Он перехватил кошечку так, что у нее перед глазами оказалась его рука, она раскрыла розовый ротик и вцепилась острыми зубками ему в палец.

— О-о! — пронёсся по залу сентиментальный вздох, чуть более громкий, чем предыдущий, так что наблюдатели предупреждающе подняли руки.

Аукционист сказал:

— Не начать ли нам… с пятисот?

В зале вспорхнуло сразу несколько карточек, что позволило ему поднять цену до семисот… потом до восьмисот пятидесяти… и наконец, до тысячи.

— Итак, тысяча! Тысяча — раз, тысяча — два, продано номеру девяносто три!

Наблюдатель поднял двух молодых женщин, а другой двинулся им навстречу с корзинкой. Когда они шли по проходу к кассиру, Квиллер понял, что одна из женщин — Кларисса Мур. Её загорелая, ухоженная спутница, которая и купила Изабеллу, должно быть, та самая Вики.

В это утро больше ни одного зверька не продали за тысячу. И всё же, собравшиеся понимали, что заплатить тысячу за котёнка не значит переплатить. До таких чисел ставки вновь поднялись только после полудня, но всё, что ниже пятисот, казалось настоящим оскорблением для Пака, или Яго, или Клеопатры.

Больше никто аукциониста за палец не кусал, но нескольким котятам удалось дотянуться лапками до его усов, и публика всякий раз восхищенно шептала: «О-о-о!».

После того как двадцать котят обрели хозяев, устроили перерыв, и участники аукциона смогли перекусить по-походному на нижнем этаже или купить ланч в вагончике Луизы на стоянке. За кулисами все поздравляли друг друга, и когда открылось дневное заседание, Квиллер выразил благодарность публике за понимание и сотрудничество.

Он теперь несколько изменил тактику. Если торги затягивались, он предпочитал лучше снять лот с торгов, чем оскорбить низкой ценой таких важных персон, как Нанки-Пу, Мэри Поппинс или Джейн Остин.

Скоро ещё один котёнок был продан за очень высокую цену. Рыжевато-коричневый котик, весьма самоуверенный, с горделивой поступью. «Кот для мужчины», — написали волонтеры на жетоне. Когда пришел черед рыжика, Квиллер взглянул на публику и процитировал:

— «О, если ты спокоен, не растерян, когда теряют голову вокруг…» [25]Это Редьярд Киплинг, который откликается и на имя Руди!

Он вынул мускулистого котенка из «лимузина», и по рядам публики пронесся восхищенный ропот.

— Для начала — кто даст пятьсот? — Взлетело несколько карточек. — А семьсот? А восемьсот? Итак, восемьсот. Давайте сделаем девятьсот! Тысяча!

Поднялась только одна карточка.

— Раз! — произнёс наблюдатель. Квиллер разглядел седые волосы. Джадд Эмхёрст! Должно быть, покупает для кого-нибудь из своих взрослых сыновей, которые живут с семьями на Западе.

Волонтеры были в восторге от результатов аукциона, а Мэгги Спренкл взволнованно сжала руки Квиллера в своих:

— Мы заработали для приюта двадцать тысяч долларов! Как мне благодарить тебя, Квилл, за твой огромный вклад?

— Приобретённый опыт — вот моя единственная награда, — сказал Квиллер.

По пути домой он остановился у книжного магазина.

— Кларисса с подругой сегодня заходили в магазин показать мне Изабеллу, котенка, которого купила Вики, — сообщила Полли. — Правда, что цена поднялась до тысячи долларов? Удивительно.

— Не так ли? Погоди, вот Барт узнает! Да нет, это его не удивит. Адвоката ничем не проймешь. Думаю, все дело в клятве, которую они дают, вступая в коллегию. Джадд купил Редьярда Киплинга за ту же цену — должно быть, для одного из сыновей.

— Нет, Квилл! Это для него самого! Он сказал, что не смог справиться с азартом, к тому же всегда хотел завести кота, имеющего отношение к литературе. — И Полли сменила тему: — Теперь о Вики. Она не сможет остаться, как планировала. Во вторник утром она должна приступить к работе на новом месте и хочет приехать домой заранее, устроить котенка, отдохнуть и подготовиться. Так что она не попадет на представление «Великого пожара» и парад в понедельник. Она очень сожалела, что не может задержаться и познакомиться с тобой, Квилл. И оставила тебе записку.

