О чем мечтают фонарные столбы? Какие сны им снятся? Сложно сказать. Никто никогда не говорил с фонарным столбом. Никто никогда не говорил по душам со старым шимпанзе.
Кроме Нее. Да, Всевышний милосерден. Он послал мне Ее.
Дождь шептал в кронах деревьев, сквозь желтеющую листву проглядывала свинцовая пластина неба. Пахло озоном и грязью. Грязь причмокивала под подошвами моих ботинок. Ботинки были на два размера больше, но задники не болтались - я не пожалел сил, нет-нет, и затолкал бумагу в носки ботинок. Много бумаги. Купить обувь шимпанзе - это вам не два пальца обоссать. Если бы моя мамочка умела говорить, она бы именно так и сказала.
Мои пальцы - длинные, волосатые, когтистые. В моих руках - коробка, в каких обычно хранят елочные игрушки.
Я прошел мимо фонарного столба, сплюнул набежавшую в рот слюну. Мучительно хотелось курить, но я велел себе идти дальше. Позже будут и сигареты, и стаканчик-другой в 'Лазурных пляжах' у Туза. А пока что у меня есть дело, которое надо сделать, и Она, что ждет меня в машине. И так чертовски много для старого плешивого шимпанзе, чья жизнь состояла из взлетов-падений. Причем, падений было больше, значительно больше взлетов.
Она была моим светочем. Я не хотел расстраивать Ее. Никогда. Не хотел заставлять Ее ждать.
Подошвы скользили по грязи. Я отдал за эти ботинки бешеные бабосы, а подошвы скользили как по льду. Закусив нижнюю губу, я начал спускаться в овраг, но зацепился длинным ('моднявым', как сказала бы моя мамочка, если бы умела говорить) носком ботинка о корень, упал и хриплым и немузыкальным голосом стал озвучивать самые гнуснейшие ругательства, какие только знал. Проскользил оставшиеся метры до дна оврага. Костюм за штуку безнадежно загублен. Но тут я понял, что лишился коробки, и загубленный костюм вмиг перестал мало-мальски волновать меня.
Проклятая коробка из-под елочных игрушек.
Коробка вылетела из моих лап, крышка отскочила, и ее содержимое брызнуло в разные стороны. Комочки грязи прилипли к гладким, цвета слоновой кости, граням. Первая капля упала мне на щеку и впиталась в шерсть, за ней вторая, третья... Я почувствовал, как расширяются мои глаза, как легкие начинает жечь от нехватки воздуха. Нет, это не обман зрения, не игра света и тени.
Я смотрел на содержимое коробки, а оно смотрело на меня. Шевелилось в грязи, как живое. Как живое. И смотрело.
Господи Всевышний!
Она сказала: 'Не растеряй. Уронишь - не смотри, собери'.
Я не хотел Ее огорчать. По правде говоря, меньше всего я хотел Ее огорчать.
Стискивая зубы, я копался в грязи до тех пор, пока не вернул все обратно в коробку и не закрыл крышку.
Я закапал коробку под корнем, по форме напоминающего пышный росчерк великана. Когда над верхушками деревьев прокатился гром, оглушая меня, я уже карабкался из оврага, хватаясь за корни и стебли сорняков, а в моем горле застрял крик.
Гроза уходила на восток, интервал между молнией и громом увеличивался.
Она ждала возле машины - промокшая, бледная, губы сжаты. Сквозь розовую блузку виден кружевной бюстгальтер; соски как две шоколадные монетки. Каштановые волосы прилипли к лицу, плечам, лебединой шее.
Она раскрыла объятия. Я всхлипнул и протянул к ней обе лапы. Она прижала меня к себе. Я разрыдался и еще долго не мог успокоиться.
Я бы сделал это для Нее вновь, если бы Она попросила. Если бы Она просто попросила. Все, что угодно. Даже если Она никогда не полюбит старого облезлого шимпанзе так, как люблю Ее я...
- Госпожа Реньи?
Вишневый кожаный салон. Климат-контроль. Резиновые губы.
Я натягивала перчатки; руки до такой степени дрожали, что потребовалось несколько попыток, прежде чем я преуспела в этом.
- С вами все в порядке?
Я таращилась на плед, укутывающий ноги шимпанзе. Зарипов проследил за моим взглядом. Перегнувшись с ловкостью, какую не ожидаешь от мужчины его комплекции, он поправил плед. На мгновение край пледа задрался, и я увидела то, что было под ним. Я быстро отвела глаза. Зарипов немигающее уставился на меня, как если бы ждал, что я выдам себя чем-то, затем деланно неторопливо вернул край пледа на место.
