С этими словами шевалье Сампер развернул большой лист бумаги, весь исписанный мелким убористым почерком.

— Мадам Амадис живет одна? — спросила с живостью мистрисс Дик-Торн.

— Нет, сударыня… с ней живет одна особа, гораздо моложе ее.

— Как ее зовут?

— Эстер Дерие.

— И она жива!… — прошептала радостно Клодия. — Положительно, судьба мне благоприятствует!

— Но, — продолжал шевалье, — я должен прибавить, что мадам Эстер Дерие — сумасшедшая, и уже много лет.

— И, несмотря на это, мадам Амадис держит ее у себя по-прежнему?

— Да, сударыня, и ухаживает за ней с необыкновенной заботливостью.

— Действительно, необыкновенной! — заметила Клодия. — Это помешательство, — продолжала она после минутного молчания, — будет, конечно, вредить моим планам, но ведь нет таких препятствий, которые нельзя было бы устранить! Что же дальше?

— Я занимался также сенатором, герцогом де Латур-Водье.

— Что же нового?

— Ничего! Герцог несколько дней не выходил из дома.

— А его сын?

— Утром, говорят, в суде, а по вечерам отправляется ухаживать за своей невестой мадемуазель Изабеллой де Лилье.

— Вы мне говорили, кажется, что он любит эту девушку?

— Так все говорят.

— В годы маркиза одной невесты недостаточно, даже когда ее обожаешь… У него, конечно, есть любовница?

— Нет, насколько мне известно.

— Все-таки наведите об этом справки.

— Хорошо, сударыня.

— Ну, а какие друзья у маркиза?

— Близкий только один — молодой доктор, с которым он вместе учился… школьное товарищество обратилось в серьезную дружбу.

— Как зовут доктора?

— Этьен Лорио.

— Где он живет?

— Этого я не знаю.

— Узнайте и скажите мне.

— Завтра же это будет сделано.

— Что же дальше?

— Больше ничего… тут кончается донесение, которое я имею честь вручить вам.

Клодия взяла бумагу и заперла ее в шкафчик черного дерева.

— Теперь, — сказала она, — сведем наши счеты. Сколько я вам должна?

Закончив финансовый вопрос, шевалье Бабилас спросил, какие будут новые приказания.

— Пока никаких, я хотела бы только обратиться к вам с одним вопросом… Вы ведь хорошо знаете Париж?

— Как свои пять пальцев… Я — чистокровный парижанин.

— Я собираюсь устроить недели через две маленький праздник. Моих слуг будет мало, и я хотела бы нанять метрдотеля и нескольких лакеев, но только людей надежных… Можете вы достать их мне?

— О да, сударыня, и это для меня тем легче, что многие из моих друзей занимаются наймом прислуги опытной и безукоризненной нравственности.

— Прежде всего я просила бы вас приискать мне метрдотеля. Если он мне понравится, я оставлю его в доме.

— Нет ли каких-нибудь особенных условий?

— Да… я хотела бы, чтобы он знал немного английский. Хотя бы, чтобы его можно было понять и он сам все понимал бы.

— Это небольшое затруднение… займусь сегодня же.

— Вы меня очень обяжете.

— Когда же вам будут нужны дополнительные слуги?

— К дню праздника.

— А метрдотель?

— Пришлите его, как только найдете. Повторяю, что мне нужен надежный человек, и чем скорее, тем лучше.

— Думаю, могу обещать вам, что вы будете довольны.

Шевалье Сампер откланялся и ушел, удовлетворенный полученной платой. Он решил поместить объявление в «Афишах», что значительно упростило бы дело и избавило его от труда искать самому.

Когда Клодия осталась одна, лицо ее приняло радостное и торжествующее выражение.

