А её самодовольная, презираемая задница удаляется, я смотрю на людей, которые смотрят на меня и кричу. – Следующий!
Затем я возвращаюсь в исповедальню и закрываю маленькую дверь.
Глава 3
После того, как я выслушал исповеди всех, я вернулся в свою комнату и схватил одну из самых больших бутылок, которую прятал в книжном шкафу, и сделал большой глоток. Как ни странно, это всегда помогало от головной боли.
Внезапно дверь распахнулась, и Мама ввалилась в комнату.
- Фрэнк! – рявкнула она.
- О боже… - пробормотал я, поставив бутылку на небольшой кухонный шкаф. – Не сейчас, прошу.
Она подошла ко мне и схватила бутылку. – Ты снова пил.
- Да неужели, - пожал я плечами, - Ты бы тоже запила, если бы слушала всё это дерьмо.
- Слушать признания людей – это не дерьмо, Фрэнк, - она хватает меня за руку. – Я не понимаю. Что с тобой?
- Что со мной не так? – с издёвкой спросил я. – Ничего. Абсолютно ничего.
- Ты никогда так себя не вёл, - говорит Мама.
- Да, ну… люди меняются, - я прочистил горло и сел на кровать.
- Ты должен перестать столько пить, - она показывает на бутылку, как будто я не знаю, что чертовски пьян.
- Ты знаешь, почему я это делаю, - ответил я.
- Это не означает, что всё нормально. Тебе не кажется, что пора остановиться?
- Неа, - откинувшись назад, я вздохнул.
- Фрэнк… - она снова вздохнула так, как вздыхает тогда, когда разочаровывается во мне. – Хватит. Ты достаточно настрадался.
- Нет, - рычу я. – Не начинай.
Она ударяет бутылкой по моей тумбочке. – Ты знаешь также, как и я, что растрачиваешь впустую свой потенциал.
- Неужели не видно, что мне плевать?
- Фрэнк! – она выглядит достаточно злобно. – Неужели эта церковь для тебя ничего не значит?
- Конечно же, значит.
- Тогда, как ты можешь к этому так относиться? Твои проповеди превратились в предсказания конца света. Твоё присутствие вынуждает людей отворачиваться от веры. Ты разрушаешь их дни, не давая им надлежащего совета после исповеди. – Она скрестила руки. – Ты прогоняешь людей.
Я отвернулся к стене, чтобы не смотреть в её глаза. Это унизительно.
- Посмотри, что ты делаешь. Посмотри, что ты делаешь с собой. С нами. С церковью. Позорище.
Я принимаю её психологическое избиение, потому что должен. Потому что я знаю, что облажался и, что оказываю всем плохую услугу. Я чувствую себя виноватым… но в то же время, я знаю, что не могу ничего поделать. Я застрял в своих собственных муках.
Единственное моё утешение в последнее время – это алкоголь.
И та девушка, которую я видел.
- Подумай о своих грехах. Мы поговорим позже. – Мама обернулась и ушла, звук закрывающейся двери напомнил мне о себе, когда я закрыл своё сердце.
Я прогуливаюсь по тропинке, прижимая свою выпивку к груди. Солнце светит ярко, но не согревает холод в моей душе. Рассматривая все эти надгробные плиты, я ощущаю тяжесть в своём теле, и мысли в голове утомляют меня, но я всё ещё продолжаю идти. Я не останавливаюсь, пока, наконец, не вижу маленького каменного ангела, сидящего на камне. Каждый шаг, который делаю, становится всё тяжелее, прежде чем я, наконец, останавливаюсь перед могилой.
- Кейтлин… - моё дыхание поверхностное и неровное. Просто шепчу её имя, а слёзы наворачиваются на глазах.
Я быстро делаю большой глоток из бутылки. Жжение в моём горле делает боль ещё реальнее, и я хочу это чувствовать. Всё до последней капли. Мне этого недостаточно.
Я смотрю на землю, интересно, мне когда-нибудь станет легче. Если, конечно, такое возможно.
От этого места, я набираю силу, которая мне необходима для борьбы, но эффект угасает с каждым днём. Я не знаю, как долго смогу продержаться.
Ещё один глоток. Чем больше времени я провожу здесь, тем больше я хочу напиться средь бела дня. Меня не волнует, что я в общественном месте. Что меня может увидеть кто-то. Меня это больше не волнует. Ни одно из этого.
