Гистасп все так и сяк пристраивал свою высохшую руку.

— Сын мой клянется, что следует Истине, а поскольку он перс, то лгать не может.

Теперь, когда я заделался историком — или опровергателем историков, — должен заметить, что для нас, персов, нет ничего хуже лжи, в то время как для греков нет более изысканного удовольствия. Полагаю, это из-за того, что греки живут торговлей, а торговцы, конечно же, не могут быть честными. Знатным персам обычай запрещает что-либо покупать или продавать, и поэтому лгать они не умеют.

Гистасп всегда сокрушался о недостатке религиозного рвения у сына:

— Я понимаю, что Дарию приходится править более чем тысячей городов, и в каждом свои боги. Когда он восстановил наши храмы огня, твой дед радовался. Но когда он отстроил храм Бел-Мардука в Вавилоне, твой дед ужаснулся. И я тоже. Но мой сын считает, что раз он правит всеми землями, то должен и принимать все религии, какими бы отвратительными они ни были.

Гистасп очень медленно провел рукой сквозь огонь факела рядом с собой — старый трюк магов.

— Двор Великого Царя расколот на множество партий. Будь начеку. Служи только Великому Царю и Мудрому Господу. Каждая из главных жен имеет своих сторонников. Избегай их. При дворе избегай греков. Многие из них — тираны, изгнанные новоявленными демократиями. Они всегда стремятся втянуть моего сына в войну с другими греками. Это плохие люди, и они очень убедительно говорят. Поскольку твоя мать гречанка…

Гистасп снова не закончил фразу. Он не любил мою мать за то, что она не персиянка, и он невзлюбил бы и ее сына, не придись этому полукровке услышать речь самого Мудрого Господа. Должно быть, это озадачило Гистаспа. Мальчик, наполовину грек, оказался избранным услышать голос Мудрого Господа. Поистине нелегко понять божественные пути. С этим согласны все.

— Пока не подрастешь и не пойдешь в школу, будешь жить в гареме. Будь бдителен. Наблюдай за женами. Три из них имеют большое влияние. Самая старшая жена — дочь Гобрия. Дарий женился на ней, когда ему было шестнадцать. У них три сына. Старший — Артобазан. Он уже почти взрослый. Предположительно, после Дария унаследует трон он. Но Великого Царя очаровала Атосса, вторая жена, которая считается царицей, потому что она дочь Кира Великого. Поскольку она тоже родила Дарию трех сыновей, уже после того как он стал Великим Царем, то объявила, что старший из ее сыновей и есть законный наследник. И к тому же, будучи внуком Кира, мальчик в самом деле царственный. Его зовут Ксеркс.

Так я впервые услышал имя человека, ставшего мне другом на всю жизнь. На всю его жизнь.

Гистасп сурово взглянул на меня. Я поборол сонливость и постарался принять заинтересованный вид.

— Атосса — одна из тех, кому ты должен понравиться, — сказал Гистасп, только что советовавший мне избегать всех жен и партий. — Но не заводи врагов среди прочих жен и их евнухов. Ты должен быть скрытным, как змея. Ради Мудрого Господа ты должен уцелеть. Это будет непросто. Гарем — нечестивое место. Астрологи, колдуньи, поклонники демонов — все виды порока находят отклик у женщин. И Атосса хуже многих. Она считает, что должна была родиться мужчиной и стать Великим Царем, как ее отец Кир. Но поскольку она все-таки не мужчина, то старается возместить это магией. Она устроила тайную часовню, где молится злой богине Анахите. Между Атоссой, с одной стороны, и магами, с другой, твоя жизнь будет нелегкой. Маги постараются обратить тебя ко Лжи. Но ты не поддавайся. Помни, что ты посланник Мудрого Господа на земле, что ты послан им наставить Сузы на путь истины, продолжить дело Зороастра, святейшего человека из когда-либо живших.

Все это было чересчур для сонного ребенка, стремящегося поскорее вырасти и стать воином, потому что воинам не нужно столько учиться в школе, как магам и жрецам — или софистам.

Морозным днем мы отправились в Сузы.

