Где-то над ухом защебетала птичка. «Будь здоров! Будь здоров!» — почудилось Дмитрию в этом щебете, и он невольно улыбнулся: «Лучше бы подсказала, как мне отсюда выбраться!». «За мной! За мной!» — вдруг защебетала птичка, словно откликнувшись на его просьбу. И с веселым этим щебетом вдруг упорхнула куда-то, в просвет между деревьями. Дмитрий, вскочив, бросился в том же направлении. И тут деревья расступились, и перед ним предстала поляна, освещенная солнцем. Он даже засмеялся над своим недавним страхом — вот глупый, решил, что в сплошной лесной чащобе заплутал, а здесь поляна рядом, и лес расступился. На поляне еще не отцвели последние осенние цветы, и местами еще зеленела трава. Травинки качали пушистыми колосками то тут, то там, вот кивнули головой белые и розовые шапочки тысячелистника, шевельнулись высокие сухие заросли борщевика… Среди полного безветрия вдруг словно волна прошла по поляне, и в этой волне снова ему зов почудился: «Сюда, сюда!» Осторожно ступил он на поляну, сначала нерешительно, потом все более уверенно зашагал по ней, будто кто-то незримый ему путь указывал. А когда дошел до края поляны, только в лесок вошел — уже не густой, не темный еловый, а березовый, прозрачный — как снова деревья расступились, и местность показалась ему знакомой. Вот тропинка… Конечно, этой тропинкой они сюда и шли вместе с Пелагеей! Уже весело и беспечно, насвистывая себе под нос, зашагал он по тропинке, и вскоре показался глухой Пелагеин забор, а Дмитрий твердо решил, что пройдет мимо этого забора, домой отправится изведанной уже дорогой, ведь Пелагея бросила его в лесу, а значит, отказалась от него…

Но Пелагея прямо перед ним как из-под земли выросла. За руку схватила, повела к калитке. Он пытался вырваться, да не тут-то было, Пелагея только крепче сжала неожиданно сильную ладонь. Во двор привела и указала на крыльцо: «Садись». Сама рядом села и заглянула в глаза — строго так и серьезно, и сказала торжественно: «Ты урок прошел. Дар у тебя есть. Не ошиблась я, взяв тебя в ученики. А ты напугался, небось?» «Нет!» — он упрямо мотнул головой. «Напугался, вижу… — старуха первый раз улыбнулась, и улыбка ее оказалась на удивление светлой, не вяжущейся с ее строгими, мечущими молнии глазами. — Да недолго страх твой длился, верно? Потому что ты токи природыпочувствовал. Голос леса услышал. И голос этот вывел тебя, верно?» «Верно… — удивленно ответил Дмитрий, гадая, как старуха могла узнать, что именно с ним происходило в лесу. — А что за токи природытакие?» — глаза его вдруг загорелись от предчувствия тайны, которую предстоит раскрыть. «Узнаешь со временем, — Пелагея продолжала улыбаться. — Учить тебя буду. Обучу всему, что сама знаю. Но вижу: ты дальше меня пойдешь. Большой Дар дан тебе, большая сила. Но и спрос с тебя большой будет».

На следующий день Пелагея вновь повела Дмитрия в лес. «Не боись, не брошу, — усмехнулась, зовя его в дорогу. — А брошу, так сам выйдешь. Теперь знаешь — тебе это по силам…»

Задачу Пелагея поставила перед ним, казалось, непосильную: найти на поляне лечебные травы. И не лишь бы какие, а те, которые и осенней порой силы свои целительные еще не потеряли. «Как это я их найду? — воспротивился было Дмитрий. — Я травам не обучен, никогда не видел, как их ищут…» «А чутье твое на что? — хитро прищурилась Пелагея. — Токи природыхочешь узнать? Вот и попроси растения, авось и подскажут…»

Вот и пошел Дмитрий по поляне, чувствуя, как пристально смотрит Пелагея ему в спину, снова будто испытывая его. Шел он от травинки к травинке, от цветочка к цветочку, но пока они ничего ему не говорили. Молчала поляна… И вдруг вспомнил Дмитрий тетку Любу, вылеченную Пелагеей. Вспомнил, как была она больная, еле ноги носила, и как молодой и здоровой снова стала. «Как? Как это произошло? — сам собой застучал в мозгу вопрос. — Какими лекарствами она ее лечила?» И вдруг — в ногах словно легкость какая-то появилась, и они сами понесли его по поляне, вперед, вперед, дальше… Да! Вот оно. Перед ним был маленький кустик. Ничем не примечательные с виду листочки, уже тронутые осенней желтизной. И ягоды — мелкие, черненькие. Странно, но кустик показался Дмитрию живым. Он протянул к нему руку — и тот час же отдернул: ее обдало незримой упругой волной, и словно иголочки пробежали по ладони. «Вот! — закричал он радостно, оборотившись в сторону, где стояла Пелагея. И, поддавшись внезапному озарению, добавил: «Ты этой травкой тетку Любу вылечила!» И такой восторг он испытал вдруг от своего открытия, что начал подпрыгивать на месте, вскидывая руки над головой, и выкрикивая что-то нечленораздельно-радостное…