- Все в полном порядке, - солгала я.
- Что вы видели?
Меня как током ударило. Первой мыслью было: он спрашивает о том, что я увидела под пледом. Второй мыслью: нет, о чтении, успокойся, Реньи.
- Вы ищите коробку, в которой... - Я думала о тех копошащихся в грязи предметах и не могла подобрать правильное слово; кивнула на ноги шимпанзе. - Это оно сделало с ним такое?
Я умудрилась произнести 'оно' курсивом.
Зарипов очаровательно улыбнулся.
- Может быть, - ответил он уклончиво.
- Не приближайтесь к коробке.
- Где она? - Зарипов не растерял ни грамма своей очаровательной улыбки, но в голосе завибрировало напряжение.
Я знала, где искать коробку, знала каждый поворот, который приведет к ней. Вот каким глубоким было погружение в чужие воспоминания. Зарипов протянул мне планшет с картой. Я отметила маршрут, рассказала все, что видела. Но не сказала о девушке, которая ждала шимпанзе возле авто. Почему? Одному Богу известно. Что-то подсказало мне, что об этом не стоит упоминать.
- Это все, - сказал он утвердительно.
- Да. Я могу идти?
- Разумеется.
Он полез во внутренний карман пиджака. Я задержала дыхание, когда он медленно выудил белый конверт и протянул мне. Я шумно выдохнула, глядя на конверт.
- За проделанную вами работу, госпожа Реньи.
Я покачала головой.
-Я не возьму деньги.
Его брови поползли вверх, как на подъемнике.
- Вы заработали их. Они ваши.
Я качала головой и не могла остановиться.
- Я не хочу их. То, что вы ищите, опасно, Ренат, - я впервые назвала его по имени. Иногда, когда людей называешь по имени, они начинают действительно слушать. Слышать вас. Может, это поможет Зарипову услышать меня. - То, что вы ищите, чертовски опасно, - повторила я с нажимом.
- Кто не рискует, тот не...
- Ренат, поймите же, в той коробке - жуть, и лично я ни за какие коврижки не стала бы ее открывать.
- Это не ваши заботы, госпожа Реньи.
- Что вы сделаете с ним? - спросила я, кивнув на шимпанзе.
-Не ваши заботы, - повторил Зарипов.
Да, возможно, он прав - не мои.
Никто из нас не сказал 'до встречи'. Хорошо, ведь лично я не хотела бы этой встречи.
Бритоголовый попридержал дверцу для меня. Поправив на плече сумку, я заторопилась прочь от 'БМВ', от ее пассажира в бежевом мятом костюме, с пледом на ногах, от жабоподобного Зарипова, от бритоголового парня.
- Соня! Соня, ты в порядке? - Я опустилась на корточки перед племянницей и стала лихорадочно ощупывать ее, гладить, убирать белокурые локоны с лица, с белых, как две жемчужины, щечек. Коснулась не проколотых мочек, шеи, подбородка, запястий.
- Харизма, прекращай, - Соня хихикнула.
- Он ничего тебе не сделал?
- Не-а, - Соня покачала головой. - Мы были в океанариуме.
- Я же сказал, умирать не надо, - осклабился Кирилл.
Я медленно развернулась к блондину, все еще держа руки на талии племянницы.
- Не поняла.
- Умирать не надо, - повторил блондин. - Синоним 'тики-так'.
Я смотрела на блондина, пытаясь понять, издевается он или нет.
- Кирилл, скажи, ты имеешь что-то против меня?
- Нет, если ты не имеешь ничего против моего имени.
Мне как пробки выбило.
- До лампочки мне твое кретинское имя! Понял, блин? Идем, София, нам пора.
Обычно я не называю племянницу полным именем. Обычно я не ругаюсь при ней. Сегодня день, полный сюрпризов.
Прежде чем я отвернулась, я успела заметить, что лицо Кирилла исказила искренняя злость. Подводя итог, спешу телефонировать, что знакомство прошло на 'ура'.
Как только мы с племяшкой отошли на достаточное расстояние от Кирилла (впрочем, по отношению к таким, как он, любое расстояние будет недостаточным), я стала ее торопить. Тащила ее вперед, вперед, вперед. Соня молча повиновалась, моя рука, стискивающая ее ладошку, была красноречивее любой зачитанной петиции.