— Птенчик, ладно... Давай спать. Проехали.

                 — А "проехали" — как это понимать? — спросила я, не удовлетворённая, а даже слегка обиженная таким ответом.

                 — Так и понимать, — буркнула ты в подушку. — Замнём для ясности. Спи давай.

                 Ты умолкла, а я, закусив уголок наволочки, зажмурилась, чтобы сдержать слёзы. От горечи и тоски хотелось выть. Чувство недоразрешённости, невыясненности просто сводило с ума, скребло и грызло мне сердце. Ты отгородилась от меня стеной, сквозь которую я не могла пробиться, только разбивала в кровь кулаки...

                 У меня всё-таки вырвался всхлип. Я тут же заткнула себе рот подушкой, но слишком поздно: ты, конечно, услышала.

                 — Лёнь, ну вот ещё, — проговорила ты через плечо. — Не реви. Говорю же — проехали. Забудь, ерунда всё.

                 — Уть, это не ерунда, — дрожащим от слёз шёпотом ответила я. — Веришь ты мне или нет — что может быть важнее?

                 — Ну, всё, всё, всё. — Ты повернулась ко мне, и твои чуткие пальцы вытерли мои мокрые щёки. — Верю, птенчик. Успокойся и спи.

                 Твои тёплые губы прильнули к моим. Тихий чмок в темноте — и ты повернулась на спину, закинув руку за голову: очертания твоего острого локтя в темноте проступали на фоне окна.

                 Прошла пара дней. Ни с того ни с сего на боках и животе у меня выступила сыпь, которая так сильно зудела, что невозможно было спать. В таком неприятном эффекте я подозревала новый гель для душа: у меня с моющими средствами вообще довольно сложные отношения, и, честно говоря, всяческим гелям я предпочитаю мыло "Dove" — классическое, белое, без цветовых и ароматных вариаций. А тут я решила попробовать гель той же марки, со свежим цитрусовым запахом, и вот, пожалуйста — проверенная марка меня подвела. Намучившись с зудом и безуспешно перепробовав все наружные способы его уменьшения, я была вынуждена прибегнуть к "тяжёлой артиллерии" и крайнему средству — тавегилу. Я не люблю противоаллергические таблетки за их седативный эффект, но делать было нечего — уж слишком чесалась проклятая сыпь. Флакон с гелем для душа полетел в мусорное ведро, а я бросила в рот три таблетки тавегила и запила водой. Принять сразу полторы суточные дозы я решила для того, чтобы побыстрее избавиться от этой сводящей с ума чесотки. Никуда идти сегодня я не собиралась: если захочется спать — прилягу.

                 Но не тут-то было. Зазвонил мой мобильный.

                 — Здравствуйте, Лёнечка... Это Ксения. Вам сейчас удобно говорить?

                 Её бодрый голос подействовал на меня, как струя свежего и чистого воздуха, и я невольно заулыбалась — сама не знаю, отчего.

                 — А, здравствуйте... Очень рада вас слышать, — ответила я. — Да, конечно, нет проблем.

                 — Замечательно. Как ваша ножка?

                 — Спасибо, уже получше немного, хотя побаливает ещё.

                 — Понятно... Мда, неприятная эта штука — растяжение. На пару недель, не меньше... Но я, вообще-то, насчёт моей статьи звоню. Завтра я уезжаю на несколько дней, и она мне как раз понадобится для семинара. Я не слишком нарушу ваши планы, если сегодня в три часа дня заеду за вами? Я сейчас на работе, а статью забыла дома... Вы не против съездить ко мне в гости? Кстати, у меня есть очень хорошая спортивная мазь. Сама ею пользуюсь: она превосходно снимает припухлость и боль при растяжениях.

                 Я глянула на часы. Несколько абзацев научного текста — дело двадцати минут, до твоего возвращения с работы успею вернуться. Засиживаться у Ксении не входило в мои планы. В принципе, она могла и сюда заехать со своей статьёй, чтоб мне с травмированной ногой никуда не тащиться, но... Ладно. От двери до машины — недолгий путь.

                 — Хорошо, я вас жду, — сказала я.

