Тефер дорого бы дал, чтобы ускорить допрос Рене Му-лена. Наконец, в одну субботу он узнал, что в следующий понедельник Рене будет допрошен следователем. Он сейчас же отправился на улицу Святого Доминика.

Казалось, что Тефер только слепо исполнял приказания герцога, но, в сущности, он угадывал, что речь идет о вещи большой важности. Зная прошлое герцога Жоржа, он предполагал, что арест Рене связан с этим.

Когда Тефер явился к герцогу, тот был дома.

— Ну что, Тефер? — спросил он, когда они остались вдвоем. — Что нового?

— Рене Мулен будет допрошен первый раз в понедельник.

— Наконец-то, — прошептал де Латур-Водье. — Я боюсь только одного… — прибавил он.

— Чего это, герцог?

— Что Рене мог тайно отправить письмо этой женщине.

— Успокойтесь, я наблюдал за домом и убежден, что до сих пор никто не был у мадам Монетье.

— Монетье? — повторил герцог.

— Да, вдова известна под этим именем. У нее бывает только молодой доктор, который лечил ее сына и теперь лечит ее.

— Она больна?

— Умирает! Соседи уверяют, что ей осталось жить очень недолго.

— Если бы они были правы! — вскричал герцог. — Неужели ни мать, ни дочь не пытались видеться с арестованным?

— Я уверен, что они даже не знают, где он, и не просили о свидании, так как я сейчас же узнал бы о подобной просьбе и, не теряя ни минуты, предупредил бы вас.

— Хорошо, Тефер, вы очень умны и преданны, и я вам весьма благодарен.

Полицейский исподлобья взглянул на него.

— Я стараюсь, как умею, — сказал он. — Чувствую, что вы подвергаетесь опасности… опасности серьезной… и эта мысль постоянно поддерживает меня и вдохновляет.

— Это вполне справедливо. Опасность очень серьезна… и мне, может быть, придется дорого заплатить за шалость… У меня есть опасные враги, готовые злоупотребить тем доверием, которое я к ним питал.

— Не беспокойтесь, герцог, мы расстроим их планы.

— Произвели ли вы те розыски, которые я вам поручил? — спросил сенатор с видимым волнением.

— Относительно Клодии Варни?

— Да.

— Конечно!

— Узнали что-нибудь?

— Я убедился, что в Париже в настоящее время нет ни одной женщины, носящей имя Клодии Варни.

— Я подозревал, что она руководит всем, что делается против меня, — прошептал Жорж. — Вы не знаете, не живет ли она в Англии?

— По наведенным мною справкам, оказалось, что восемнадцать лет назад она поселилась в Лондоне, но с этого времени ее следы теряются.

— Но, в таком случае, — с гневом вскричал сенатор, — что это за письмо, о котором говорил Рене Мулен? Откуда оно, кто его написал?

— Терпение! Мы это узнаем.

— Каким образом?

— Механик, приехавший из Лондона, не может отказаться назвать свой адрес, не подвергнувшись предварительному заключению, а как только этот адрес будет мне известен, мы станем действовать, и, даю вам слово, что наш обыск будет первым. А теперь, герцог, позвольте мне сделать вам одно почтительнейшее замечание.

— Сделайте одолжение!

— Мне кажется, вы поступили бы благоразумно, если бы уехали на время.

— Как, оставить поле битвы! — воскликнул Жорж.

— Нет, но произвести стратегическое отступление. Если враги, которых мы ищем, в Париже, они могут попытаться устроить скандал, который ваше отсутствие сделает невозможным. К тому же это всегда уменьшает ненависть.

— Будет видно… Я подумаю… Но прежде всего я должен сам побывать в квартире Рене Мулена.

— Вы не хотите дать мне никаких новых указаний? — спросил Тефер.

— Нет, но я прошу вас взять это, — и герцог подал агенту два новых билета по тысяче франков.

Тефер опять стал отказываться, но очень слабо. Затем, положив деньги в карман, он быстро ушел, оставив сенатора в сильном беспокойстве.

Герцог не забыл Клодию Варни, или, лучше сказать, вдруг вспомнил о ней. Он инстинктивно чувствовал, что, добровольно или нет, она должна быть замешана в заговоре против него. Сведения, сообщенные Тефером, нисколько не уничтожили его сомнений.

