— Огромное спасибо, Квилл. Как тебе эта поэма?

— Читать её так, чтобы достойно прозвучало в записи, было задачей нелегкой, но интересной. И кошкам она понравилась, особенно то место, где про скачку быков, про койота и про чёрную змею. А какова программа на субботу?

— В одиннадцать Дерек пропоет гимн, специально написанный в честь дня рождения Гомера, — этот Дерек такой талантливый мальчик! Всё будет происходить в присутствии самых известных людей Пикакса и Мускаунти. И пресса тоже приглашена. А вот торта со свечами не будет. Гомер заявил, что не намерен насиловать свои слабенькие легкие ради того, чтобы задувать свечи.

— Кстати, Рода, ты ведь преподавала в Локмастере, правда?

— Ну да. Там я и встретилась с Гомером, он был тогда директором моей школы.

— А ты знала доктора Теккерея, ветеринара?

— Ну конечно! Замечательный был человек. Он ведь даже приходил в школу и рассказывал ученикам младших классов, как правильно ухаживать за своими питомцами. С ним случилось несчастье, и он погиб. Обожал прогулки на свежем воздухе и однажды поскользнулся на мокрых камнях и упал в ущелье.

Каждый раз, думая о докторе Теккерее, Квиллер поглаживал усы — ему хотелось получить ответы ещё на много вопросов. Он остановился у дизайн-студии, зная, что сейчас там заправляет делами помощница Фран.

Люсинда Холмс встретила его, как всегда, прямо-таки излучая гостеприимство, но Квиллер не дал ей заварить кофе.

— Спасибо, сегодня никакого кофе, — заявил он. — Просто ответьте мне на вопрос. Скажите, вы водили своих животных в клинику Теккерея?

— Теперь она называется клиникой Винни Хилл. После трагической гибели доктора Торстона её купили какие-то новые люди. Там работает мой парень.

— А! Кажется… доктор Ватсон?

— Вы и это помните? — благодарно рассмеялась она. И уже тише добавила: — Он не очень доволен. Его новые хозяева обещали держаться уровня, установленного доктором Торстоном, они даже повесили его портрет в холле, но сделано это только для виду, чтобы порадовать его старых клиентов и его сына.

— А вы знакомы с Диком?

— Видела его однажды на какой-то вечеринке. Кроме его обворожительной улыбки, не помню ничего. Но, говорят, он был просто раздавлен смертью отца, и ему пришлось на некоторое время уехать. Знаете, возникли подозрения, будто это самоубийство, и, наверно, от этого сыну было ещё тяжелее.

— А доктор Теккерей гулял один?

— Да, и когда он не вернулся, сын обратился в полицию. Полицейским потребовалось семь часов, чтобы найти тело. Очень печально. Так что я не знаю…

— Да, неважные дела, — прервав её, пробормотал Квиллер.

Джона Бушленда все звали Буши, и ему это нравилось. С Квиллером они подружились после того, как потерпели «кораблекрушение» и оказались на необитаемом острове; правда, он находился всего в двенадцати милях от Мускаунти, но там было холодно, сыро, и происшествие это осталось в памяти всех участников.

Сейчас же они собрались подкрепиться сандвичами с солониной и супом из спаржи со сливками.

— Я только что узнал, Буши, что ты фотографировал Торстона Теккерея и его портрет висит в холле клиники Винни Хилл…

— Да, он позировал мне ещё в то время, когда у меня была фотостудия в Локмастере. Вот с кем легко было работать: терпеливый, спокойный, всегда старался помочь…

— Ты можешь представить себе, что он покончил с собой?

— Нет конечно. Никогда не принимал эти слухи за правду. Кому-то хотелось раздуть скандал из печального происшествия. Бывают же такие гадкие людишки.

— Знаешь, почему я пришёл? — спросил Квиллер. — Дело в том, что Тельма пригласила меня посмотреть завтра на её попугаев. Можешь подбросить мне какую-нибудь информацию?

— Даже не знаю… Эта Тельма — особа не из простых. Она скрытная и в то же время жаждет всеобщего внимания. До безумия обожает своих попугаев, а всякое другое зверьё просто не терпит… Мне понравилась её помощница Дженис, она очень услужлива, вполне благоразумна и без всяких завиральных идей.

— А с племянником Тельмы ты знаком?

