Патриция находит в журнале «Бригитта» фотографию будущей матери. Будущая мать Патриция во что бы то ни стало хочет выглядеть так, как будущая мать на цветной фотографии. Патриция тут же спешит в магазин, чтобы добыть себе точно такое же индийское платье ручной вязки, как в журнале. Патриция — живое воплощение умиротворенности.

Как бы мы обеднели, если бы у нас не было этой умиротворенности, грации и красоты, воплощенной в наших женщинах.

Так говорит господин Кёстер. Он умеет выражаться красиво. Господин Кёстер хватает руками стоящую рядом с ним Ингрид и выжимает ее, как лимон. Всю, с головы до ног. Он хватает всю Ингрид целиком и выкручивает ее, как мокрое полотенце. Лицо Ингрид мелькает попеременно то спереди, то сзади, то опять спереди и так далее по часовой стрелке. Ох, как им больно, сухожилиям и мышцам. Но, слава богу, благодаря однообразной канцелярской работе они атрофировались и теперь легко рвутся. Что мышцы, что сухожилия — одинаково.

Герда, напротив, уродлива и совершенно непривлекательна.

Господин Кёстер крепко прижимает к себе свою дочь Патрицию, которая по-прежнему ждет все того же ребенка. Вот так они и идут по коридорам и переходам небоскреба Кёстера. Господин Кёстер сначала поднимает правую ногу Патриции и осторожно переставляет ее вперед, потом — левую ногу. После этого он подтаскивает отяжелевшее, но все столь же неописуемо прекрасное тело Патриции в новую позицию. Вот такой он заботливый человек и заботливый отец. Моя дочь сейчас беременна. Но она — современная молодая женщина, поэтому она продолжает заниматься спортом и другими модными ныне вещами.

Герда в этот момент как раз проходит мимо. Она несет пакет с бутербродами и термос с горячим кофе, который мама дала ей с собой, хотя в здании есть столовая. И тут она замечает господина Кёстера. Он сейчас настолько преисполнен величия, что смог одарить Герду приветливым взором. Господин начальник канцелярии никогда не смотрит на Герду так приветливо. От радости, что господин Кёстер так приветливо на нее посмотрел, Герда по собственной инициативе грохает себе об голову термос и разбивает его. Осколки стекла тут же впиваются в кожу, и Герда моментально превращается в живой кактус. Горячий кофе льется на новую белую блузку и оставляет на ней безобразные пятна. Потом Герда показывает, что она к тому же умеет стоять на одной ножке, а руки разводит в стороны, словно для поклона. Остальные сотрудники и стажеры сгорают от зависти. Они тут же принимаются показывать все, что они умеют. Они проходятся по коридору колесом, делают стойку на руках, глотают горящие сигареты и втыкают ножи себе в тело. Господин Кёстер хотя и улыбается, но никого не хвалит. Он знает меру в обращении с сотрудниками.

Что, опять в штаны наложили? Стыдно!

Если этот запах и сюда долетел, то уж господин-то Кёстер всё давно унюхал, не сомневайтесь. Он же стоит прямо рядом с вами. Если уж вам никак не удержаться и вы не в состоянии управлять своими мышцами, тогда придется вам сменить работу. Значит, эта работа вам не подходит. Да, так что мне хотелось всем этим сказать: трудиться, трудиться и еще раз трудиться.

Привет. Это снова я.

Смотрите-ка, Герда и Ингрид прислушались к моему совету. Но своим примером они только продемонстрировали вам, как все может выродиться в свою противоположность. Господин шеф сказал: фройляйн, сделайте вот это и еще вот это. Герда решила, что он обращается к ней. А Ингрид уверена, что он имел в виду ее. Обе срываются с места и сталкиваются лбами. Каждая, конечно, хочет быть первой. Но они не дают друг другу пройти и поэтому приходят в ярость. Они кусают друг друга, впиваясь зубами в руки и в ноги. Они рвут друг другу одежду, молотят кулаками и выплевывают пригоршни выбитых зубов. Все это продолжается до тех пор, пока господин шеф не встает между ними. То, на что он при этом наступает каблуком своего ботинка, раздавлено, например большой палец на правой ноге у Герды. Но драка на этом заканчивается. Теперь обе приводят в порядок все то, что они во время драки разбросали. Но картина эта так и запечатлелась в памяти на долгие дни: в разных углах комнаты две девушки, обе — с окровавленными головами, они с яростью и злобой уставились друг на друга. Невыносимо. Неужели они не замечают, что каждая из них в этот момент думала только о себе самой, а вовсе не о фирме, которая на самом деле должна быть у них в сознании на первом месте? Они злопамятны. Они к тому же эгоистичны и недальновидны.

