На автобусной остановке я остановилась, чтобы перевести дыхание. Сев на скамейку, достала пачку сигарет, чиркнула колесиком. Руки дрожали. Не говоря ни слова, Соня села рядом, положила ручки на коленки и стала высматривать автобус.

  В мозгу, вместе с ревущей в ушах кровью, колотилась мысль: 'Милый Боже, как лапки муравья, как веточки, - ноги шимпанзе высохли. От них почти ничего не осталось - бежевые штанины да нечто почерневшее, засохшее внутри. Высохли, как проклятые веточки на дереве, в которое ввели токсин'.

  Как дважды два я знала следующее: ночью шимпанзе отвезут к реке и бросят в воду, этакий тотем из плоти и крови для донных рыб, и песок взметнется маленькими атомными грибами, когда его ноги-веточки поцелуют дно. Откуда знала? Глубинные ощущения. Такие же глубинные, как и место, в котором скоро окажется шимпанзе, однажды полюбившее темноволосую девушку.

  Я не видела лица той девушки, но, Боже, она была красива.

  Могла ли я хоть что-то сделать, чтобы спасти шимпанзе? Сдать Зарипова правоохранительным органам, прежде чем он пустит шимпанзе на корм рыбам?

  Нет.

  Мысль о пистолете в сумке вдруг стала куриным бульоном для души.

  Подошел наш автобус. Черед Сони тащить меня за собой. Я едва разбирала дорогу под ногами. Ведь было еще кое-что. То, о чем я даже боялась думать.

  Когда вечерело, бабуля садилась в свое любимое кресло с высокой спинкой и пожелтевшими от времени подлокотниками и зачерпывала игральные кости. Помнится, те странные кости были значительно больше тех, к которым привык весь мир. Итак, бабуля зачерпывала кости рукой, а затем выбрасывала, как настоящий профи в одном из казино Лас Вегаса. И иногда - иногда! - я готова была поклясться, что вижу, как они шевелятся. А бабуля сидит и смотрит на них, словно видит то, чего не видим мы с близняшкой, и дым течет у нее из носа и слегка приоткрытых красных губ, точно жидкий перламутр.

  В той коробке, в коробке из-под елочных игрушек, которую искал Зарипов, были такие же кости.

  А, может, те же кости? Кто знает? Знала ли я? А хотела ли знать? Чем ворон похож на конторку?

  Если бы у меня были ответы на все вопросы, мир стал бы очень опасным местом для жизни.

  Если бы у бабушки были усы, бабушка была бы дедушкой.

  Гори в огне, паршивое 'если бы'.

После влажной духоты зимнего сада, после салона авто Зарипова, пахнущего дорогой туалетной водой и смертью, мне надо было побыть на воздухе. Поэтому остаток дня мы с Соней провели, не прибегая к Маневру, - бесцельно шатались по центру Зеро.

  В спортивном стоке Соня настояла, чтобы я купила себе кроссовки - черные, с подошвой и шнурками цвета фуксии Мне они совсем не понравились, но Соня привела весомый аргумент, мол, кроме ботинок и шпилек, у меня нет нормальной обуви. Я спросила, что у нее попадает под определение 'нормальная обувь'. Она ответила: вот эти кроссовки. Тогда я спросила, не хочет ли она, как и ее мамочка, работать в индустрии моды. Соня высунула язык, закатила глаза и пальцами оттянула нижние веки. Перевод: 'Я буду работать пиратом'.

  В восемь вечера мы сидели в 'Феи Драже', на проспекте. Через зеленую трубочку Соня тянула шоколадный коктейль, я же заливала в себя вторую чашку кофе. Называется, дошла до ручки. Курить в 'Феи Драже' запрещено, поэтому, чтобы занять руки, я вертела в них шариковую ручку, которую достала из сумки. С таким же успехом я могла занять их трубочкой или шпажкой с десерта Сони, но мне нужна была именно ручка. Рядом с чашкой лежала салфетка, и я пододвинула ее к себе.

  - Что они хотели от тебя? - спросила Соня, выуживая из коктейля трубочку и облизывая ее. Промельк розового язычка.

  Она не смотрела на меня, как если бы спрашивала о какой-то мелочи. Однако мы обе - восьмилетняя девочка и двадцатичетырехлетняя девушка - знали, что чем-чем, а мелочью произошедшее не было.

