Что значит для вас ваша работа? Художник Эрнст Фукс: Работа означает для меня просто-напросто ВСЁ. Я работаю с таким удовольствием, что хотел бы всем пожелать того же. Люди не могут больше ЛЮБИТЬ работу. Начиная с первых шагов индустриализации, это, я думаю, главная болезнь человечества.

Семья Шольц вообще не может снять квартиру, потому что цены очень высоки. Отец устал от ежедневной беготни по лестницам вверх-вниз. И вот совершенно неожиданно Инга Майзе оказывается перед своим богатым зятем. Не мог бы ты снять для нас квартиру, очень просим. Только ради отца. Он совсем плох. Ну конечно, без вопросов. Какие могут быть разговоры. Для меня это пустяк. Инга Майзе переступила через собственную гордость, и теперь все снова будет хорошо. Юрген говорит напоследок: повлияйте, пожалуйста, на Михаэля, чтобы он больше не списывал в школе домашние задания. Ему грозят две двойки в году. Он должен научиться работать самостоятельно, и нечего ему потакать.

Телезрители ухмыляются. Да, ох уж эти бабушки. Вечно потакают этим бездельникам. Они, телезрители, делают точно так же.

Что значит для вас ваша работа? Водитель такси: При нынешнем уличном движении моя работа мне никакой радости не доставляет. Приходится целую вечность стоять в пробках, а потом еще и пассажиры недовольны, короче — одни неприятности.

Вообще, это дело надо любить, а то кому это понравится — двенадцать часов за рулем, но в нашей профессии так принято.

Приходится работать, ведь при нынешних заработках если не вкалывать, то ноги протянешь. Восемнадцать часов в день за баранкой — тогда что-то заработаешь. Просто приходится работать. Да какое там удовольствие. Раньше — да. Но теперь я все это просто ненавижу.

Что делать-то? Крутишь баранку уже безо всякого удовольствия. Но у меня семья. Так что — делай как все!

Герда как тигрица выскакивает из засады, хватается за брючины господина шефа, крепко прижимается к ним и едет по полу, а шеф пытается шагать вперед. Ей очень больно, она натыкается на острые углы и края мебели, но главное — не отпускать! Умоляю, ну пожалуйста, господин шеф, стонет она, вцепившись ногтями в ткань брюк. Я так хочу снова сортировать счета. Ну пожалуйста. Я отбросила свою гордость, я теперь уже совсем не гордая. Теперь все будет хорошо, господин шеф. Господин шеф поднимает ногу с висящей на ней Гердой, и Герда грохается всем телом о шкаф. Кости у Герды трещат, как весенний лед. Но она не разжимает пальцы. Пожалуйста, господин шеф! Подпустите меня к папкам! Я уже совсем не гордая, я — наоборот!

Что значит для вас ваша работа? Охранник следственного изолятора: Я сижу в вахтерской будке. Один день в неделю привозят новеньких. Один раз — прогулка, один раз — перевозка заключенных в суд, один раз — баня, потом один раз дежурство по этажу, один раз — сопровождение на допрос, а недавно нас возили на очень интересную экскурсию в Восточный Тироль, в Линц.

Моя профессия для меня очень важна. Имею планы закончить среднюю школу. И я заранее этому очень рад.

О, извините, говорит господин шеф, словно перед ним какая-то посторонняя, а вовсе не его Герда, которой он не так давно выбил несколько зубов. Герда громко голосит: господин шеф, я одумалась, я уже не гордая. Разрешите мне приступить к работе! Телезрители кивают — они в курсе. Если бы Герда до того не гордилась, ей не пришлось бы сейчас так страдать. Даже Инга Майзе, которая добилась в жизни гораздо большего, чем суждено добиться Герде, поняла, что излишняя гордость может доставить много страданий. Особенно людям, которых ты любишь. Если бы Герда внимательнее смотрела телевизор, она бы так никогда не поступила. Ведь передача-то называлась «Неисправимые и их гордость». Уже из одного только названия ясно, что тот, кто гордится, — неисправим. Тот, кто СЛИШКОМ гордится, конечно.

Что значит для вас ваша работа? Киноактер Герберт Фукс: Ну, работа обязательно должна доставлять удовольствие. Когда слышишь это слово, то чудится всегда что-то связанное с потом. Такое понимание работы я не разделяю. Потную работу я никогда работой считать не буду.

