— Слушаю, сударь. Я сейчас же похлопочу насчет комнаты.

Слуга вышел из кафе в дверь, которая сообщалась с отелем, и вернулся через несколько минут.

— Я забронировал для вас комнату на втором этаже. Вид на набережную. Номер комнаты десятый.

— Благодарю.

Пароли допил свой грог и отправился в контору отеля.

— Угодно вам взглянуть на мои документы? — спросил он портье.

— О, сударь, не нужно! Прошли те времена, когда нужны были целые вороха бумаг, чтобы иметь возможность переночевать в отеле. Да и заметьте, что у настоящих мазуриков всегда все бывает в порядке. Теперь мы уже привыкли верить приезжим на слово. Потрудитесь сказать мне ваше имя.

— Жюль-Арман Баскон.

— Профессия?

— Коммивояжер.

— Откуда?

— Из Тулона.

— Больше ничего не требуется.

— Сколько я вам должен?

— Если захотите обед и завтрак — десять франков в день. Стол здесь отличный.

Итальянец хотел ответить, но не успел, потому что в эту минуту в контору вошел человек лет пятидесяти пяти.

— Monsieur Бернье, — сказал портье, поклонившись вошедшему с видимым уважением, — вам письмо.

— Благодарю! Это от моей дочери, — проговорил вошедший, взглянув на адрес.

— Я думаю, что ваша дочь была бы счастлива, если бы узнала, что вы выиграли процесс.

— Не сомневаюсь, но полагаю, она еще больше рада тому, что наконец опять увидится со мной.

— Вы скоро от нас уедете, monsieur Бернье?

— Я уезжаю десятого.

— Если только вас не задержат дела?

— Теперь никто не может удержать меня, так как я уже известил дочь о приезде.

С этими словами он зажег свою свечку, раскланялся и отправился к себе.

Услышав имя Бернье, Пароли задрожал и устремил на него пристальный взгляд.

«Тот ли это Жак Бернье, чье письмо находится у меня в кармане?» — спрашивал он себя.

После нескольких фраз все его сомнения рассеялись. Человек, стоявший перед ним, был действительно когда-то богатым марсельским купцом. По причине переменчивых обстоятельств, дела его долгое время находились в очень печальном положении, но теперь, выиграв процесс, Бернье снова стал миллионером.

Случай свел Пароли на первых же шагах с человеком, ради которого он приехал в Марсель.

Жак Бернье выглядел старше своих лет, несмотря на здоровое, крепкое сложение.

Он был среднего роста, полный, лицо имел правильное, отличавшееся замечательно умным и энергичным выражением.

Итальянец, следивший за каждым его движением, видел, что он взял ключ, к которому был привешен номерок с цифрой девять. И тут случай постарался помочь ему.

Когда Бернье вышел из конторы, портье обратился к Пароли:

— Я задал вам вопрос, сударь, на который вы хотели ответить, когда вошел monsieur Бернье.

— Это относительно табльдота?

— Да, приезжие находят в этом значительную выгоду для себя. Хотя в настоящее время у нас их не особенно много, но стол такой же, как в разгар сезона, когда у нас бывает столько народу, что мы принуждены отказывать, за недостатком места.

— В какие часы у вас садятся за стол?

— Завтрак в одиннадцать, обед в шесть.

— В таком случае запишите и меня, — сказал Пароли и пошел обедать.

В девять часов он вернулся в контору, взял свой ключ и зажженную свечу и отправился в номер. Он оказался большим и прекрасно меблированным. В камине пылал яркий огонь.

Пароли поставил свечу на стол и окинул комнату испытующим взглядом.

Направо и налево находились двери, в данный момент запертые на крепкие двойные задвижки, но отворявшиеся, если встречалась надобность установить сообщение между комнатами, устроив из них помещение для большого семейства.

Анжело подошел к двери налево.

— Вот здесь находится девятый номер, — тихо проговорил он. Он приложил глаз к замочной скважине: с другой стороны в ней не оказалось ключа.

Комната была ярко освещена, и Пароли тотчас же увидел Жака Бернье.

