Женщина сидела на одном из диванов, закинув ногу на ногу. Роза, сирень, ваниль, - у нее были эти дорогенные духи, которые еще наталкивают вас на мысли о ночном Париже, перламутровой пудре, стеклянном будуаре. Юбочный черный костюм, высоченные шпильки, нитка жемчуга, шелковый шарфик цвета экрю на шее, серебристые волосы собраны в тугой пучок на затылке.

  Я присмотрелась. Так, зачеркиваем 'женщина'.

  Девушка выглядела на тридцать два, но ей было не больше двадцати пяти. Все дело в кругах под глазами, решила я. Да, она проделала неплохую работу, маскируя их, но недостаточно хорошую, чтобы полностью скрыть. И все равно ее результат бил мой по всем статьям.

  Я узнала ее. Это была блондинка-с-перекрестка.

  Умные люди говорят: не стоит начинать знакомство с неверной ноты. Правильно говорят, черт побери. Но что делать, если все же начал знакомство с неверной ноты? Из-за этой девушки в бизнес-доспехах я едва не угодила под машину со слюнявым сенбернаром за рулем. После подобного вроде как не хочется пожимать человеку руку.

  Наши глаза встретились.

  Радужка необыкновенного льдисто-голубого цвета - такого льдистого, что глаза кажутся, скорее, серебристыми, чем голубыми. Высокие острые скулы - такие острые, что стоит к ним прикоснуться, и, ручаюсь, вы порежетесь. Жемчужный гладкий лоб - такой гладкий, что ощущение от прикосновения наверняка будет из ряда вон, любому гедонисту сорвет чердак.

  В общем, описывая эту бизнес-тигрицу, указательное местоимение 'такой' будет пользоваться у вас спросом. Классическая строгая красота.

  - Я думала, на девять записана госпожа Романова, - сказала я.

  - Госпожа Романова позвонила и отменила встречу по причине легкого недомогания. Полагаю, оно и к лучшему.

  Когда это 'легкое недомогание' останавливало Романову? Эта горгулья в норковом манто пережила обоих мужей!

  - Вера, Христа ради, подумаешь, опоздала на семнадцать минут!

  - Двадцать две.

  - Что?

  - Двадцать две минуты, Харизма. - Вера указала на офисные часы.

  - Бывают дни, Вера, когда я чувствую себя опоздавшей на дежурство школьницей.

  Белокурая девушка смотрела на меня, чуть вздернув подбородок, плечи расправлены, осанка безупречная, словно вместо позвоночника у нее металлический прут. Я не спешила протягивать ей руку.

  - Так-так-так, какое забавное стечение обстоятельств, - я покачала головой.

  - Не понимаю, о чем вы. - Голос у блондинки был глубоким, с хрипотцой, женственным. Внешность и голос идеально дополняли друг друга.

  Мои слова были кубиками сахара:

  - Конечно же, нет. Что вы здесь забыли? - Это было грубо, но я и глазом не моргнула. Если гнешь определенную линию поведения, гни ее до конца.

  - Госпожа Реньи... можно называть вас Харизмой?

  - Нет.

  Блондинка кивнула с достоинством, какое ожидаешь от таких девушек.

  - Мне нужно лишь полчаса вашего времени. Как я понимаю, из-за сорванной сессии у вас окно до десяти утра.

  - Вера! - Я бросила раздраженный взгляд на своего секретаря.

  Густо напомаженные губы, эти две гренки со слоем масла, растянулись в учтивой улыбочке:

  - Я здесь для того, чтобы отвечать на вопросы, а Милана грамотно сформулировала свой вопрос, поэтому я с удовольствием дала на него ответ.

  Перевод на язык Харизмы Реньи: я сдала тебя с потрохами, дубина ты этакая.

  Милана, значит. Вижу, в мое отсутствие они мило почирикали. Вера с неодобрением смотрела на меня, я могла читать все по ее лицу: юная леди, вы ведете себя неприемлемо. Я почти почувствовала себя лишней здесь и сейчас. Почти.

  - У тебя слабость к грамотно сформулированным вопросам, - фыркнула я и, чувствуя, как сужаются мои глаза, посмотрела на Милану: - Вам повезло, что госпожа Романова отменила встречу. Как давно вы здесь?

  - С девяти.

