— Спасибо, не надо: я не увлекаюсь исследованием человеческих характеров.

Я стал серьезным. Эта девка с ее высокомерием и уничижительным взглядом начала выводить меня из себя.

— Значит, больше увлекаетесь рулеткой?

Ее лицо омрачила легкая тень, и глаза будто превратились в прорезанные ножиком щелочки. Она внимательно вгляделась в меня.

— Постойте, — сказала она как бы сама себе, — ведь я недавно видела вас в игорном зале…

Я ответил с нажимом, который не оставлял места для беспечности:

— А я вас не просто видел: я вас принял, как принимают экстренное сообщение…

Она снова посмотрела на меня.

— Разумеется, фраза не моя. Мне было бы стыдно выдавать ее за собственную. Я выдрал ее из одной претенциозной книженции.

Теперь она уже колебалась, стоит ли играть прежнюю роль или же лучше пойти на попятную? Она чувствовала, что в моей болтовне кроется какая-то неясная угроза, и в ней боролись два желания: послать меня в турецкую баню и изучить меня получше.

В конце концов любопытство оказалось сильнее.

— Позвольте пригласить вас в приличный бар на бутылочку шампанского, — продолжал я.

— Я не люблю шампанское.

— Тогда, может быть, виски?

— Методы у вас, однако, довольно… скоростные.

— Прошу расценивать это лишь как проявление моей непосредственности.

На этом наши препирательства закончились, и я повел ее в ночной бар на тихой улице, выходящей к морю. С моря дул легкий ветерок; город давно затих. Дамочка была, бесспорно, красива; ее формы сушили мне глотку и вызывали всякие-разные мысли. У нее была осторожная походка и необычайно строгий вид.

Заведение, куда мы пришли, ничем особо не выделялось. Стены увешаны рыбацкими сетями, по углам — традиционное барахло, снятое со старых кораблей: рулевое колесо, фонари, канаты и все такое.

Кроме нас, там не оказалось ни одного клиента. Был только хозяин — маленький толстый итальяшка с заплывшими жиром глазами.

Наш приход стал для него главным событием вечера. Он рассыпался в салям-алейкумах, от которых сразу начинало ныть в желудке.

— Два виски и пять минут покоя! — заказал я.

В двух анусах, служивших ему глазами, блеснул недобрый огонек. Но я посмотрел на него еще злее, и он понял, что перед ним вовсе не тряпка.

Мы с рыжей красоткой остались одни; звуковым фоном служил блюз, доносившийся неизвестно откуда.

Она ждала, когда я перейду в наступление, но мне некуда было спешить. В конце концов она заговорила первой.

— Итак? — спросила она боязливым голосом, который меня слегка взволновал.

— Итак? — повторил я.

Мои глаза смеялись.

— Мне кажется, вы надо мной насмехаетесь, — заметила она.

— Женщинам это кажется всегда, когда мужчина замолкает. Для них мужская вежливость состоит в разговорах… Не правда ли, нам здесь неплохо вдвоем?

— Странное у вас представление о комфорте.

— Хотите поговорить? Ладно, начинайте вы. Вы здесь одна?

— Да.

— Без мужчины?

— Без.

— Когда на вас смотришь, это кажется просто невероятным…

— Но когда меня знаешь, это кажется вполне естественным.

Один-ноль в ее пользу! Непростая, похоже, была особа. Поначалу я даже испугался, что напал на мужененавистницу. Однако вблизи становилось ясно, что лесбийские забавы — это не по ее части.

— Защищаться вы умеете…

— Как все одинокие женщины.

— Вы не признаете любви?

— Признаю, но мужчины нравятся мне меньше, чем одиночество…

Она пожала плечами:

— Сидеть дома и ждать мужчину, как ждут почтальона или сантехника… Нет уж, это не для меня!

Она начинала мне жутко нравиться. Я воображал ее голой, лежащей на диване в моей «деревенской» спальне, когда ночь озарена сиянием моря… Это наверняка стоило бы затраченных усилий. Я хотел ее. С момента той злосчастной встречи с проституткой из Болоньи я ни разу не занимался парным катанием по постели… А в моем возрасте воздержание ни к чему хорошему не ведет.

— Если вы все же признаете любовь — я могу вас ею наделить.

— Это обещают все мужчины. А в кровати оказывается, что девять из десяти никуда не годятся…

— Быть может, я — тот, десятый?

