Старик молчал, наверное, с минуту. Когда я уже на девяносто девять процентов была уверена, что ручеек слов перекрыт, бармен проговорил спокойным, тихим голосом - голос принадлежал человеку, которым он однажды был, когда трава была зеленее, а вкус слаще.

  - А за что умирают люди? За что правильно умереть старому очеловеченному животному? Скажите мне, госпожа Чтец, и я скажу вам спасибо.

  Я оценила, что он заменил оскорбительное 'жнец' на 'чтец'. Клянусь, если я когда-нибудь встречу подонка, автора той унизительной статьи, после которой за чтецами среди невоспитанных людей и закрепилась эта кличка, я подправлю его фотогеничность.

  Я подумала над словами старика, но не нашлась с ответом, поэтому ответила честно:

  - Не знаю.

  - Она была похожа на вас.

  - Кто? - не поняла я.

  - Леди в стрекозьих очках.

  Я все таращилась на старика, когда подошла Свобода.

  - Мне жаль вашего друга, - шепнула я.

  - Нет, - старик высокомерно вздернул подбородок, но в глазу плескалась боль, - он не был моим другом. Он был ничьим другом. А теперь утикайте.

  И мы ушли.

  'Она была похожа на вас'.

  Что, черт возьми, это значит?

  По радио звучала песня Ари Баррозу, ставшая лейтмотивом фильма 'Бразилия'. Я открыла окошко такси и закурила. Свободе это не понравилось. Честно говоря, мне тоже, но иногда ничего лучше курения я не могу придумать. Очень часто не могу придумать. Еще ни разу не придумала. Налегать на ментоловые леденцы? Перебирать четки? Это не для меня.

  Леди в стрекозьих очках, темноволосая девушка, - она похожа на меня.

  Перешагнув порог офиса 'Реньи', я оставила за дверью все свои волнения. До девяти вечера я была в безопасности от собственных мыслей. От собственных, блин, мыслей.

  Часы - перламутровое тикающее яйцо, красивее американской мечты - показывали половину десятого. В начало одиннадцатого ко мне в берлогу придет Лука. Если я не хочу заставлять его ждать, мне стоит поторопиться. Я отложила ручку и встала из-за стола.

  Еще нет десяти вечера, но 'Стеклянная Сосулька' уже стала исключительно унылым стеклянным муравейником без муравьев. Тоскливее зрелища не придумаешь. Здание аккомпанировало моим шагам тишиной, в которой потрескивал кондиционер. Где-то кто-то громко разговаривал - поздний телефонный разговор, театр одного актера. Я спустилась в лифте в стеклянный вестибюль.

  Небо запрудили тучи, так что луны не видно. Пахло дождем, асфальтом и прелыми листьями. Погода портилась. Кажется, завтра днем над головой уже не будет этого бесконечного мазка ляпис-лазури. Рева-Корова зубоскалил с билборда на крыши главпочтамта.

  Я спускалась на стоянку. У меня была чертова прорва времени, чтобы успокоиться, заковать себя в цепи хладнокровия. Никакие тонированные иномарки не пошатнут сегодня мое хладнокровие. Повторить фразу несколько раз.

  Я чувствовала себя второсортным персонажем телевизионного детективного мыла. Судите сами: за мной следят, плюс я попаду (если уже не попала) в немилость к Зарипову, которого лучше иметь в друзьях, чем во врагах. Я не хотела быть ни его другом, ни врагом. Но кого волнует мое мнение? Разве что моих клиентов.

  Марсель. В чьи сети он угодил? Кому принадлежит коробка из-под елочных игрушек?

  Внезапно к спине будто придавили горячий камень. Знаете, такой отшлейфованный стихиями черный камень - базальт вулканического происхождения, - какой используют для массажа.

  Я обернулась. Эхо моих шагов мгновение висело в воздухе, потом лопнуло. Я осталась стоять в громкой тишине. Вокруг ни души. Сквозь перчатку ногти впились в сумочку. Если я разожму их, то увижу оставленные ими полумесяцы. Я осторожно двинулась дальше. Глубокий вдох, медленный выдох. Расслабить руку. Молодец.

