«Сердце, которое перестало биться!» — девушка вспомнила свое сочинение, написанное полтора года назад.

С каким удовольствием она услышала бы снова рокот турбин и шум работающих цехов, в которых обдирают с бревен кору или размалывают древесные волокна!

«К счастью, у нас остался водопад!» — сказала себе Эрмин.

Она всегда взирала на шумный водный каскад на реке Уиатшуан с дружелюбным уважением. Никакой компании под руководством богатых господ не под силу заставить утихнуть грозный гул, заставить замереть влажное и мощное дыхание. Девушке было приятно думать об этом, она искренне восхищалась непобедимыми силами природы. Мороз оказался бессилен перед бурным потоком, но ближе к берегу вода покрылась инеем и местами застыла, и мельчайшая капля, попав на ветку дерева или на камень, моментально превращалась в лед. Каждый день природа представала в сказочно прекрасном обличье перед всяким, кто имел дар и желание полюбоваться солнечным и морозным утром, ибо здешние зимы были щедры не только на мороз, но и на солнце.

Эрмин постучалась в дверь к Мелани Дунэ, всеми уважаемой шестидесятилетней даме. Та открыла через мгновение, словно дожидалась ее прихода.

— А вот и мой очаровательный рассыльный, наш маленький соловей! — дрожащим голосом воскликнула пожилая женщина. — Я как раз вышиваю наволочку на подушку, хочу подарить ее сестрам. Входи скорее!

— Добрый вечер, мадам Мелани! Готова поспорить, суп еще теплый! Сестра Викторианна наливала его в котелок кипящим, и я спешила, как могла.

Вот уже неделю как Эрмин по поручению сестры Викторианны носила овощной суп той, кого весь поселок называл вдовой Дунэ. Ее муж работал на фабрике и перед смертью от гипертонического криза успел выкупить дом. У четы было шестеро детей, которые поселились в соседних приходах. Мелани не хотела уезжать из Валь-Жальбера, и когда стояли сильные морозы, а улицы заносило снегом, не осмеливалась выходить из дома.

— Раз мы здесь, нужно помогать тем, кто попал в затруднительное положение, — постановила настоятельница. — Нельзя допустить, чтобы эта несчастная вдова зачахла в одиночестве!

Эрмин была рада новому поручению. Она любила гулять по Валь-Жальберу, особенно когда было много снега. Сестра Викторианна раздобыла для девушки тяжелые башмаки, снабженные металлическими крючками. Одевшись потеплее, Эрмин отправлялась навестить вдову.

— Ты очень добра ко мне, — сказала Мелани Дунэ, усаживаясь возле печки. — Я дам тебе за это монетку. Это, конечно, мелочь, но если ты станешь откладывать те су, которые получаешь, однажды наберется приличная сумма. Снимай-ка пальтишко, поболтаем немного. Я бы с удовольствием послушала песню, ту самую, которую любил мой покойный муж — «Странствующий канадец» [27]. С таким голосом, как у тебя, грех заставлять себя упрашивать!

Эрмин давно привыкла к таким просьбам. Она никогда не отказывала, особенно если спеть ее просил пожилой человек, такой, как вдова Дунэ.

— Вчера вечером я пела вам «Ave Maria», мадам Мелани. Но сегодня я тороплюсь — мне нужно еще зайти в универсальный магазин. Если я опоздаю, сестра Викторианна завтра утром останется без кофе.

Пожилая дама воздела руки к небу.

— У меня есть пачка кофе, и я тебе ее отдам, потому что давно не пью кофе. Это будет плата за суп.

В кухне было очень жарко. Эрмин развязала шарф и сняла рукавицы.

— Если так, я задержусь на пять минут, — сказала девушка, сердце у которой было очень доброе.

Она остро сочувствовала вдове, обреченной проводить долгие дни в одиночестве.

— Расстегни пальто, иначе сваришься, — потребовала мадам Мелани.

Улыбаясь своим мыслям, старушка вернулась к вязанию. Эрмин молча любовалась ловкими движениями ее пальцев, в которых быстро мелькала изогнутая иголка с зеленой ниткой. В конце концов на вышитой картинке должен был появиться букет цветов в обрамлении крупных листьев. На стоящем тут же столике красовалась плетеная корзинка с мотками хлопчатобумажных ниток всех цветов и оттенков.