Письмо было в конверте необычного серого оттенка, с монограммой. Вики явно написала его ещё до того, как уехала из дому. Квиллер опустил конверт в карман пальто.

В субботу поздно вечером, когда Квиллер обычно читал кошкам вслух на ночь, Коко вдруг охладел к книжным полкам и проявил больший интерес к кухне. Он всё вскакивал на кухонный стол и смотрел через окно в темноту.

«Ждём кого-нибудь?» — спросил Квиллер. И тут подумал, как давно к нему не заглядывал на огонёк Эндрю Броуди. Он позвонил шефу полиции домой, и через пять минут огромный шотландец уже вплывал к нему на кухню с вопросом: «Где мой умный кот? А моя маленькая красавица?» Он опустился на табурет перед столом, на который Квиллер поставил поднос с шотландским виски, кубиками льда и сыром.

Сиамцы крутились поблизости, радовались приходу Энди: он обычно ухитрялся незаметно уронить для них несколько крошек сыра.

— Слышал прогноз Джо? — сказал Энди Квиллеру. — Говорит, та буря, что стояла над Канадой, теперь двинулась через озера. Может добраться до нас в понедельник — и прощай, парад!

— Нам грех жаловаться, — заметил Квиллер. — Лето выдалось великолепное для всяких публичных действ.

— Всё равно обидно. Наша внучка должна быть на королевской платформе, а жена уже готовится срезать целый грузовик пионов в саду.

— Случалось, что Джо ошибался, Энди.

— Вообще-то да, но… А что это за сыр? Очень вкусный!

— Это домашний сыр. Не все, что вкусно, из Швейцарии или Франции. Как там в городском совете, Энди? Кто поливает анютины глазки?

— Ой, не говори! У нас этим летом прямо беда с вандалами.

— Ты знаешь женщину из Кеннебека, которая предсказывает будущее?

— Она ходит в нашу церковь. Хорошая женщина. Она считает, что охотника застрелили, что это не был несчастный случай. Жаль, что она не может выступить свидетельницей на суде.

Квиллер мог бы рассказать о вопле Коко, который ясно указывал: дело нечисто, но опять же в суде кошачий вопль не имел бы никакой юридической силы.

Откуда ни возьмись появился Коко, вспрыгнул на кухонный подоконник и застыл там — ушки на макушке, хвост напряжен и вытянут в струнку.

Энди и Квилл выглянули в окно.

Через минуту-другую они услышали глуховатый взрыв и увидели яркую вспышку в тёмном небе.

Броуди вскочил, позвонил по сотовому телефону и заторопился к дверям:

— Придурки! Взорвали ящики с цветами в здании городского совета!

И он бросился к своей машине, оставив Квиллера размышлять: «Фракция противников анютиных глазок! Плохо дело. Ещё один проект Хикси накрылся, но она-то не сдастся!»

Только сейчас Квиллера осенило, что Коко начал смотреть в заоконную темень примерно за полчаса до того, как раздался взрыв.

«Ах этот кот! — подумал Квиллер. — Выглядит котом, ходит как кот, мурлычет как кот, но ведь знает наперёд всё, что должно произойти, — прямо как та женщина из Кеннебека. Не оттого ли, что у него шестьдесят усиков, а не сорок восемь, как у обычных кошек?»

Озадаченный, он положил себе в блюдечко мороженого.

Ранним воскресным утром двух удивленных сиамцев запихнули в переноску и погрузили в машину вместе с багажом, сумкой-холодильником, заметками для колонки «Из-под пера Квилла» и всякими канцелярскими принадлежностями. Квиллер перенес мебель из садового павильона в дом и составил её в холле, а команда Пэта О'Делла тем временем разворачивала защитные экраны для окон и другие противоштормовые приспособления.

Квиллер переезжал в Индейскую Деревню, в кондоминиум на четверых, называемый «Ивы». Квиллер делил его с Полли, Уэзерби Гудом и доктором Конни, ветеринаром.

Когда беженцы из амбара прибыли на место, в Индейской Деревне уже закрыли ставнями огромные окна и воздвигли вал из мешков с песком по берегу речушки, на который выходили окна дома.