Последний сидел перед камином за маленьким столом, перелистывая кипы бумаг и изредка останавливаясь, чтобы подвести итог под длинными колонками цифр.

— Мне решительно все равно, что бы он ни делал, — пробормотал про себя Анджело Пароли. — Дело заключается в том, чтобы никоим образом не потерять его из виду. В отеле я никак не могу привести в исполнение задуманный план.

После этого он улегся спать.

Все последующие дни он слонялся по городу, чтобы как-нибудь убить время.

Он с необыкновенной точностью возвращался в отель к одиннадцати и к шести часам и садился за стол подле Жака Бернье, но избегал заговаривать с ним и с другими. В его расчеты входило, чтобы приезд его в Марсель был как можно менее заметен и чтобы личность его не запечатлелась ни в чьей памяти.

Большую часть вечера он проводил в кафе.

Портье смотрел на него как на образец коммивояжера.

Восьмого числа, вечером, Жак Бернье привел к обеду одного из своих друзей.

Пароли стал прислушиваться к разговору, и ему удалось поймать на лету несколько отрывочных фраз. Из этих фраз он узнал, что Бернье не изменил своего намерения выехать десятого числа из Марселя в Дижон.

Выйдя из-за стола, итальянец отправился прямо в контору.

— Я прошу вас приготовить счет, — обратился он к портье.

— Как! Вы уже оставляете нас?

— Да, я уезжаю завтра утренним поездом.

Счет был немедленно подан.

Пароли заплатил, вышел из отеля и отправился вдоль по набережной. На этот раз он не просто фланировал, а преследовал известную цель.

Укутанный в кашне до самых глаз, чтобы защититься от резкого, порывистого мистраля, подняв воротник и засунув руки в карманы, Пароли шел мерным, твердым шагом человека, который хорошо знает, куда идет.

Через несколько минут он остановился против ярко освещенного магазина. Это был магазин, торговавший исключительно ножами и пользовавшийся большой известностью.

Пароли вошел. В магазине находился сам торговец и один покупатель. Последнему можно было дать лет двадцать пять — двадцать шесть. Наружность его была невзрачна. Его одежда, хотя и чистая, была беспорядочна: брюки с бархатными отворотами и сапоги из толстой кожи, на черном драповом пальто не хватало пуговиц, маленькая мягкая шляпа, надетая набок, прикрывала коротко остриженные волосы. По говору легко было узнать в нем парижанина из предместья.

— Не надо мне таких крошечных игрушек! — говорил он торговцу, рассматривая нож, который держал в руке. — Ведь это все равно что спичка. Вы знаете, мне часто приходится есть черствый хлеб, и такой нож продержится у меня не больше суток.

— У нас есть и попрочнее.

— Будем надеяться.

— Угодно вам корсиканский нож?

— Все равно… Я не знаю, какой это. Покажите!

Торговец повернулся к Пароли, который вошел в лавку.

— Я сейчас освобожусь, сударь, — сказал он

— Мне не к спеху, — возразил итальянец.

Парижанин обернулся посмотреть, с кем говорил хозяин лавки. Глаза их встретились.

«Наверное, любитель макарон», — подумал парижанин.

Хозяин вынул из ящика до полудюжины ножей и положил на прилавок.

— Вы найдете здесь себе по вкусу, если знаете толк в этих вещах. — И, открыв один из ножей, подал парижанину.

— В добрый час! — воскликнул последний со смехом. — Таким ножом можно зарезать быка.

Предлагаемый нож был крупного размера, с острым и широким лезвием, с кончиком как у каталонских ножей и рукояткой из оленьего рога. Лезвие закрывалось посредством пружинки.

— Отменная штука! — сказал торговец. — Нигде так хорошо не делают, как в Бастии; корсиканцы — отличные мастера!

— Они работают как для себя! — воскликнул с новым взрывом хохота парижанин. — Таким ножом распорешь брюхо человека так же легко, как барабанную шкуру, честное слово Оскара Риго!

— Постойте, постойте! — перебил торговец. — Вас зовут Риго?…

— Да, милейший, помимо моего желания это перешло ко мне от отца. Правда, ничего нет изящного в моем имени, тем более что, прибавив к нему слог «ло», получим Риголо!