— Когда на дворе мрачно, как сегодня, особенно приятно видеть яркие цвета, — сказала вдова.

— Красивый рисунок! Сестрам очень понравится, мадам Дунэ, — заверила ее девушка.

— Я хожу плохо, но мои руки мне все еще служат. Ну, где же моя песня?

— Хорошо, но только одна, мадам Мелани. Однако я не стану петь «Странствующий канадец». Вы часто ее просите, а потом плачете. Я не хочу, чтобы из-за меня вы грустили.

Эрмин задумалась, выбирая песню, которая точно понравилась бы пожилой даме. Она решила исполнить арию из одной французской оперы, которая особенно нравилась Элизабет Маруа:

Мелани Дунэ отложила вязание, обратившись в слух. Девушка повторила припев и умолкла.

— Какая красота! Но, скажите пожалуйста, слова-то в ней игривые! Уж точно не монахини научили тебя такой песне!

Эрмин лукаво улыбнулась в ответ.

— Я выучила ее, чтобы порадовать Бетти. Отец пел ей эту песенку, когда она была маленькой.

Вдова кивнула и внимательно посмотрела на девушку. Увиденного ей было достаточно, чтобы повернуть разговор в иное русло:

— Признайся, у тебя появился возлюбленный? Любой охотно возьмет в жены такую красавицу. Найди себе хорошего человека, обязательно работящего. Он будет рад иметь в доме собственного соловья!

Людям нравилось повторять слова, некогда сказанные отцом Бордеро. Но вопрос смутил девушку, и она покраснела.

— Я слишком молода, чтобы думать о браке, — робко ответила она.

— Вот еще глупости! Я вышла замуж за Теодора в пятнадцать, а Элизабет Маруа в семнадцать родила первенца! Когда ты выйдешь замуж, у тебя будет свой дом. Но сестры наверняка приказывают тебе держаться подальше от парней?

— Да, мадам Мелани, вы правы.

Монахини ежедневно напоминали ей о том, какими опасностями чревато кокетство, и призывали всеми силами избегать мужского общества. Эрмин, слушая их наставления, прятала улыбку. Она часто вспоминала о Пьере Тибо, двадцатилетием парне, который недавно уехал из Валь-Жальбера. О Пьере, который подарил ей первый поцелуй… Но это был ее секрет, и она ни за что на свете не расскажет об этом вдове Дунэ…

— Не знаешь ли, надолго сестры собираются остаться? — спросила старушка, подбирая нить нового оттенка. — Сколько у них сейчас учеников?

— Около шестидесяти, — ответила девушка. — Но после Пасхи их станет меньше. Еще три семьи объявили о том, что уезжают.

— Да, в свое время Валь-Жальбер строился с большим размахом, — заметила пожилая дама. — Какая прекрасная у нас школа, л ведь скоро она опустеет так же, как фабрика, банк и все остальное… Все закроется. Надеюсь, я до этого не доживу. Мой муж гордился тем, что работает на целлюлозной фабрике. Когда он получил эту работу, наша жизнь переменилась. Подумать только! Водопровод, туалет и ванная в доме! К тому времени у нас было уже четверо детей. И я без страха родила пятого. Здесь я прожила свои лучшие годы. Если поселок умрет, я умру тоже.

Эрмин встала. Пессимизм мадам Мелани действовал на нее удручающе. Девушке не хотелось грустить.

— Мне пора возвращаться. Сестра Викторианна будет волноваться. Скорее ешьте суп, он остывает.

— Не беспокойся, я его подогрею. Теперь мне редко случается так вкусно поесть. Куры перестали нестись. Погоди, возьми на полке справа свой кофе.

Девушка взяла пачку, попрощалась и торопливо вышла. На улице она с наслаждением вдохнула терпкий холодный воздух.

— Ты, ветер, прилетаешь издалека! Оттуда, где холоднее, чем у нас, где льды никогда не тают! — крикнула она, поднимая лицо к темнеющему небу. — Мать-настоятельница рассказывает, что там живут медведи, белые как снег, и целые стада тюленей…