  Я вроде как даже начала улыбаться собственной дурости, когда что-то прошуршало за моей спиной. Порыв ветра ударил в спину и волосы каштановым облаком вспенились вокруг головы. Я остановилась так резко, как если бы натолкнулась на невидимую стену. Сердце молоточком стучало в груди. Я таращилась в заасфальтированную, освещенную желтоватым светом пустоту подземной стоянки, обшаривала взглядом каждый закуток, каждую тень, и ничего не видела - ничего, что могло бы напугать меня так, как напугало.

  Сквозняк. Это был просто сквозняк, ты, кусок идиота.

  Я уже видела белый бампер своего 'Форда', когда шорох повторился, на этот раз громче, ближе. Яростный порыв ветра. Волосы выстрелили передо мной длинными прядями. Зараза!

  Я сорвалась на бег. Бежала и побеждено думала: такой бег, как у меня, стал бы изюминкой черно-белой немой комедии; дайте мне котелок и трость и - вуаля, можно наделать в штанишки от смеха.

  Когда до машины оставались какие-то двадцать метров, в тени слева от меня что-то обрисовалось.

  В доли секунды я выставила на рассмотрение и опровергла кое-какие умозаключения. Мог ли это быть Кирилл? Тень не была настолько широка в плечах. Лирой? Нет, не он.

  Я ковыляла не быстрее, чем старушка за троллейбусом. Десять метров. Пять. Ну же, ну же!..

  Багама вышел из тени мне навстречу. На нем была кожанка, счесанная тут и там по моей вине, под курткой - черная футболка, черные джинсы, замшевые ботинки. Дыхание Багамы было ровным, он выглядел расслабленным, скучающим. Не лицо, а корочка льда, скучный узор. Глаза как два матовых стеклышка. Я шарахнулась прочь. Багама не шелохнулся, но глаза цепко проследили за моим движением. Так собака следит за крекером, которым водят у нее перед носом.

  - Черт, - выдохнула я, пытаясь восстановить дыхание, - Багама, ты напугал меня.

  Он не улыбнулся. Запросто мог сойти за неодушевленный предмет, если бы не глаза. Они зафиксировались на мне. По-моему, Багама не моргал, но я могу и ошибаться.

  Я спросила:

  - Что ты тут делаешь?

  Что-то похожее на нерешительность, удивление и недовольство, но в то же время не являющееся ничем из перечисленных эмоций, перечеркнуло его невыразительное лицо. Он не ответил.

  Внезапно вся подземная стоянка погрузилась в темноту. Я стояла посреди черного асфальтового Ничто, без единой здравой мысли в голове, и таращилась в черноту.

  Прошла секунда, пять, десять.

  Запасные генераторы не сработали.

  - Хрень проклятая, - продавила я сквозь зубы. - Такие деньги платить за возможность оставлять свою машину в этом погребе! Я что, чертов крот, что ли, чтобы ориентироваться в темноте?

  Я порылась в сумочке и вытащила зажигалку-фонарик. Нас, ходячих пепельниц, можно не любить и не звать в гости, но мы умеем наполнять наши карманы правильными вещами, на все случаи жизни: и сигарету поджечь, и осветить подземную стоянку одной из самых престижных высоток Зеро лучом света за 2.99. Чудо.

  Зрачки Багамы сузились в точки размером с булавочную головку. Я готова была поклясться, что слышу, как скрипит свет, отскакивая от его лица. Багама стоял на том же месте, где и минуту назад, с тем лишь изменением, что в его руке появился пистолет.

  Вот ведь какие дела: я не испугалась! Вероятно, еще не отпустило облегчение от того, что это не Кира и не Лирой. Всего-навсего Багама.

  Всего-навсего?

  Ну да, человек, которому Соня дала высокое 'пять'.

  - Убери фонарик, - сказал он. Вернее, приказал.

  Хотела спросить, а не треснет ли у него рожа, но не спросила.

  - Нет.

  - Почему?

  - Не хочется оставаться с тобой в темноте.

  - Мы одни. Вокруг ни души. Нечего бояться. - В его словах были специфические обещания, от которых у меня тоскливо засосало под ложечкой.

  Я посмотрела на пистолет в руке Багамы: указательный палец лежит вдоль ствола, не на курке, предохранитель снят. Перевела взгляд на его лицо. Вспомнила о пистолете в своей сумочке и ничего не могла с собой поделать - невеселая улыбка растянула мои губы.