— Нет. Это, должно быть, сын доктора Торстона?

— Чем он занимается?

— Менеджер по финансовым вопросам, что бы это ни означало. Полагаю, ведает инвестициями. Когда я жил в Локмастере, в ходу была такая шутка: «Дик унаследовал от отца любовь к лошадям, поэтому-то он и тратит столько денег на бегах».

— Ты уже спустил свою лодку на воду?

— На прошлой неделе. А что? Хочешь отправиться в плавание на остров Трёх деревьев? — спросил фотограф с хитрой усмешкой.

— Шутка неуместная, — проворчал Квиллер. — Да я лучше вскрою себе вены!

— В воскресенье я везу кататься Джилл Хендли с мужем. Она познакомилась с Дженис, когда мы снимали попугаев. И теперь предлагает пригласить её на прогулку. Это будет по-дружески, Дженис ведь новичок в нашем городе, никого тут не знает.

— Уверен, Дженис с радостью согласится, — сказал Квиллер. — Но только у неё ведь нет определённых выходных дней… Однако… может быть, мне удастся нажать на кое-какие рычаги. Позвоню тебе завтра вечером.

По дороге с ланча домой Квиллер вдруг сообразил, что не только ничего не подготовил для своей пятничной колонки, но у него нет даже намёка на какую-то идею. Все эти похищения попугаев, непонятные убийства, загадочные работы в заброшенном Доме оперы и капризы старой дамы выбили его из привычного графика.

В таких случаях, когда Квиллер не представлял, чему посвятить очередную колонку, он затевал игру с Коко. Кот обожал сбросить книгу с полки, а потом, свесив голову, смотреть, как она приземлилась. Квиллеру так и не удалось пресечь это безобразие, но он нашёл способ, как использовать дурачество Коко себе во благо. Он подавал сигнал, Коко сбрасывал какую-то книгу, а Квиллер должен был написать очередную колонку на тему, подсказанную названием сброшенного тома. В обязательном соблюдении правил такой игры было нечто, подстегивающее творческую фантазию. Быть может, это глупо звучало, зато железно срабатывало.

На сей раз Коко сидел на книжной полке и с удовлетворением глядел вниз на тонкую книжицу в потрепанном переплёте — одну из последних, вырученных перед взрывом букинистической лавки. Подхватив сброшенную книжку, Квиллер понёс её вместе с кошками и радиотелефоном в беседку. Книга оказалась сборником пословиц, и репортёр, надеясь, что какая-то из них его вдохновит, водил пальцем по страницам. Но тут ожил телефон.

Звонила Фран Броуди.

— Я бы хотела получить обещанную «Маргариту».

— Когда? — не слишком любезным тоном поинтересовался Квиллер.

— Немедленно! — последовал решительный ответ.

— А ты где?

— У тебя на заднем дворе.

Когда Квиллер встретил её, Фран добавила, извиняясь:

— Надеюсь, я не помешала твоей работе?

— Всё в порядке. Уверен, ты долго не задержишься.

— Ты — само гостеприимство!

— Пойдём в дом.

Фран взгромоздилась на табурет у барной стойки, а Квиллер стал смешивать её любимый коктейль.

— Я здесь, так как мне стало известно, что завтра ты навещаешь попугаев.

— Считаешь, мне надо сделать прививку от орнитоза? А кто тебе донёс?

— Дуайт, — ответила Фран, имея в виду их общего приятеля, который помогал Тельме «налаживать связи с общественностью». — Дуайт считает, что, если ты будешь писать о Теккереях, не стоит касаться дизайна её интерьеров. И я с ним согласна!

Странно было услышать такое требование от дизайнера, только что получившего огромные деньги за свою работу.

Квиллер наполнил стаканы и перешёл с Фран в гостиную, где та увидела панно, по-прежнему висевшее над камином.

— Я смотрю, оно всё ещё здесь, — недовольно фыркнула она.

Квиллер пропустил её замечание мимо ушей.

— Ну так в чём проблема с домом Тельмы? Я приглашён на завтрак с вафлями и на светское знакомство с Педро, Лолитой и иже с ними. Если я что и напишу, то это пойдёт в мой сборник «Короткие и длинные истории». Но что ты хочешь сказать мне насчёт своих декораций — прости, насчёт её интерьера?