- Привет.
Писклявый голос заставляет меня повернуться, чтобы увидеть мальчика, стоящего на тропинке. Он сжимал несколько травинок, разъединяя их пальцами, когда смотрит на меня.
- Чего ты хочешь? – спрашиваю я.
- Ничего, - размышляет он.
Нахмурившись, я прикоснулся бутылкой к губам, пока он пристально смотрит на меня.
- Что вы пьёте? - спрашивает он.
- Кое-что для взрослых, - ответил я и спрятал бутылку в свой потайной карман. Я не хочу показывать ему плохой пример. Знаю, что я – хреновый проповедник, но всё же не хочу вовлекать ребёнка в свою дерьмовую жизнь. Я не хочу, чтобы он думал, что это нормально, поэтому, если я смогу предотвратить это, я предотвращу.
- Я могу попробовать? – спрашивает он.
- Нет, - я качаю головой.
Он наклоняет голову. - Почему нет?
- Перестань задавать столько вопросов.
Я вытаскиваю пачку сигарет из кармана, достаю одну и прикуриваю.
- Вы священник? - спрашивает он.
- Нет, - отвечаю я, выдыхая дым.
- Но у вас есть эта штука… - он указывает на мою шею, вероятно, на мой воротник.
- Ага.
- Кто вы тогда?
Я хохочу. Дети задают столько странных вопросов. Как будто они не замечают окружающий их мир. Хочу поблагодарить их за это. Хотел бы я быть таким наивным и несведущим.
- Кем бы ты меня не представлял, однако, большинство людей называют меня Проповедником. Или Падре. Без разницы. Мне плевать, - я делаю ещё одну затяжку.
- Итак, вы должны находиться в церкви.
Наклонив голову, я сложил руки. Не могу поверить, что этот маленький засранец только что сказал, что я не должен здесь находиться. – Я могу идти, куда хочу, малыш. Я тоже человек и у меня есть жизнь за пределами веры.
- Хорошо… но почему вы курите?
Я смотрю на сигарету в руке, потом снова на него, и пожимаю плечами. – Это расслабляет меня.
- А я думал, что проповедникам нельзя этого делать.
Я фыркнул. – Да, ну, нам много чего нельзя делать. Это не значит, что мы на самом деле следуем всем правилам.
Он кивает. – Значит, вы как мой брат?
- Твой брат? – я поднимаю брови. – С чего бы?
- Он тоже никого не слушает.
Не думаю, что хочу знать, что это означает. Однако, чем больше я смотрю на мальчишку, тем больше у меня уверенности, что я откуда-то его знаю. И я знаю… потому что вдруг вспомнил его лицо. На днях он был в церкви с той красивой девушкой.
Мои губы растянулись в ухмылке. – Как тебя зовут, малыш?
- Бруно, - говорит он с широкой улыбкой на лице.
Я делаю ещё одну затяжку и выдыхаю столп дыма в воздух. – У тебя ведь есть сестра, не так ли? Или девушка, которая приходила с тобой в церковь, твоя мать?
- Сестра, но она на работе. Мы ходим в церковь каждое воскресенье.
- Это хорошо, малыш. Продолжайте в том же духе. – Я улыбаюсь, когда он скалится. - Но эй… Ты здесь не один, верно?
- Нет, - он качает головой. – Мой брат тоже здесь, но он сказал, чтобы я шёл погулял, я так и сделал.
- Ах-ха, - неудивительно, что он преследует меня. – Где твой брат сейчас?
- Там, - мальчишка поворачивается и указывает на молодого парня, лет на десять старше его, он сидит за столом, склонив голову на руки, чтобы что-то скрыть, но я вижу крошечный дым, я точно знаю, что он делает.
- Подожди здесь, - говорю я парнишке, и, минуя его, иду к его брату.
Я приближаюсь к нему сзади и наблюдаю, как он нагревает ложку, наполненную жидкостью.
Когда он, наконец, замечает моё присутствие, я быстро вырываю ложку, выливаю жидкость на траву прежде, чем схватить шприц и сломать его пополам.
- Эй!
- Ты сошёл с ума? - кричу я. – Заниматься этим на глазах младшего брата?
- Кто ты, блядь, такой? - рычит он, вставая из-за стола, но прежде чем у него появится шанс врезать по моему лицу, я отталкиваю его.