Пелагея кивала головой, улыбалась одобрительно: «Дите, как есть дите… Но дите толковое. Знать, заслужила, старуха, на старости лет радость такую…»

Однако Дмитрию она этой своей улыбки не показывала. Нечего баловать, а то возгордится еще… Правда, в глубине души она знала — не возгордится. Не было этого в их роду никогда. Да и вообще-то редко встречался порок этот. Разве что у злодеев, да и кто их в последний раз видел то, злодеев этих? Мир теперь добр, спокоен, напоен мудростью и любовью. И именно поэтому, наверное, могли и стали рождаться в нем такие самородки, как ее ученик.

Но бабка Пелагея была стара. А потому помнила она те времена, когда зла в их мире было больше… Много больше… И именно сейчас почему-то вспомнились ей те времена. Ученик ее бежал, весело подпрыгивая, рядом, а она все вспоминала и вспоминала… И что это воспоминания на нее нахлынули?…

… Ей не было еще и пятнадцати зим, когда разбойники напали на их дом. Было их много, очень много здоровенных мужиков. Бородатые все, со свирепыми лицами, безумными глазами — очень страшными они ей тогда показались. В дом ворвались ночью, когда все спали — двери их хлипкие с петель снять ничего не стоило. Странно, правда, было то, что ни отец, ни мать не почувствовали приближения опасности. И лишь потом, когда все закончилось, стало ясно, почему так случилось — у главаря этой ватаги нашли древний оберег ночных духов. Очень сильный. Вот заговоренная на него черная ворожба и помешала родителям Пелагеи вовремя ощутить напасть. А в тот момент, когда бандиты ворвались в светелку, отец успел лишь вскочить с полатей и, заслонив собой мать и дочь, принять неравный бой. Отобрав у первого же напавшего короткий меч, отец успел положить троих разбойников, прежде чем их главарь, у которого отец выбил из рук меч, извернувшись, предательски вонзил ему в спину засапожный нож — по самую рукоять. Упал отец замертво, а Пелагея, которой мать приказала спрятаться, ни жива, ни мертва, притаилась за печкой, на всю жизнь запомнив материнские глаза — гневные, бесстрашные, яростные, они были устремлены прямо на разбойника. В этот момент снаружи чем-то тяжелым ударили в окно и, выбив раму, через него в дом полез еще один нападавший. И мать тоже вступила в схватку. Она была хорошим бойцом и одной из сильнейших ведуний селенья. И еще двое бандитов-тот, кто пытался пробраться через окно и главарь, упали замертво. А в следующий момент мать Пелагеи лицом к лицу столкнулась еще с одним. И не успев уклониться от его меча, вошедшего ей в живот, она в последний миг своей жизни посмотрела тому прямо в глаза. Разбойник не выдержал этого взгляда, схватился за сердце и замертво упал на пол вместе с матерью. На всю жизнь запомнила Пелагея, как встретили смерть ее родители — ни мольбы о пощаде, ни крика о помощи не вырвалось из их груди. Умерли достойно. И гордо — как и жили.

А она тогда, в беспамятстве от ужаса, воспользовавшись замешательством нападавших, прыгнула к окну, выскочила на улицу и стремглав бросилась прочь от избы, в черную бездонную ночь. Но головорезы ее нагнали. Нагнали — и хотели надругаться. Она отбивалась со всей яростью, на какую была способна — дед по материнской линии Родомир тогда уже обучал внучку не только магическим навыкам, но и некоторым приемам боя — но силы были слишком не равны… Тем более, что рассвирепевшие бандиты пустили в ход дубинки и плети. И, распяв ее на земле, уже приготовились насиловать… От этого и верной смерти потом ее спасло тогда лишь то, что все село на шум поднялось, да и мать, видимо, успела мыслью своей дотянуться до своего отца. И тот — великан с косой саженью в плечах, с развевающейся седой бородищей и молниями в глазах — возник на поляне неожиданно для разбойников. С верным своим посохом в руках. В считанные мгновения до смерти пришиб четверых, а остальные деру дали, и больше их никогда в этих краях не видели… Но Пелагея боя деда не видела — потеряла сознание.