  Иногда возраст - просто цифры.

  - Кто?

  Что ж, рано или поздно она бы начала задавать вопросы. И попробуй на них не ответь.

  - Те мудаки.

  - Что за выражения!

  - У тебя научилась, - Соня ткнула в мою сторону трубочкой, с которой на столешницу тут же капнула большая коричневая капля.

  Я поникла:

  - Только маме не говори.

  - Не уходи от ответа, Харизма Реньи.

  Я быстренько прокрутила в голове сценку: Кристина, скрестив руки на груди, шипит Антону: 'Не уходи от ответа, Антон Колесников!'.

  - Хотели, чтобы я прочитала одного... гм, человека.

  - И ты прочитала.

  - Есть такое дело.

  - И тебе это не понравилось, - сказала Соня с серьезностью, какая не часто встречается у восьмилетних девочек. Вернее, ее не должно быть у девочек, которые ходят во второй класс. С Соней я порой забываю, что говорю с ребенком. - Не надо было грубить тому причесанному козлу.

  Черт, знаю. Вслух я это не признала, даже не отчитала Соню за 'козла'. Безобидное слово, справедливое замечание.

  - У тебя могут быть проблемы из-за этого?

  Я допила кофе одним глотком.

  - Да.

  Толку врать?

  - Серьезные?

  - Как сердечный приступ. Соня...

  - Не волнуйся, я никому не расскажу, - племяшка утопила трубочку в шоколадном болоте. - Слово пирата.

  Лежащий на столешнице мобильник ожил. Звонила Кристина. Словесный расстрел занял меньше двадцати секунд.

  - За тобой заедут через пятнадцать минут, - сказала я Соне, нажимая отбой.

  - А ты?

  - А что я? Я продержалась целый день один на один с грозным беззубым пиратом и теперь могу ползти домой, зализывать раны.

  - Спасибо, ты тоже ничего, - Соня фыркнула, но огромные серые глазища искрились смехом.

  Я отложила ручку и взяла салфетку, изучая оставленные на ней каракули. На салфетке были выведены три слова. Этими словами были: лазурные пляжи туз. Я сунула салфетку в карман. Зачем и почему - вопросы не ко мне.

  Ранний подъем, бассейн, Манго, блондинка-с-перекрестка, Багама, качок с женской кличкой, Зарипов со своими резиновыми губами.

  Это был один из тех дней, которые все тянутся, тянутся и тянутся.

  Проспект сиял, мигал и искрился. На растущую луну набегали рваные облака. Я ставила перед собой предельно простые задачи: заплатить за проезд, закрыть глаза, сосредоточиться на звуке работающего двигателя. Дрема атаковала внезапно, обхватив мое тело своими суставчатыми лапками, щекоча усиками, впившись жвалами, накачивая мою кровеносную систему сонным токсином...

  Разбудил меня резкий толчок.

  Я подняла голову и, не понимая, что происходит, ошалело огляделась по сторонам. Правая рука была сжата в кулак, а тело буквально гудело от напряжения, готовое в любую секунду принять оборонительную позицию.

  Я разжала кулак. Автобус как раз тормозил на моей остановке. Выходит, всю дорогу до Космоса я дремала. Длинный день, что правда, то правда.

  Бывает, в конце дня думаешь: ну и какого фига я вообще сегодня вылезал из-под одеяла?

  Ничего бы не случилось, если бы я осталась дома.

  Кроме меня и потасканного вида мужчины, в автобусе никого не было. Я повертела головой, расслабляя напряженную шею, подхватила сумку, отделилась от неудобного сидения и выскочила в холодную ночь. Возле киоска на остановке кучковались четыре старика в спортивных костюмах. Один из них засвистел мне вслед. Мимо остановки, набирая скорость и подвывающее гудя, в депо катил троллейбус; его бок украшала зеленая физиономия Ревы-Коровы.

  Я проскользнула в подъезд быстрой тенью. Ступенька за ступенькой, поднялась на четвертый этаж. 'Надо меньше, черт побери, курить', - с раздражением думала я, издавая сипящие звуки. Иногда на меня находят эти настроения, и я начинаю искренне раскаиваться в том, что недооцениваю посылы Боснака. Да, иногда.