— Я попросил бы вас, господин Егенс, поручить вашим людям тщательно проверить русского туриста по картотеке централизованного учета. Я понимаю, что это бредовая идея, шансы на успех ничтожны, но вдруг… Жизнь полна неожиданностей.

— Мы обязательно проверим.

Нандор подлил гостю коньяка. Егенс поморщился, но выпил. Потом посмотрел на часы. Было уже далеко за полночь.

— Пора… Я, кажется, несколько отяжелел, Нандор. Проклятый закон природы — годы идут…

Нандор поднял брови, вздохнул:

— Неправда, господин Егенс. На Востоке мудрые люди утверждают, что время вечно, оно не уходит. Это мы с вами уходим…

Егенс ухмыльнулся.

— Пусть будет так. А пока живем — надеемся, действуем. Каждый в меру своих сил…

— У меня их пока достаточно, — с вызовом сказал Нандор. — Вы не согласны?

Егенс уклонился от прямого ответа, на мгновение задумался, а потом решительно объявил:

— Шеф недоволен твоей поездкой в Карлсбад. Он считает, что в главном ты не добился успеха. Тебе не удалось установить нужных контактов с отдыхающими на курорте русскими. Шеф ожидал более глубокого анализа обстановки. Скоро грянет буря. Шеф должен знать, что думают по этому поводу русские.

Нандор помрачнел, сжал тонкие губы: «Ох, уж этот Карлсбад!»

Вот уже несколько дней, как Нандор живет в Карлсбаде с паспортом австрийского коммерсанта. Он остановился в отеле «Империал», каменной громаде, поднявшейся на скале.

Комфорт, уют, отменная кухня, прекрасные врачи, услужливые сестры, а главное — милые соседи, соотечественники его папы и мамы: в разгар сезона здесь отдыхает много советских граждан, с которыми можно поболтать о том, о сем… Он, Нандор, обожает Достоевского, Льва Толстого, Федина, Шолохова, русская натура всегда привлекала его своей душевной красотой. И папа настоял на том, чтобы он с детства изучал русский язык. Таким Нандор и предстал перед соседями по столу, спутниками по прогулкам. Коммерсант зарекомендовал себя здесь первоклассным мастером бильярда. «Иные кормились музами, а я — лузами», — любимая его присказка, относившаяся к поре ранней молодости, передавалась в отеле из уст в уста. «Остряк шары кладет мертвой хваткой».

Перед отъездом из Мюнхена его тщательно проинструктировали.

— Ваша задача ежедневно общаться с русскими, наблюдать за ними, изучать, беседовать, устанавливать контакты, собирать о них максимум сведений, обмениваться адресами. Там это делать нам проще, доступнее, чем у них в стране. Да и безопаснее.

Австриец методично работал по заданной программе. В кинозале он обычно усаживался в самой гуще советских людей, вместе с ними спускался и поднимался на фуникулере, отправляясь к источникам. Дамский угодник, он был душой компании женщин на прогулке — мужья в это время разыгрывали пульку.

Постепенно в его дневнике, маленькой тонкой записной книжке, накапливались кое-какие записи, которые, возможно, и заинтересуют шефа: фамилии, имена, отчества, место работы людей, с которыми встречался, беседовал. Он давал им беглые характеристики и даже фиксировал рассказанные ими анекдоты.

…К «Империалу» Нандор подкатил на шикарном «мерседесе» и в первые же дни стал предлагать дамам прокатиться, посмотреть окрестности. Желающих составить компанию не оказалось. И вдруг удача: очаровательная блондинка из Одессы, преподавательница музыки, этакая экзальтированная хохотушка, явно искавшая мужского общества, Оксана — так ее звали — охотно приняла предложение Нандора.

Они уехали после обеда, а вернулись, когда во всех окнах уже погасли огни. В ту же ночь он записал в дневнике:

На следующей странице был дан список этих знакомых.

