еще больше приглушил свет.

Он не хотел, чтобы она видела его тело в подробностях. Уж лучше ей опираться на воспоминания, в них он выглядел намного привлекательней.

– У тебя и пульт есть?

– Что? – Эссейл поднял голову.

– Управление светом.

Черт возьми, ему нужно быть повнимательней с вампирскими трюками.

Вместо ответа Эссейл снова прижался к ней в поцелуе, скользнув руками по ее предплечью и опускаясь к ребрам. Марисоль как золото плавилась под его ладонями, выгибаясь ему навстречу, ее тело, даже скрытое слоями одежды, вызывало благоговение. И чем больше он прикасался к ней, тем сильнее становился запах ее возбуждения… и вскоре он оказался зажат между необходимостью поспешить… и желанием растянуть все на вечность.

Отстранившись, он заглянул в ее темные глаза и смахнул светлые волосы назад. Он скучал по ее натуральному цвету. Его Марисоль отличалась естественной красотой, слишком явной и четко выраженной, чтобы закрывать ее средствами макияжа, которые никоим образом не смогут приукрасить то, что и так сияло.

И будто прочитав его мысли, она подцепила флисовую кофту и футболку под ней за края, и потянула наверх, снимая через голову.

– Марисоль… – простонал он.

Ее груди были такими же, как он запомнил – идеального размера, прикрытые не кружевом, а простым хлопковым бюстом. Дрожащими руками он огладил ее ключицы… спустился до грудной клетки… скользнул по границе чашечек, сначала с одной стороны, потом с другой. Она задерживала дыхание от движений его пальцев, соски напряглись, заявляя о себе.

Застежка располагалась спереди.

Что, в его текущем состоянии сознания, он принял за очевидное доказательство великодушия Творца.

– Я должен увидеть тебя, – простонал Эссейл, расстегивая бюстгальтер.

Чашечки разошлись в стороны, и Эссейл охнул, скользнув ладонью по центру ее тела. Его губы отчаянно хотели ее плоти, и он втянул соски в рот, капитулируя при звуке ее стонов, ее вкусе и том факте, что от запаха ее возбуждения у него гудела голова… в хорошем смысле слова.

На ней были синие джинсы, и он не торопился, снимая их вместе с трусиками с ее длинных, мускулистых ног. Он скользил руками по ее телу, поглаживая и одновременно уделяя внимание грудям. И остановился он лишь тогда, когда Сола попыталась забраться под медицинскую форму, укрывавшую его тело.

– Я не… я хочу оставить одежду, – сказал он хрипло.

– Ладно. Но я против.

Эссейл покачал головой, вспоминая, что увидел в зеркале в клинике.

– Как ты можешь говорить такое?

– Потому что это ты. – Она улыбнулась ему, прикоснувшись к его лицу. – Это все еще ты.

– Боги, Марисоль, я столько всего хочу сделать с тобой… но не знаю, насколько мне хватит сил.

– Не волнуйся. Что бы это ни было, с тобой оно невероятно.

От внезапного прилива эмоций к глазам подступили слезы, но плакать – совсем не сексуально. Как не сексуальны его тело, лысая голова и…

Но Марисоль, тем не менее, лежала в его тощих руках–веточках, и смотрела на него как на Бога.

Это любовь, разве нет?

Он не смог сказать ни слова, не мог пошевелиться, и Марисоль нахмурилась.

– Что такое?

Эссейл прокашлялся.

– Так много способов показать свою заботу о человеке.

– Да… – она погладила его лицо. – Ты прав.

Марисоль прижалась к его губам, увлекая его лечь на нее всем телом. Устроившись между ее бедер, он ощутил ее жар и затеребил штаны в районе талии, пытаясь освободить эрекцию. Но мешающийся член – единственное, что не уменьшилось в его теле.

И слава Богу.

– Черт возьми…

– Давай я помогу…

Они потянулись к завязкам на медицинской форме так, слово это был ключ к воротам рая, их руки и пальцы переплетались, и в итоге он скатился с Марисоль. Где–то в процессе до него дошла абсурдность происходящего, Эссейл начал смеяться… и она присоединилась к нему.

– Ты как завязывал их? – спросила она. – На морской узел?

– Ножницы! – выдохнул он. – Нам нужны ножницы!

– Где?

– Ванная?

Марисоль голая соскочила с кровати, и он извернулся, чтобы насладиться видом, когда она направилась в ванную с божественной миссией. Ему хотелось включить свет над раковиной, чтобы помочь ей в поисках, но он вовремя остановил себя. К тому же, движения ее обнаженного тела были самым чарующим танцем, который он когда–либо видел, неважно, в свете или в тенях.

Когда она триумфально вернулась, Эссейл улыбнулся.

– Знаешь, я внезапно обрадовался, что завязал не на бантик.

Марисоль оседлала его бедра.

– Я не причиню тебе боли.

– Я знаю, и, будь уверена, я наслаждаюсь процессом.

Закинув руки за голову, он на мгновение завис, прикоснувшись к лысой голове и получив тактильное напоминание… но потом Марисоль воспользовалась острыми стальными ножницами, разрезая тугой узел.

– Это невероятно заводит, – протянул он.

– Согласна. – Она подмигнула ему. – Почти на месте… вот так!

Когда она вытянулась, чтобы положить спасителя на прикроватный столик, он воспользовался возможностью и губами обхватил ее сосок… и в итоге Марисоль выронила ножницы перед самой целью.