— Меня задержали дольше, чем я думала, — ответила в смущении Берта, — но будьте уверены, что вы от этого ничего не потеряете.

— О! — возразил Пьер Лорио. — Я не о себе говорю, а о моих бедных лошадках. К счастью, еще дождь-то теплый. Садитесь же, постараемся наверстать потерянное время. Куда прикажете везти вас?

— Улица Нотр-Дам-де-Шан.

— Вот это хорошо. Я живу очень близко оттуда. Тромпетта и Риголетта получат двойную порцию овса, их вытрут соломенной фланелью, и завтра они будут свежи, как розы. А номер который?

— Я скажу, где остановиться.

— Ладно!

Фиакр покатился.

Сенатор и Тефер выбежали из дома, точно за ними кто-нибудь гнался. Герцог шел с такой быстротой, что его спутник, хотя и был гораздо моложе, едва мог за ним поспевать.

Они скоро дошли до квартиры инспектора, и там герцог сменил насквозь промокший костюм на свое прежнее платье. Он был мрачен и не говорил ни слова.

Тефер, переодеваясь, украдкой наблюдал за ним.

— Позволите вы задать один вопрос, господин герцог?

— Конечно!

— Относительно этой женщины… Этой безумной…

Сенатор вздрогнул.

— Ну, что же? — прошептал он.

— Господин герцог ее знает?

— Да, я ее знаю. Она действительно безумна, и ее появление немного взволновало меня. Я считал ее давно умершей.

— Я должен был следовать за господином герцогом, — продолжал Тефер, — но наш поспешный уход был, несомненно, ошибкой.

— Почему же?

— Мы должны были запереть дверь и заставить выйти эту женщину.

— Да, это правда.

— Я боюсь, что она узнала господина герцога.

— Невозможно, ведь она безумна. Да и разве вы не слышали, что она называла меня убийцей? Это ясно доказывает, что она не понимала, что говорила.

Тефер промолчал.

— Что же могла сделать несчастная после нашего ухода? — продолжал сенатор.

— Возможно, что она осталась в квартире Рене Мулена.

— Для нас это не имеет значения, да и наконец мы скоро все узнаем, так как завтра там будет обыск. Ну, хватит об этом говорить! В черновике письма, которое я там сжег, я прочел, что особа, о которой я вам не раз уже говорил, Клодия Варни, рассчитывает скоро приехать в Париж. Я хотел бы узнать как можно раньше о ее прибытии.

— Я буду наблюдать за всеми большими отелями, где останавливаются богатые иностранцы. Эта дама, не имея дома в Париже, неминуемо должна будет прожить какое-то время в отеле.

— Хорошо.

— А что касается вдовы и ее дочери?…

— Их можно теперь оставить в покое! Тефер, я доволен вашим усердием. Сегодня вы оказали мне важную услугу. Возьмите это… это только задаток.

И Жорж де Латур-Водье положил в руку инспектора бумажник, в котором было пять билетов по тысяче франков.

Тефер рассыпался в выражениях благодарности.

— Однако я очень устал, — сказал сенатор. — Достаньте мне фиакр…

— Господину герцогу придется вооружиться терпением. При такой погоде фиакры очень редки на улицах.

— Постарайтесь найти. Я подожду.

В это время Пьер Лорио, спеша скорее вернуться домой, гнал своих лошадей крупной рысью.

Тромпетта и Риголетта бежали, как кровные рысаки.

При повороте на улицу Нотр-Дам-де-Шан, почти против дома 15, Берта постучала в стекло.

Фиакр остановился.

— Вот, — сказала она, отдавая деньги Пьеру Лорио, — благодарю вас!

Дядя доктора Этьена приподнял свою кожаную шляпу.

— Это я должен вас благодарить! Три франка на чай! Славно! Надеюсь еще не раз возить вас, когда вам захочется съездить к вашему молодчику…

Берта его не слушала. Она подбежала уже к своему дому и проскользнула в приотворенную дверь.

Пьер Лорио повернул лошадей и пустился рысью домой.

— Славная девочка! — бормотал он себе под нос. — Может быть, любит гулять чаще, чем следует. Но что же вы хотите? Годы уж такие! Все мы были молоды!