Но если герцог занимался Клодией Варни, то и она, со своей стороны, много думала о человеке, любовницей и сообщницей которого была некогда.

Она знала, что герцог живет на улице Святого Доминика, что бывший кутила превратился в самого серьезного и непогрешимого политического деятеля.

Впрочем, это было известно всем, а она хотела знать все о его домашней жизни и в особенности о его сыне.

Для этого Клодия обратилась в одно из сыскных агентств, очень дорогое, в агентство «Рош и Фюммель».

Фюммель потребовал вперед пятьдесят луидоров и три дня срока, чтобы посвятить ее в мельчайшие подробности жизни сенатора.

Для того чтобы преуспеть, Клодия должна была действовать очень осмотрительно. Ожидая с нетерпением донесения, она не оставалась бездеятельной.

Ее дом был устроен просто, но очень прилично и удобно, и она предполагала скоро начать принимать, так как привезла с собой из Лондона много рекомендательных писем в хорошие дома, где ее опыт, красота и прелесть ее дочери сразу привлекли к ней живейшую симпатию.

Для того чтобы вести хотя бы несколько месяцев светскую жизнь, средств Клодии было явно недостаточно. Она знала это, но нисколько не печалилась, так как достаточно только пожелать, чтобы неистощимая касса герцога де Латур-Водье открылась перед ней.

Она очень часто думала о своем свидании с герцогом, представляла его испуг.

Однажды утром, когда она только что встала из-за стола вместе с дочерью, лакей подал ей визитную карточку, на которой было написано: «Шевалье Сампер», а внизу прибавлено карандашом: «От Фюммеля».

— Проводите этого господина в гостиную, — сказала Клодия, — я сейчас приду туда.

Спустя несколько минут мистрисс Дик-Торн здоровалась с мужчиной лет сорока, высоким и худым, с самой незначительной наружностью, хотя одетым очень изящно.

— Итак, — сказала Клодия, чтобы начать разговор, — вы представитель агентства «Рош и Фюммель»?

— Да, сударыня, и патрон поручил мне ваше дело.

— Вы принесли мне справки?

— Конечно! Неужели вы думаете, что я решился бы явиться к вам с пустыми руками?

— Я вас слушаю.

— Мы начнем с герцога де Латур-Водье, — сказал он, садясь в кресло, указанное мистрисс Дик-Торн и вынимая из кармана записную книжку. — Я подумал, что прежде всего надо заняться его прошлым. Для человека, знающего жизнь, прошлое почти всегда объясняет настоящее. Прав ли я?

— Совершенно! — прошептала Дик-Торн. — Что же вы узнали? — прибавила она с беспокойством и любопытством.

— Ничего особенно предосудительного.

Клодия вздохнула свободнее.

— Но все-таки, вы знаете нечто, иначе не стали бы говорить об этом; что же вы узнали?

— Молодость герцога, который звался в то время маркизом де Латур-Водье, была крайне бурная. Он очень любил женщин и, кажется, был под абсолютным влиянием некоей Клодии Варни, женщины удивительной красоты, которая водила его за нос, пользовалась им для удовлетворения своих малейших капризов и вела его самым коротким путем к нищете и позору. Маркиз Жорж был совершенно разорен, когда смерть его старшего брата, очень кстати убитого на дуэли, доставила ему миллионы.

— Дальше? — спросила мистрисс Дик-Торн самым спокойным тоном.

— Больше я ничего не знаю.

— В таком случае, говорите о настоящем. Как велико состояние герцога?

— Наследство от брата вместе с наследством от деда его покойной жены должны давать ему более трехсот тысяч франков дохода.

— Недурное состояние! А что делает с ним герцог?

— Он даже не проживает всех своих доходов, хотя ведет роскошную жизнь. В настоящее время он живет настолько же скромно, насколько в молодости кутил. Говорят, что он тщеславен, он очень ловко стал на сторону империи и в благодарность получил звание сенатора. Судя по слухам, он очень хорошо принят при дворе и даже имеет влияние.

— Он принимает у себя?

— Иногда, но не потому, чтобы любил это, а потому, что это необходимо в его положении.