Если это число разделить поровну, на долю каждого поселения придется 2054 дыма.
Если принять за величину каждого из оставшихся пяти поселений тоже 1054 дыма, то в сумме это даст 10 270 дымов.
Следовательно, двенадцать поселений вместе имели 24 648 дымов.
При тогдашнем патриархальном укладе жизни каждая семья («дым») могла состоять и из 20—30 человек, но даже если принять ее численность всего в 5 человек, общее число жителей двенадцати поселений составит 123 240 человек.
Небезынтересна численность вооруженных сил этих монастырских владений. Определим общее число воинов, руководствуясь теми же расчетами:
Семь поселений выставляли в общей сложности 13 308 пеших и конных воинов.
На долю каждого приходится в среднем 1901 воин.
Из этого расчета в пяти поселениях должно быть 9505 воинов.
Таким образом, общая численность воинов во всех двенадцати поселениях составляет 22 813 человек.
Если монастырь Глак располагал столь значительным войском, стоит ли удивляться ожесточенному сопротивлению языческого святилища и кровопролитной битве, которая разгорелась, когда Просветитель пришел с войсками царя Трда-та, чтобы разрушить древнюю языческую святыню, на месте которой основал затем этот монастырь.
Превратившись из языческой святыни в христианскую, монастырь Глак как по размерам своих обширных владений, так и по количеству войск представлял собою сильное самостоятельное нахарарство — только духовное, а не светское.
Итак, уже при Просветителе и царе Трдате монастыри и церкви завладели немалой частью земельных и людских резервов Армении.
Однако энергичные преемники Просветителя стремились все более и более увеличивать владения церкви, соответственно все растущему числу монастырей и церквей.
Среди преемников Просветителя на первом месте по числу основанных монастырей стоит Нерсес Великий. Как свидетельствует современный Нерсесу историограф, их число доходило до 2040. Оно, вероятно, преувеличено. Однако в самом этом преувеличении содержится та непреложная истина, что он основал неизмеримо больше монастырей, чем другие.
Умножая монастыри, Нерсес Великий умножал в то же время и число иноческой братии. Одних только епископов при нем было 1020 человек, не говоря уж о других церковниках.
Основанные им монастыри имели различное назначение. Это были епархии, мужские и женские монастыри, обители и скиты, разбросанные по всем уголкам армянской земли. В каждом из них затворялось, удалившись от мира и пользуясь неиссякаемыми богатствами монастырей, множество чернецов и черниц.
Но истинно великим деянием этого великого духовного пастыря, деянием, в котором он сияет человеколюбием, в котором он предстает как идеальный представитель своего народа и друг народа, было не это. Этим делом стали многочисленные Богоугодные заведения, построенные им, в которых получали кров, уход и пропитание страждущие и обездоленные земли Армянской. Нелишне будет перечислить некоторые из них.
Дома призрения — в них призревали нищих и неимущих. Больницы — в них лечили больных. Лепрозории — в них ходили за больными лепрой, то есть проказой, за несчастными прокаженными, которые по обычаям страны считались нечистыми, изгонялись из общества людей, дабы не заражать других, и жили в отдаленных и пустынных местностях или побирались на больших дорогах. Богадельни — в них находили кров и стол престарелые и немощные. Приюты — в них заботились об осиротевших и беспризорных детях. Вдовьи дома — в них находили кров и стол престарелые вдовы. Странноприимные дома (гостиницы) — в них находили приют странники, иноземцы и путники. Заезжие дворы, которые строились на дорогах, на горных перевалах и вообще в таких местах, где не было поблизости жилья и людей — чтобы путешественники могли найти кров, укрыться от непогоды и отдохнуть.
Сколько их всего было, неизвестно. Но известно, что они встречались не в тех или иных отдельных областях, а по всей Армении.