Закутанный в шерсть, я ехал на верблюде рядом с матерью — я так и не научился любить этот способ передвижения. Верблюд — неприятное создание, его ход вызывает у человека точно такую же болезнь, как корабельная качка. По пути к городу мать непрестанно шептала про себя греческие заклинания. К слову сказать, Лаис — колдунья. Она призналась мне в этом через несколько лет жизни при дворе.

— Я фракийская колдунья. Мы самые могущественные ведьмы на земле.

Сначала я подумал, она шутит. Но она не шутила.

— Ведь не умей я колдовать, — любила говорить она, — не уцелеть бы нам в Сузах.

Возможно, в этом была ее заслуга. И все же, позволяя себе заниматься фракийскими таинствами, она ревностно продвигала своего сына как единственного пророка Мудрого Господа, являвшегося, конечно же, злейшим врагом всех тех злых демонов, которым она втайне поклонялась. Лаис — умная женщина.

Уже светало, когда мы подъехали к реке Карун. Длинной вереницей караван неторопливо перешел по деревянному мосту, который стонал и прогибался. Вода внизу была скована льдом, а впереди в лучах солнца сверкал город Сузы. Я и не подозревал, что город может быть таким большим. Вся Бактра уместилась бы на одном базаре. Правда, большинство домов в Сузах — развалюхи, построенные из необожженного кирпича или — еще нелепее — вырыты прямо в земле и покрыты сверху пальмовыми листьями для защиты от палящего летнего зноя и леденящего зимнего холода. Но также правда и то, что построенный незадолго до того дворец Дария — самое великолепное здание в мире, ничто не идет с ним в сравнение. Воздвигнутый на холме, дворец царит над городом, как над Сузами царят покрытые снегом пики Загросских гор.

Сузы лежат на окруженной со всех сторон горами плодородной равнине меж двух рек. Насколько помнят люди, город всегда был столицей Аншана — территории, подвластной сначала эламитам, потом мидийцам. На юго-западе Аншана находится Персидская возвышенность, где во главе местных племен стоял Кир Ахеменид, потомственный владыка Аншана. Когда Киру стало тесно в Аншане, он завоевал Мидию, и Лидию, и Вавилон. Его сын Камбиз завоевал Египет. В результате благодаря Киру и Камбизу, Дарию и его сыну Ксерксу, и его сыну, моему нынешнему господину Артаксерксу, весь мир от Нила до Инда принадлежит персам. От вступления на престол Кира до настоящих дней прошло всего сто семь лет, и так получилось, что большую часть этого удивительного века я жил, жил на свете и находился при персидском дворе.

Летом в Сузах так жарко, что в полдень на улицах находят изжарившихся змей и ящериц. Но к этому времени двор переезжает на двести миль севернее, в Экбатану, где мидийские цари выстроили самый огромный в мире и, наверное, самый неприспособленный для жилья дворец. Это деревянное здание занимает больше квадратной мили в прохладной горной долине. В не очень жаркие месяцы Великий Царь обычно вместе с двором переезжал на двести миль восточнее, в древнейший и развратнейший из городов — Вавилон. Но позднее Ксеркс предпочел Вавилону Персеполь, и теперь двор зимует на исконных персидских землях. Старые придворные вроде меня очень тоскуют по томному и знойному Вавилону.

У сузских ворот нас встречал «царево око». У царя в каждой из двадцати провинций — сатрапий — есть по меньшей мере одно такое «око». Эта должность — нечто вроде главного инспектора и представителя Великого Царя на местах. В обязанности встречавшего нас входило присматривать за членами царской фамилии. Он почтительно приветствовал Гистаспа и приставил к нам военный эскорт, необходимый в Сузах, поскольку улицы там столь запутанны, что новичок очень быстро потеряется — и зачастую навсегда, если его не сопровождает охрана.

Меня восхитил обширный пыльный базар. Всюду, сколько хватало глаз, стояли шатры и навесы, а яркие флаги отмечали начало и конец каждого каравана. Здесь собрались купцы со всех стран света. Тут же были жонглеры, акробаты, заклинатели змей. Змеи раскачивались в такт пению дудочек, танцевали женщины, укутанные покрывалами, и женщины без покрывал, маги снимали чары, вырывали зубы, восстанавливали мужскую силу. Удивительные цвета, звуки, запахи…