— Ну, моя звезда ярко блестит! — прошептала бывшая куртизанка. — Эстер Дерие, вдова герцога Сигизмунда де Латур-Водье, жива — это самое важное. Она будет главной картой в моей игре. Она сумасшедшая, но что же из этого? Мне достаточно сказать Жоржу о ее существовании, чтобы заставить его затрепетать передо мной. Она или ее опекун имеют право требовать имущество покойного мужа, завещание которого в моих руках… О! Теперь я сильна! Надо увидеть Жоржа, — продолжала она после короткого размышления. — Если бы я пошла к нему, он меня не принял бы. Он должен прийти сюда! Здесь я докажу ему, как крепка связывающая нас цепь… Здесь я буду приказывать, как бывало, и он будет повиноваться… Он будет в числе приглашенных на мой праздник, не подозревая, что мистрисс Дик-Торн — его бывшая любовница Клодия Варни. Пусть попробует отклонить мое приглашение! Он об этом и не подумает, так будет затронуто его любопытство. Я хочу видеть здесь также и его приемного сына, Анри де Латур-Водье, этого адвоката, о котором говорит весь Париж. У меня есть план, касающийся и его, который должен осуществиться. Я управляю будущим, так как благодаря прошлому на моей стороне сила! И я ею воспользуюсь!

Клодия улыбнулась и пошла в свой будуар, где ждала ее горничная.

Скоро туда же пришла поздороваться ее дочь Оливия.

— Люби меня, дитя мое! — сказала бывшая куртизанка, прижимая ее к груди. — На всем свете я люблю только одну тебя. Я все думаю о тебе, о твоем счастье, о твоем богатстве, и ты будешь, обещаю тебе, очень счастлива и очень богата!

Обретя свободу, Рене Мулен вернулся в свою квартиру на Королевской площади, к великой радости мадам Бижю, которая начала по-прежнему ему прислуживать.

Он выходил утром и возвращался вечером, посвящая все свое время Берте. Он еще не расспрашивал привратницу насчет сумасшедшей жилицы первого этажа. Ему казалось, что еще не наступило удобное время для этих расспросов, так как ждал объяснений Жана Жеди.

Со своей стороны, и мадам Бижю, помня советы таинственного посланца, остерегалась заводить речь об Эстер Дерие.

Поэтому Рене и не подозревал, что она теперь в Шарантонском сумасшедшем доме.

Механик и сирота ждали с нетерпением освобождения Жана Жеди.

Два раза Рене ходил в тюрьму Сент-Пелажи, рассчитывая увидеться с ним, но оба раза вор был в карцере.

Наконец прошло семь дней.

— Завтра… — сказала Берта.

— Да, мадемуазель, завтра, если Богу будет угодно, мы узнаем, по какому пути должны идти, чтобы достичь нашей цели.

— Я с нетерпением жду встречи с человеком, который, может быть, держит в руках оправдание моего отца.

— Хотите увидеть его завтра же в одно время со мной?

— Да, но возможно ли это?

— Без всякого сомнения… Арестантов освобождают по утрам в восемь часов. Будьте завтра в половине восьмого на углу улицы Клэ… Мы вместе пойдем к тюрьме.

— Не покажется ли странным присутствие молодой девушки?

— Никоим образом… Может быть, подумают, что вы сестра какого-нибудь арестанта, но что вам за дело до этого?

— Правда… так я пойду с вами.

На другой день в половине восьмого Берта была на условленном месте, где ее уже ждал Рене Мулен.

Механик пригласил ее войти в маленькое, скромное кафе, находившееся как раз против тюрьмы, и, спросив чашку кофе и рюмку водки, стал ждать появления Жана Жеди.

Пробило восемь часов.

Двери тюрьмы отворились, и вышли три или четыре человека.

— Ну что? — спросила с живостью Берта.

— Ничего еще, мадемуазель.

— Но эти люди…

— Это служащие тюрьмы, а не арестанты.

Прошло еще двадцать минут. Берта начинала находить, что время тянется страшно медленно.

Рене Мулена также беспокоило это непонятное промедление.

Наконец дверь опять отворилась, и из нее вышли три человека довольно жалкой наружности, каждый с маленьким свертком.

Двое из них обменялись рукопожатиями с кучкой подозрительных личностей, видимо их поджидавших.

Третий пошел прямо к кафе.

Рене Мулен нахмурил брови.

— Это освобожденные? — спросила Берта.

— Да, мадемуазель.

— Жан Жеди?

— Его нет, и дверь снова затворилась.

— Что же случилось?

— Я не знаю, но мы сейчас это выясним.

— У кого же?

— У этого человека… — ответил механик, указывая на того, кто в эту минуту входил в кафе.

— А! Это вы, товарищ? — сказал вошедший, увидев Рене. — Зачем вы здесь? Уж не ждете ли кого-нибудь?