После еды я завалился на диван и задремал под звуки романсов, доносившиеся из соседских радиоприемников.

Я спал и даже во сне испытывал смутное ощущение покоя и благоденствия.

Два дня подряд я вел ленивую байбачью жизнь. Я казался себе похожим на шелковичного червя, спящего в своем коконе. Я медленно, тихо перерождался. Мне не нужно было ничего, кроме жратвы и сна. Я выходил из дому только для того, чтоб купить газетки и сигареты. На третий день после приезда я прочел в «Стампе», что труп Рапена наконец нашли. Преступлению посвятили две колонки. В статье я понял не все, но в целом уяснил, что бояться мне нечего. Журналист писал, что убийство, скорее всего, совершили сицилийцы. Поскольку труп специально изуродовали до неузнаваемости, полиция предполагала, что убитый являлся руководителем какой-нибудь преступной группы. Версия о сведении счетов между мафиози меня вполне устраивала. Теперь мне можно было основательно облечься в новую индивидуальность. Я ничуть не волновался: в ближайшие год и один день никто не явится за ней в бюро пропавших вещей!

Меня охватила жажда веселой беззаботной жизни. Я надел самое красивое, что у меня нашлось, и отправился на прогулку в центр города.

В это время года Мантон превращался из курорта в обычный провинциальный городок. Почти все отдыхающие уже смотали удочки; остались одни старикашки, греющие на южном солнышке свой радикулит. И все приезжие неизменно собирались в одном и том же месте: в казино.

Эти бравые дедушки спешили туда с самого утра, как рабочие на завод. Многие проводили за зеленым столом целый день, делая с великой осторожностью мизерные грошовые ставки.

Мне хотелось последовать их примеру, однако за подобными заведениями обычно присматривают, и их посещение связано с немалым риском. Охрана в казино состоит из ребят с наметанным глазом, и их прямая обязанность — разглядывать рожи, появляющиеся в игорных залах. Мне вовсе не хотелось лезть прямо в волчью пасть.

Я долго колебался, но к вечеру все-таки решился пойти. Для успокоения я говорил себе, что казино Мантона не такое уж крупное и что в этот мертвый сезон служба надзора не в полной мере оправдывает свое название.

Я непринужденным шагом взошел по ступенькам, поглядывая по сторонам из-под своих темных очков. Квартал оказался еще безлюднее, чем я предполагал.

Я купил в кассе месячный абонемент, набрал жетонов на пятьдесят тысяч франков и двинулся к единственному столу с работающей рулеткой.

Стол окружало человек шесть, включая крупье. Там были какой-то плюгавенький отставной чиновник, три пожилые иностранки, размалеванные, как куклы, и заглядывающие в свои записи, прежде чем сделать очередную ставку, а еще молодая рыжеволосая женщина с миловидным лицом. Она была элегантно упакована в черное платье с блестящими чешуйками на груди. У нее были длинные загнутые ресницы, красиво оттенявшие сине-зеленые глаза, и кожа, как у настоящих рыженьких — бледная и нежная. Ее продолговатое лицо напоминало испанские портреты семнадцатого века. На ее правом запястье поблескивал великолепный золотой браслет, инкрустированный зелеными камнями, который, похоже, не позволял ей долго держать руку в горизонтальном положении…

Разумеется, я мигом перенес на нее все свое внимание, но сколько ни бросал роковые взгляды, она ни разу не подняла на меня глаз. Она была слишком занята игрой.

Прежде чем присоединиться к играющим, я некоторое время понаблюдал за капризами рулеточного шарика. Потом поставил жетон в пятьсот франков пополам на «8» и «5». Выпало «26». Я заупрямился и в десять приемов спустил все свои пятьдесят тысяч. Этого было вполне достаточно. Я не ощущал азарта игры. Она возбуждала меня не больше, чем простая партия в белот в обшарпанном кафе на Торговой площади. Игра — это авантюра для маленьких людей, это источник их маленьких остреньких ощущеньиц. Меня она покорить не могла: морфинист нечувствителен к аспирину.