— Какой вы самоуверенный!

— Попробуйте, ведь это лучший способ проверить.

— Нет, лучше уж я поверю вам на слово.

— Значит, я все-таки не в вашем вкусе?

— У меня нет определенных вкусов в этом вопросе, но ночевать я сегодня буду у себя дома.

Она, похоже, была настроена весьма решительно.

— Хотите поскорее спрятать деньжата?

Она чуть заметно вздрогнула, под глазами появились испуганные круги. Она решила, что я охочусь за ее монетами.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что говорю, милое дитя. Вы… ну, допустим, выиграли в рулетку мешок денег и боитесь, что я его отниму. Поэтому и говорите мне «только не сегодня», как мамочка папочке.

Я достал из кармана крупную купюру и протянул ее в направлении занавески из фальшивого жемчуга, за которой — я это знал — шпионил итальяшка. Пузач набросился на деньги, как форель на мотыля. Может, ему уже нечем было платить за электричество?..

Мы вышли на улицу.

— Зайдем ко мне? Есть бутылочка «Джонни Уокера»…

— В другой раз.

— Как хотите…

Она протянула мне руку.

— Спасибо за виски.

— Не стоит благодарности. Напротив, это мне следует вас поблагодарить, моя красавица…

— Вот как? И за что же?

— За урок игры в рулетку. Я очень оценил ту ловкость, с которой вы использовали чужие ставки. Скажите, между нами: крупье с вами заодно?

Ее сразили не сами слова, а то, как и когда я их произнес.

Она замерла с открытым ртом, как игрушечная лягушка. Мне показалось, что ее вот-вот хватит удар: ее губы побледнели даже под слоем помады.

Она не стала возражать: не было сил. Я будто треснул ее по башке дубиной, и прийти в себя ей было суждено еще не скоро. Ее тревога еще больше усиливалась от неизвестности. Она еще не знала, к кому меня следует относить: к полицейским, к шантажистам Или к собратьям по профессии…

Я сохранял полную серьезность, чтобы окончательно ее запугать. Но ей и без того было вовсе не до смеха.

— Вы, я вижу, чем-то огорчены? Идемте ко мне, пропустим по стаканчику… Я живу там, на холме, в прелестном голубеньком домике…

Она кивнула. Теперь она была готова на все. Мне оставалось только снять с дивана покрывало и подождать, пока она стащит с себя трусы.

— Хорошо, — прошептала она. — Я согласна.

И тогда я повел себя как настоящий мужчина. Я ухватил ее за воротник платья и прижал к стене.

— Спасибо, — сказал я. — Мне достаточно твоего согласия. Если ты решила купить меня своей задницей, то ошиблась: ты-то продаешься, но я — нет.

Не сводя с нее глаз, я достал из кармана сигарету, зажег ее свободной рукой, выпустил в лицо рыжей длинную струю дыма и исчез в вечерних сумерках.

Прежде чем лечь спать, я пересчитал свои деньги. Это не заняло много времени: у меня оказалось в наличии только две бумажки по десять долларов. Оставалось надеяться, что перевод суммы из банка в банк произойдет быстро: иначе я очень скоро сяду на мель. Только бы не вышло никакого прокола! Что если Рапен поступил, как поступают многие: придумал для банка какую-то особую подпись? А я подделал ту, что была в паспорте, и может оказаться, что очень опрометчиво… Но в любом случае я рассчитывал, что этот перевод не привлечет такого пристального внимания парижского агентства, как прямое снятие денег со счета. Да, хитрость была все же неплоха.

Я бросил две американские бумажки на стол и прижал их зажигалкой, как пресс-папье. Раздеваясь, я все время смотрел на банкноты и заметил одну, вроде бы незначительную, деталь: обе купюры имели в одном и том же месте маленькую дырочку. Еще я вспомнил, что те, которые я уже обменял на франки, тоже были с дырочкой, словно их когда-то сшивали иглой.

Я нехотя улегся в постель. Рыжая баба пробудила у меня горизонтальные мысли. Еще немного — и я бы оделся и пошел в первый попавшийся бар с «девочками». Удержало меня лишь чувство собственного достоинства. Нет уж, я не из тех, кто покупает женщин за деньги. Тем более что они зачастую норовят обчистить клиента и от них рано или поздно подцепишь какую-нибудь заразу.