— Много ли у него прислуги?

— Да, порядочно, и почти все — старые слуги дома.

— Есть ли у герцога любовница?

— Нет, в настоящее время его поведение безупречно. К тому же он овдовел всего полгода назад.

— Любим ли герцог окружающими?

— Конечно, но не настолько, как его сын Анри, который делает много добра.

— Сколько лет сыну?

— Двадцать два года.

Клодия на минуту задумалась.

— Сколько лет назад он женился?

— Восемнадцать лет назад.

— Значит, этот сын незаконный ребенок, родившийся до свадьбы?

— Нет, он приемный сын, и его усыновление было вызвано семейными причинами, чтобы получить состояние деда герцогини, так как брак был бездетен…

— А откуда взяли этого ребенка?

— Из воспитательного дома.

— Без сомнения, это какой-нибудь ленивец, может быть, кутила?

— Напротив, он очень трудолюбивый адвокат и очень известный, но противоположных мнений со старым герцогом. Говорят, он даже скоро женится на единственной дочери графа де Лилье, миллионера и депутата оппозиции.

Клодия вздрогнула и нахмурила брови.

— Вы убеждены, что этот брак решен? — воскликнула она.

— Я ни в чем не убежден, а только передаю ходящий в обществе слух.

— Как имя дочери графа де Лилье?

— Изабелла.

— Она хороша собой?

— Прелестна!

— А не знаете ли вы, влюблен в нее сын герцога?

— Говорят, он ее обожает.

— А она?

— Говорят, что так же.

— Где находится дом де Лилье?

— На улице Святого Флорентина.

— Вы обзавелись друзьями в доме графа?

— Да, горничная мадемуазель Изабеллы ни в чем мне не отказывает.

— Одним словом, в случае надобности, вы можете на нее рассчитывать?

— Вполне.

— Хорошо. Перейдем к другим подробностям. Были вы на улице Сен-Луи?

— Да, был.

— Что же вы узнали?

— Ровно ничего. В течение двадцати лет в доме сменилось четыре привратника и из старых жильцов не осталось ни одного. Никто не мог мне сказать, живы или нет мадам Амадис и жившая у нее сумасшедшая.

— Мне необходимо знать, существуют ли эти женщины, поэтому вы должны начать розыски, не теряя ни минуты.

— Это будет нелегко.

— Тем более будет вам славы, если вы принесете мне через три дня положительные известия. Тогда я удвою обещанное вознаграждение.

— Я сделаю все, что могу.

— Я на это рассчитываю, а теперь сядьте и запишите вкратце все, сообщенное вами.

Жан Жеди с большим аппетитом и нескрываемым удовольствием пообедал с Рене.

Два стакана вина, дозволенные тюремным начальством, окончательно подкрепили его и привели в хорошее расположение духа. Он решил доказать свою благодарность, занявшись сейчас же делами Рене и приведя их к благополучному концу.

— Погодите немного здесь, — сказал он, — я сейчас приведу вам кого надо.

Двор тюрьмы невелик, и Жан Жеди скоро нашел того, кого искал.

— Здравствуй, старина! Послушай, хочешь оказать услугу одному славному малому и в то же время заработать двадцать франков?

— Очень рад. Я услужлив по природе и не откажусь от золотого. В чем дело?

— Пойдем со мной и узнаешь.

Рене Мулен, Жан Жеди и его товарищ отошли в угол.

— Вот о ком я говорил, — сказал Жан Жеди.

— Я очень рад оказать вам услугу, тем более что ваша физиономия мне нравится.

— Благодарю, — сказал, улыбаясь, Рене, протягивая руку.

— Когда ты выходишь?

— Через три дня.

— Утром или вечером?

— Утром. О чем вы хотели меня просить?

— Вынести отсюда письмо и ключ.

— Это возможно. Дальше?

— Передать одной особе…

— А затем?

— Больше ничего.

— Кроме того, — прибавил Жан Жеди, — ты должен прийти сюда и принести нам пачку табаку. Это будет значить, что поручение исполнено.