                 К трём часам я уже начала ощущать лёгкую усталость, но в пределах терпимого. Ксения вышла из машины мне навстречу в ослепительно белом брючном костюме. Я невольно залюбовалась: если в ковбойской шляпе и джинсах она была овеяна походной романтикой, то сейчас её облик завораживал своим лоском и шиком.

                 — Простите, Лёнечка, с моей стороны довольно эгоистично заставлять вас передвигаться, но я очень хочу пригласить вас к себе, — сказала она, беря меня за руку и осторожно, ласково сжимая пальцы. — Как всегда, потрясающе выглядите!

                 Какое там "потрясающе", подумалось мне. После зудящего ночного ада, вялая от тавегила и хромая — нечего сказать, радующее глаз зрелище...

                 — Вы мне льстите, Ксения, — усмехнулась я.

                 Она ответила с потрясающе открытой и лучистой улыбкой, в которой невозможно было заподозрить и тени притворства:

                 — Отнюдь. Я говорю чистую правду.

                 Всё-таки было в Ксении что-то колдовское, иначе почему бы при одном взгляде на неё меня наполняла праздничная беззаботность и лёгкое, светлое ощущение сказки? Мне хотелось быть бесшабашной и легкомысленной, кокетливой и обольстительной — женщиной в самом полном смысле этого слова... От восхищения, сквозившего в её взгляде, мои ноги сами отрывались от серого асфальта повседневности, а за спиной раскрывались прозрачно-радужные стрекозиные крылья. Повинуясь мягкому приглашающему жесту Ксении, я села в машину. В салоне царила спасительная прохлада — благодаря такому замечательному изобретению, как кондиционер. Горько-пыльное пекло улицы осталось снаружи, и поездка была приятной и комфортной.

                 Ксения жила в красно-белой двенадцатиэтажной новостройке, окна которой выходили на центральный городской парк. От двери подъезда до входа в парк было рукой подать — достаточно пересечь один тротуар. Входя в лифт, я испытала лёгкую дурноту в желудке — особенно, когда пол кабинки слегка качнулся под ногами, а когда дверцы открылись, я ощутила несказанное облегчение. Позванивая ключами, Ксения подошла к солидной светло-коричневой двери и улыбнулась мне. У меня ёкнуло в животе и мелькнула паническая мысль: "Какого лешего я здесь делаю?!" Но паниковать было слишком поздно: передо мной гостеприимно раскинулась четырёхкомнатная квартира, оформленная в минималистическом стиле. Светло-серый ламинированный паркет, белые стены, светло-бежевая мебель, белые занавески — всё это создавало ощущение лёгкости и чистоты, какой-то облачной воздушности и прохлады. Одно нажатие кнопки на пульте — и по комнатам заструился кондиционированный двадцатиградусный воздух.

                 — Лето просто какое-то сумасшедшее, — сказала Ксения, снимая туфли и кладя ключи на тумбочку. — Вы пока проходите, Лёнечка, а я быстренько освежусь холодной водой: жара доконала.

                 Свернув куда-то за угол, она исчезла из виду, а я глянула на своё отражение в зеркальной вставке шириной в половину стены, потом прошла босиком по безупречно чистому паркету в просторную гостиную. Огромный мягкий уголок мог вместить человек десять гостей, но в данный момент вместил одну меня. Передо мной на стене висел огромный чёрный прямоугольник плазменного экрана, к ступне ластился ворс однотонного ковра цвета какао, а журнальный столик был украшен букетом из пшеничных колосьев в белой вазе.

                 Ксения вошла с роскошной виноградной гроздью на тарелке. Крупные розовато-зелёные ягоды соблазнительно и прохладно поблёскивали капельками воды.

                 — Угощайтесь, Лёнечка.

                 Она была уже без жакета — в белом полупрозрачном топике без рукавов, открывавшем её атлетически вылепленные руки с довольно развитыми мускулами, не слишком перекачанными, но создающими здоровый, упругий рельеф под кожей, приятный глазу. Брюки на белых подтяжках великолепно подчёркивали тонкую талию и сидели просто безупречно. Сев на диван вполоборота ко мне, Ксения поставила тарелку на столик и с ленивой кошачьей грацией навалилась боком на диванную спинку.