При Нерсесе на улицах исчезли нищие, которые досаждали прохожим, вымаливая милостыню, перевелись бесприютные бродяги, которых голод побуждал запускать руку в чужие карманы. Все были довольны, все получали кусок хлеба от щедрот церкви. «При Нерсесе, — свидетельствует Фавстос Бюзанд, — во всех пределах земли армянской нельзя было увидеть, чтобы нищие просили милостыню; напротив того, в домах, для них отведенных (в домах призрения) нужды их удовлетворяли, и они, получив все, что надо, не зависели ни от кого».
То же пишет иерей Месроп: «При Нерсесе в армянской стране никто не видел, чтобы появлялись нищие или мошенники или бродяги, которых с давних времен немало было в стране армянской — всему положил конец Нерсес».
Великий благоустроитель земли Армянской являл собою совершенный образец истинной добродетели. Он первый подавал пример милосердия и сострадания и потом уж убеждал других поступать так же с неимущими и страждущими братьями своими.
Фавстос Бюзанд говорит:
«Он сначала делал это сам и затем учил тому же всех других: приказывал, чтобы во всей стране армянской, во всех ее областях устраивали дома призрения и собирали недужных, прокаженных, калек и всех болящих. Для них основывались лепрозории, лечебницы и учреждено было вспомоществование»... «Вдовам, сирым и неимущим давал приют и пищу в своем доме. И бедняки были рады этому: в его доме всегда был накрыт стол, и трапезная его целый день была гостеприимно открыта для всех нищих и чужестранцев. Хотя во всех областях он открыл дома призрения и выделил для них содержание ... но в силу своей христианской любви к неимущим братьям своим всегда держал двери своей трапезной открытыми для них: слепые, хромые, увечные, глухие, калеки, убогие и страждущие преломляли с ним хлеб за одним столом. Он своими руками обмывал их язвы и врачевал. Он сам подавал им пищу и тратил свое богатство на их нужды, и все странники вкушали отдых под сенью его покровительства».
После всего этого вполне понятна та огромная всенародная любовь, которой пользовался этот всеми чтимый католикос. Его называли отцом народа. Стоило ему появиться, и стихали любые ссоры и распри. Он был ангелом мира. Не только армянский царь, не только армянские нахарары, но и византийский император и даже персидский царь чтили его. Могучей рукой держал он бразды правления и направлял его соответственно своим широким взглядам.
Об этом надо сказать подробнее, ибо именно здесь таились семена той глухой вражды, которая, постепенно разрастаясь, в конце концов вылилась в пагубные войны между духовной и светской властью.
Еще на Аштишатском соборе Нерсес Великий, в числе прочих реформ, в особом каноне решил вопрос о монастырях. Его программа по этому вопросу была настолько гибкой, что могла включить в себя его великую идею во всей ее глубине и многообразии.
К чему же стремился этот могучий ум?
Он хотел превратить Армению в один большой монастырь, в одно всеобщее братство, где царило бы только равенство, где не было бы имущественных различий, где неимущий, немощный и калека получали бы пропитание с божьего стола.
Современный ему историограф Фавстос Бюзанд пишет:
«Тогда (на Аштишатском соборе) определили, установили и записали в решении собора, что весь народ земли армянской провозглашается всеобщей монастырской братией».
Иерей Месроп добавляет:
«При Нерсесе Великом вся Армения стала как бы единой и совершенной личностью, руководимой страхом Божьим».
Сколь велик был замысел, и сколь тяжелы оказались последствия! Может быть, Нерсес Великий выдвинул и заставил принять на Аштишатском соборе составленную им программу, движимый исключительно христианскими чувствами и добродетелями, которые были столь сильны в нем, а может быть, жестокость того времени, бедствия народа, притеснения его царем, нахарарами и вообще знатью подали ему мысль превратить лоно церкви в безграничное и безопасное убежище, где могли бы найти защиту все униженные и страждущие?
И, наконец, великий патриарх, подвигнутый, быть может, одним лишь милосердием, а не продуманным до последней мелочи замыслом, просто не мог предвидеть до конца все последствия своего грандиозного предприятия, которые не могли привести ни к чему иному, кроме как к превращению Армении в церковное государство под знаменем святого креста?