— Отлично, я отнесу письмо и ключ и пришлю вам четвертку табаку. Даю вам слово, а мое слово чего-нибудь стоит. Вы знаете, что я здесь за продажу билетов, а не за что другое?

— Знаю, что вы честный человек, и потому могу вам сказать, что от данного поручения зависит жизнь и спокойствие одной несчастной женщины и ее дочери. Вы передадите им не богатство, но спокойствие.

— И кроме того, получишь двадцать франков, — прибавил Жан Жеди.

— Ни гроша! Я не хочу денег теперь, когда узнал, в чем дело. Я хочу доставить себе удовольствие сделать даром доброе дело.

Рене стал настаивать, но продавец билетов упрямо отказывался.

— Не будем говорить об этом, — сказал он, — я упрям, как осел; к тому же мы когда-нибудь встретимся, и тогда вы угостите меня завтраком на этот луидор.

— О! Я вас угощу великолепным завтраком: двадцать дюжин устриц и шабли сколько угодно… Решено!

— Но надо подумать, как вынести ваше письмо и ключ, так как при выходе обыскивают.

— В таком случае, все погибло! — с беспокойством воскликнул Рене.

— А ключ велик?

— Нет, он помещается в воротнике пальто, которое на мне.

— Хорошо, я последую вашему примеру. Что касается письма, то я зашью его под кушак панталон. Вы дадите мне все это послезавтра вечером, чтобы вас не видели со мной перед моим выходом, иначе обыск будет более строгим.

— А когда вы исполните мое поручение?

— Тотчас, как выпустят.

— Благодарю. Я дам вам все накануне.

Случайно Жан и Рене спали в одной и той же камере, и постели их стояли рядом.

Жан Жеди мигом заснул, но Рене всю ночь не смыкал глаз, обдумывая письмо, и на другой день утром сейчас же запасся бумагой, чернилами, пером и начал писать:

« Дорогая мадам Леруа! Представьте себе: я еще до сих пор не знаю причины моего ареста, поэтому нахожусь в смертельном беспокойстве, тем не менее думаю, что дело идет о политике и это очень несправедливо, так как я не имею обыкновения вмешиваться в то, что меня не касается.

После нашего свидания на кладбище я ожидал случая, который представился только сегодня, — послать вам письмо, чтобы вы могли, до моего освобождения, начать дело о возвращении честного имени вашему дорогому мужу. Черновик письма, о котором я вам говорил, заключающий в себе драгоценное указание и имя написавшего его, находится у меня в квартире, где еще не было обыска, так как я не назвал адреса.

Вы найдете его в правом ящике письменного стола, ключ от которого остался в замке. Письмо в четырехугольном конверте из синей английской бумаги, запечатанном красным сургучом, на нем написано «Правосудие». Вы должны взять этот конверт вместе с деньгами, которые лежат в столе, и процентными бумагами, которые я поручаю вам, так как принужден буду сказать адрес следователю, после чего последует обыск. Я не хочу, чтобы опечатали мое состояние. Мне придется потом слишком много хлопотать, чтобы получить обратно мое скромное имущество. В одно время с этим письмом я посылаю вам ключ от квартиры. Дверь в нее находится на правой стороне лестничной площадки четвертого этажа, в доме на Королевской площади, номер 24, в котором вы сами жили прежде несколько месяцев.

Идите ко мне на квартиру в тот же вечер, как получите письмо, и войдите, не обращаясь к привратнице, которая иначе станет вас расспрашивать.

Она хорошая женщина, но любопытна и болтлива. Во всяком случае, если она вас остановит, то скажите ей, что идете к портнихе, мадам Ланглуа, которая живет на третьем этаже. Дверь не запирается никогда раньше десяти часов вечера. Будьте мужественны и надейтесь! С Божьей помощью я скоро буду с вами и помогу в деле, которое решил довести до конца.

Остаюсь вашим преданным другом

Рене Мулен.

P.S. Не давайте никому моего адреса».

Рене перечитал письмо, нашел, что оно совершенно ясно и понятно, положил его в конверт и написал адрес: «Госпоже Монетье, улица Нотр— Дам, 19».