Я отодвинулся от стола и принялся наблюдать за действиями рыжеволосой женщины. Она не заглядывала в шпаргалки, подобно всем остальным кретинам. Она играла не спеша, но довольно любопытным образом: дожидалась, пока сделают ставки ее соседи, при этом внимательно следила за их выбором, держа в правой руке горстку жетонов, и когда все остальные выкладывали свои пластмассовые кружочки и крупье уже готовился пустить по кастрюле шарик, спешила распределить по зеленому сукну свои собственные.

Мне понадобилось немало времени, чтобы разгадать ее хитрость. А сообразив, в чем дело, я сразу понял причину ее медлительности, но главное — назначение ее огромного браслета. Действовала она так: раскладывала жетоны по самым дальним от нее квадратам, из-за чего ей приходилось вытягивать руку, и на обратном пути ее браслет сдвигал ставку другого игрока на соседнюю клетку. Когда я это усек, то сначала решил, что у нее это выходит нечаянно. И правда, какой смысл изменять чужую ставку?

Но, пошевелив мозгами, я понял, какой. Она поступала так потому, что остальные играли по «системе». То есть уделяли гораздо больше внимания своим подсчетам, чем событиям, разворачивающимся на зеленом столе. Они ставили на определенный номер, и если выпадал другой, то даже не поднимали головы. Так, старушенция, поставившая на «18», и бровью не вела, когда крупье объявлял, что выиграл «21» — соседний номер, на который рыжая сдвинула жетон с восемнадцатой клетки.

Один раз, когда браслет перетащил пятисотенный жетон с «16» на «19», а выиграл шестнадцатый, я ожидал, что начнется настоящий бедлам. Действительно, старуха, поставившая на «шестнадцать», подняла гвалт, но крупье сразу поставил ее на место, вежливо сказав, что она либо ошиблась, либо должна срочно сбегать в магазин братьев Лиссак, где продают отличные очки по умеренным ценам. На этом все и закончилось.

В общем, фокус рыжей девчонки удавался на славу. У нее каждый раз был дополнительный бесплатный шанс сорвать деньгу, а поскольку сдвинутый жетон играл не наполовину, а целиком, при совпадении номера пингвин с граблями выдавал ей очень приличный выигрыш. Судя по тому, как увеличивалась куча лежавших перед ней жетонов, этот маленький бизнес должен был обеспечивать ей довольно безоблачную жизнь.

Я еще немного понаблюдал за ней, потом вышел из казино, перебрался на террасу соседнего кафе и кинул в горло стаканчик пастиса. Оттуда мне были хорошо видны двери игорного заведения. Погода стояла замечательная. Воздух казался каким-то удивительно мягким. Фонари выдергивали из темноты цветочные клумбы на площади. Где-то за домами раздавался гулкий недовольный рокот моря…

Я выпил три пастиса, покуривая сигареты и размышляя. Эта девчонка очень наглядно продемонстрировала, чего можно достичь на побережье при определенной хитрости. Я решил пока что задержаться в Мантоне и устраивать свои делишки с помощью старых кляч, сидевших с утра до ночи в казино. Теперь, когда меня звали Робер Рапен, когда у меня были машина, вилла и счет в банке, для этого открывались прекрасные возможности.

Так я рассуждал, когда рыжая дамочка наконец вышла из игорной лавочки. До сих пор я видел ее только в сидячем положении, но в полный рост она оказалась еще козырнее: высокая, талия не шире салфеточного кольца, грудь как надувная игрушка и крайне симпатичная попка.

Расплатившись, я спустился с террасы и зашагал навстречу женщине. Она не сразу поняла, что меня интересует именно ее персона. Мне пришлось остановиться прямо перед ней, и только тогда она бросила на меня выразительный, враждебный взгляд.

— Добрый вечер, — промурлыкал я с улыбочкой молодого парикмахера-ловеласа.

— Ради бога, оставьте! — резко ответила она.

Я засмеялся.

— Целомудрие в опасности! Прекрасно. Женщинам очень идет, когда они сердятся. Почему вы так сердито на меня смотрите: я не в вашем вкусе?

— Нахалы меня никогда не привлекали, — проговорила она.

— Может быть, мне представится возможность продемонстрировать вам и другие свои качества?