Так что я всем этим хотела вам сказать? Итак: трудиться, трудиться и еще раз трудиться. На первом месте — РАБОТА.

Дорис говорит: вот здесь, над диваном, я хочу повесить картину. Известный архитектор спрашивает ее: а как вы туда заберетесь? Дорис (в голубых джинсах, очень спортивная и в то же время элегантная) говорит «Хоп!», грациозно запрыгивает на спинку дивана и подчеркнуто лихо вешает картину на стену. Неожиданно она теряет равновесие, тихо вскрикивает (а-а!) и падает прямо в объятия своего будущего мужа, известного архитектора. Он крепко держит ее, держит и не выпускает. Дорис лукаво улыбается и говорит: ну давай, целуй меня, ты же только этого и ждешь! После этого — долгий поцелуй, которому нет конца. (Поцелуй.)

Ингрид глаз не может оторвать от экрана телевизора. Она говорит маме: я хочу, чтобы меня тоже кто-нибудь так полюбил. Я имею в виду, чтобы меня кто-нибудь полюбил по-настоящему, чтобы он всегда был со мной, как в кино. Я шлею в виду настоящую любовь, мама. Но, зайчик мой, ведь я же тебя люблю. По-настоящему люблю. Материнская любовь — самая чистая. На нее ты всегда можешь положиться, а на мужчину — нет. Телезрители недовольно улыбаются, ведь они точно знают из телепередач, что настоящая любовь существует. Ингрид тоже в это верит. Молодец, Ингрид! Храни в себе подольше эту святую веру в добро!

Фотомодель Гитта сидит и слушает, как фотограф Рико говорит ей: я люблю тебя. Он говорит это почти грубо. Он груб и в то же время нежен. Телезрители знают об этом, а Гитта еще нет. Она знакома только с его грубостью. Но хотя фотограф Рико говорит Гитте «я люблю тебя» так, словно осыпает ее ругательствами, он все-таки любит Гитту с нежностью. Но целует он Гитту очень грубо, хотя, как уже сказано, любовь его нежна.

Ингрид, глупая курица, по-прежнему хочет, чтобы ее кто-нибудь полюбил. Стажировке, кажется, конца не будет. Это время шло бы гораздо быстрее, если бы Ингрид кто-нибудь по-настоящему полюбил. Мама сжимает Ингрид в своих объятиях, крепко целует ее и говорит: девочка моя, я так тебя люблю! Ингрид с трудом высвобождается из рук матери. Мама, я хочу, чтобы меня по-настоящему любил МУЖЧИНА, говорит она. Тогда мама снимает с ноги домашнюю туфлю и в сердцах бьет Ингрид по ушам. Ингрид сжимается в комочек и делается совсем маленькой. И гадкой. В сущности, Ингрид всегда была маленькой и гадкой. Телезрители, у которых больше возможностей сравнивать, давно уже это заметили.

Ведь Ингрид и вправду употребила слово ЛЮБИТЬ. Она имела в виду ЛЮБОВЬ! Так что вы не ослышались.

Ровно в десять часов утра мать Михаэля, госпожа Рогальски, входит в многоэтажное здание кофейной фирмы Кёстера. На этот раз в качестве победительницы, а не побежденной. Все двери перед ней широко распахиваются. Секретарша шефа лично ведет ее по коридорам в кабинет шефа. В кабинет молодого шефа. Короче, в кабинет Михаэля. Доброе утро, дитя мое. Госпожа Рогальски, в изящном платье скромной расцветки и в шелковом плаще в тон платью, целует Михаэля. Он уже с утра выглядит таким усталым, что дальше ехать некуда. Таким усталым, как все начальники в телепередачах. На них, на этих людях, которые управляют нашей экономикой, действительно лежит большая ответственность.