Итак, хорошо, попробуем еще раз, Герда. Так говорит шеф. Если вы, конечно, действительно всё поняли. Вскоре взволнованная Герда с красными, распухшими ушами приступает к любимой работе. Телезрители расчувствовались. Если ты новичок, разве можно обижаться на начальника, которому вдруг захотелось от тебя что-то, что тебе не очень нравится? Ведь у большинства телезрителей уже очень большой стаж работы. Но и они не имеют права вот так сразу обижаться.

Что значит для вас ваша работа? Могильщики: Трудно сказать. Я только начал, но мне очень нравится. Занятие надежное. Работа ведь всюду нужна. И речь не об удовольствии.

Собственно говоря, мы помогаем при погребении. И это мне нравится. Удовольствия, конечно, никакого, но ведь кто-то должен же это делать. Мы тут на постоянной работе, и уволить нас просто так не могут. И целый день на свежем воздухе. Работа земляная, ничего опасного. Раньше-то я плотником был, но не выдержал, на лесах головокружения у меня начались. В общем, это не радость, это земляная работа.

Нет, мне нравится. На стройке — там вечно надо было на сверхурочные оставаться. А у нас конец рабочего дня ровно вовремя.

Занятие надежное. Люди ведь всегда умирают.

Что там кого радует, не знаю. Меня ничего не радует.

Ура! Мне снова разрешили работать в канцелярии! Герда от счастья прыгает на своем письменном столе, словно беззаботная птичка. И тут подскакивает господин шеф, он всем своим начальственным весом повисает на Гердиных ногах и стягивает ее со стола вниз, на пол. Потом своими тяжелыми кулаками вбивает ее в крутящееся кресло и еще раз дает ей как следует по голове. Герда готова разреветься, но господин шеф говорит: а что вы мне только что сами обещали, фройляйн Герда? И она тут же смеется. Лицо у нее теперь как полная луна. Вот и телезрители тоже снова заулыбались. Ха-ха-ха, смеются они. Как хорошо, что можно за всем этим наблюдать прямо дома, сидя у телевизора.

Что значит для вас ваша работа?

У Патриции сосредоточенное выражение лица. Взор ее направлен внутрь. Что же она там видит? Там, внутри, у нее ребенок, который в марте должен появиться на свет, если ничего этому не помешает. Но что может Патриции помешать?

Герда же мечтает о том, чтобы у нее было сосредоточенное выражение лица, чтобы взор ее был направлен внутрь. Она мечтает увидеть там ребенка, который в марте должен появиться на свет, если ничего этому не помешает.

Но Герде всегда мешает очень многое.

Патриция — Герда. Это противоположности.

Собственно говоря. Патрицию и Герду никак нельзя противопоставлять. Ведь нельзя же сравнивать нечто очень возвышенное и нечто совсем низменное. Поэтому давайте не будем противопоставлять Герду Патриции.

Госпожа Рогальски надевает на Михаэля летние брючки. Кроме того, ему разрешили сегодня надеть на праздник яркую ковбойскую рубаху и индейский головной убор с перьями. Теперь он индеец и охотник за индейцами в одном лице. Михаэль предпочел бы быть просто охотником. Он кричит маме: Михаэль — охотник! — и бросает на пол индейские перья. Ай-яй-яй, малыш, как некрасиво! — укоряет его госпожа Рогальски. С другой стороны, он совершенно прав. Вы тоже так считаете, дорогие телезрители? А теперь — лошадку! Михаэль уже прощен, и стоит ему только захотеть — мама тут как тут. Госпожа Ида Рогальски покорно становится на четвереньки, и парнишка взбирается ей на спину. Михаэль вцепляется всеми своими когтями матери в голову и каблуками бьет свою лошадку по крупу. Мать-лошадка галопом скачет по коридорам небоскреба — главного офиса Кёстера. Повсюду распахиваются двери, из них выглядывают любопытные физиономии приветливых, добродушных сотрудников фирмы «Кёстер». Все они в прекрасном настроении. Смущенно ухмыляясь, как идиоты, стоят в дверях любознательные, радостные, приветливые, добродушные сотрудники. Они переминаются с ноги на ногу, потягиваются до хруста в суставах и от смущения склоняют головы набок. Столько жизнерадостности в обычный рабочий день — к этому они еще не привыкли.