И снова запись об Оксане, теперь уже с некоторыми комментариями. Он сопровождал одесситку в ее очередном путешествии по магазинам, прислушивался к ее беседам с продавцами.

Но одна Оксана — это не так уж много. И в кино Нандор вновь пытается установить контакты, вовлечь русских в разговор. В ход пущен давно задуманный прием — он приберег его, как самый сильный козырь. Австриец вскользь заметил, что в этом зале проходила конференция руководителей социалистических стран:

— О, это было очень знаменательно… Вершители судеб мира…

И вскользь заметил, что было бы интересно узнать, где находится та мебель, которой пользовались главы делегаций. Нандор уже приготовился сделать следующий ход, как одна из дам, взметнув брови, не без иронии заметила:

— По моим сведениям, эту мебель разобрали, распилили и по кусочкам увезли в качестве сувениров туристы из Австрии…

Нандор смутился, пробормотал что-то о голосах истории, и тут же в зале погас свет. В общем, широкие контакты с русскими у него никак не устанавливались, а шел уже десятый день его пребывания в Карлсбаде. Он утешал себя удачей с Оксаной и тем, что ему удалось перемолвиться кое с кем из местных литераторов, рекомендованных мюнхенским деятелем. И не без пользы для дела, которому он служит. Прогнозы шефа о надвигающейся буре недалеки от истины. Но это известно штаб-квартире и без Нандора. А вот что думают по этому поводу люди из Советского Союза? Они гуляют, отдыхают, читают, смотрят кинофильмы, играют в шахматы, преферанс и почему-то не склонны поддерживать разговор с Нандором, когда он вдруг начинает разглагольствовать, о последних статьях в «Руде право». Да, ему, кажется, не повезло — странные попались курортники. Разве только вот эта красавица из Одессы. Да и она — может это ему показалось — уже второй день избегает его общества. Единственным верным собеседником Нандора оставался князь из Сенегала. Он все время жаловался на кухню и умолял помочь ему объясниться с администратором ресторана. Нандор похлопал князя по плечу и сказал:

— Дорогой князь! К чему объясняться. Вы находитесь в социалистической стране. Вот вам все объяснение. Желаю, месье, спокойной ночи и приятных сновидений…

Нандор раскланялся и удалился. В номере его ждала телеграмма. Он прочел и поморщился. Шеф предлагал ему вернуться домой. Тогда Нандор терялся в догадках — почему? Теперь он знает почему. Знает и ждет горьких пилюль. Но Егенс спешит успокоить «старого друга».

— Не расстраивайся, старик… Шеф уже отошел. Сейчас, кажется, опять подумывает — не отправить ли тебя снова в Чехословакию? Штаб-квартира прогнозирует быстрое развитие обнадеживающих событий. По нашим прогнозам, ожидаются серьезные социальные катаклизмы, в ходе которых Восточный коммунистический блок даст глубокие трещины. И, возможно, ты окажешься в кратере вулкана. Тогда уж не зевай!

Егенс долго разглагольствовал о «кратере вулкана», потом повел разговор о скачках, футболе, и теперь уже, кажется, можно было расходиться. Но Егенс явно не спешил.

— Старик. — Гость произнес это тихо и проникновенно. — У меня тут небольшая партия героина. Я попросил бы… — И протянул полированную шкатулку.

Нандор понял: можно не тревожиться — доклад инспектора будет максимально «объективным».

— Сочту за честь, господин Егенс. Мы же друзья… Отличнейшим образом реализуем. Восток без героина — не Восток…

И полированная шкатулка перекочевала в стальное чрево несгораемого шкафа, закамуфлированного под стенную панель. На следующее утро Егенс осматривал хозяйство Нандора. Делал он это без всякого интереса — больше для протокола. А вечером гость улетел. Когда самолет, оторвавшись от бетонной дорожки, взмыл к звездам, Нандор облегченно вздохнул. «Кажется, пронесло! Благодарю тебя, аллах, что есть на свете… героин!»