  Подхватив сумочку с затянутых в футляр юбки коленей, Милана встала. Забыв обо всем, я с замешательством таращилась на ее правую руку, пальцы на которой были... негнущимися, как у манекена. Милана еле поддерживала ими сумочку, помогая себе левой, здоровой рукой. Ее лицо оставалось нечитаемой маской.

  Белокурая девушка шла в 'Реньи' с железобетонной уверенностью, что получит то, что хочет. Экстрасенсорика и только.

  Что я теряла, скажи ей 'да'?

  Ответ прост: у меня от Миланы изжога. Поверьте, это нормально, если вам не нравится человек, из-за которого вас едва не размазало по асфальту. Выкашлять свои внутренности, подумаешь!

  Я попридержала для Миланы дверь в мой кабинет. Руки покрылись гусиной кожей, когда блондинка скользнула мимо. Шлейф ее духов закручивался в невидимые цветочно-ванильные торнадо.

Я сняла кожанку и бросила на софу - вряд ли Милана захочет прилечь и рассказать мне о своей трудной жизни. Да она не то, что прилечь, проходить не спешила! Стояла у закрытой двери и прожигала меня взглядом. Не глаза, а два кристалла в зубьях длинных угольных ресниц. Она пришла не для того, чтобы откровенничать. Поспорим?

  - На кого вы работаете? - спросила Милана.

  Белокурая девушка продолжала сжимать в руках сумочку, вернее, сжимать в левой руке. Правая же заметно барахлила, совсем как негнущаяся конечность старины Дровосека. Что-то в ее лице клацнуло и перегруппировалось из классической строгой красоты в классическую отчаянную.

  - Ого, - я вздернула брови. Сумка плюхнулась на стол. Я выпутала дужки 'авиаторов' из волос и положила их рядом с кожаной сумкой. - Давайте я помогу вам: в действительности вы хотели сказать, что не отказались бы от кофе, я вас правильно поняла?

  Милана сделала шаг ко мне - маленький, чеканящий. Она побледнела, если возможно побледнеть при лилейно-молочной коже. А я что? Я повернулась к ней спиной и принялась рыться в ящике стола.

  - Не хотите кофе? Тогда, может, чай? Мне чай можно. Это направит мой день в правильное русло. Пятница идеально подходит для того, чтобы начать все с чистого листа. - Шелковый рукав - прохладная вода цвета каппучино - сбился на предплечье; я достала из ящика стола кофеиновые пластыри и пришлепала к руке сразу четыре штуки. Никотиновые малютки остались в ящике, нетронутые. - Или с чистого пластыря. - Я с издевкой ухмыльнулась.

  Мне было фиолетово, что Милана подумает о старушке Харизме после этого небольшого представления. Все еще ухмыляясь, я обернулась.

  Ну и дела! Милана впритык подступила ко мне. Когда я говорю 'впритык', это значит 'вторжение в мое личное пространство'. Я чувствовала ее дыхание на своем лице. Однако не шагнула прочь, да и некуда было - я бы уперлась пятой точкой в стол. Плечи и шея загудели от напряжения. Прости, Милана, я не падка на девочек, пусть даже у них внешность голливудской звезды, а пахнут они украденными у убитых китов грезами. Я не сказала белокурой девушке, чтобы она, мать ее так, немедленно дала задний ход. Нахмурившись, я немигающе смотрела на нее, рукав шелковой блузы скользнул к запястью, проглатывая пластыри, обнимая ярко-голубые 'Той Вотч'.

  - Он забрал самое дорогое, - губы с четко очерченным контуром шевельнулись, - что у меня было. И ему все мало?

  Я покачала головой и сказала чистую правду:

  - Не-а, не въезжаю в базар.

  - Вы влезли в мою голову там, на перекрестке.

  Я почувствовала, как мое лицо искажается в жестокой усмешке: была ли я для нее брюнеткой-с-перекрестка?

  Милана нахмурилась. Не в настроении улыбаться? По правде говоря, холодная красотка вообще была не в настроении.

  - Он нанял вас.

  - Милана, - вздохнула я, и мой выдох прошелестел по ее платиновым бровям, смольным ресницам, - на часах - начало десятого утра. Я не просекаю расклад, окей? Говорят, чтобы по утрам начать ясно соображать, надо съедать яблоко. Я вот не съела и не просекаю трепаный расклад! Буль, буль, буль - вот и все, что я слышу.

  - Он нанял вас, да?