Госпожа Леруа ждала дочь с мучительным страхом и нетерпением.

Отсутствие Берты продолжалось дольше, чем можно было предполагать, и бедная мать напрасно старалась объяснить это промедление. Самые мрачные предположения приходили ей в голову.

Она представляла себе Берту жертвой какого-нибудь несчастного случая или что она попала в западню, подстроенную полицией, наблюдавшей за домом Рене Мулена.

Может быть, агенты арестовали ее, лишь только она вошла в квартиру механика…

Все это казалось возможным, и бедная женщина в отчаянии горько упрекала себя, что пожертвовала дочерью ради слепого желания смыть позор с памяти мученика.

Буря, бушевавшая над городом, еще усиливала ее страх.

Время от времени она собирала последние силы, чтобы дотащиться до окна, и, открыв его, смотрела на улицу, ожидая, не покажется ли дочь.

Ее бедное больное сердце билось, точно хотело выскочить из груди. Припадки удушья следовали один за другим. Несколько раз ей казалось, что она умрет, не увидев дочери.

— Боже мой! — шептала она, ломая руки. — Дай мне дожить до ее возвращения! Дай мне еще раз обнять ее!

Моральные муки в соединении с физической болью привели наконец к неизбежному кризису.

«Ну, все кончено!… — сказала себе Анжела. — Бог осудил меня… Берта, вернувшись, не найдет меня живой».

И она лишилась чувств.

Когда она очнулась наконец после долгого обморока, она все еще была одна.

Первый взгляд был на часы: они показывали одиннадцать.

«Надеяться дольше было бы безумием… — подумала умирающая. — С Бертой случилось несчастье».

В это время через открытое окно донесся стук быстро приближавшегося экипажа; немного не доезжая до номера 15, экипаж остановился.

Госпожа Леруа нашла в себе силы встать и подойти к окну. Она увидела красные фонари фиакра, но темнота и расстояние не позволяли ей разглядеть, кто вышел из него.

Когда фиакр повернул назад, Анжела заперла окно и, подойдя к дверям, стала прислушиваться.

Скоро по лестнице послышались быстрые и легкие шаги.

Бедная женщина едва дышала.

Шаги остановились на площадке. Дверь быстро распахнулась, и Берта вбежала бледная как смерть.

Анжела вскрикнула, и дочь упала ей на грудь.

— Берта, милая моя, — шептала мать, — отчего эти слезы?… Отчего ты так бледна?… Что случилось?… Тебе грозила опасность?… Говори же!…

Берта задыхалась от волнения. Она хотела было заговорить, но не могла произнести ни слова, только губы ее беззвучно шевелились.

— Дорогая моя, говори же! Умоляю тебя! Твое молчание меня пугает. Что с тобой случилось? Ты ведь была на Королевской площади?

Девушка кивнула головой.

— Ты входила в квартиру Рене Мулена?

— Да…

— Ты нашла письменный стол?

— Да.

— А пакет, за которым ты ходила?

— У меня его нет.

Госпожа Леруа едва не лишилась чувств.

— У тебя его нет? — повторила она.

— Он не существует больше!

— Что же с ним стало?

— Его сожгли.

— Кто тебе это сказал?

— Я видела сама…

Вдова казненного зарыдала, ломая руки.

— Он не существует, — прошептала она в отчаянии. — Боже мой! Это последний удар!

Берта вернулась домой подавленная, разбитая драмой, которой она была невидимым свидетелем. Но при виде горя и отчаяния матери она забыла о себе.

— Милая мама, — сказала она, обнимая Анжелу, — ради Бога, не падай духом. Будь мужественна и сильна, я умоляю тебя на коленях!

— Я постараюсь, но я хочу все знать. Что произошло на Королевской площади?

— Ужасные вещи!…

— Я должна все знать!… Не скрывай ничего!

— Слушай же…

И Берта дрожащим голосом рассказала малейшие подробности событий, произошедших в квартире Рене Мулена.

Мадам Леруа с трепетом слушала ее. Все ее внимание было сосредоточено на рассказе дочери.

— И эта женщина… Эта безумная… Ушла, унеся остатки обгорелой бумаги? — спросила она, когда Берта закончила.