Синицын вздрогнул, подался вперед, вываливаясь из шезлонга.

Девичьи руки, скользнув по щекам, отпустили.

Синицын вскочил и развернулся, упираясь спиной в перила, чуть не задыхаясь от неожиданного волнения:

– Олеся?

Олеся стояла за шезлонгом и улыбалась своей фирменной улыбкой. Глядя чуть исподлобья, заломив бровь и слегка разведя губы, так что на щеках появились крошечные ямочки.

Синицын не видел ее глаз за зеркальными очками. Но он и так прекрасно знал и помнил, какие у нее глаза. Зеленые, по-мальчишески озорные, с чертенятами.

– Привет, – сказал он растерянно. – Ты чего здесь?

– Я с Максом приехала, – сказала она, улыбаясь. – Ну, мальчишки, как тут у вас дела?

И сразу волшебство ее неожиданного появления рассыпалось, не успев до конца оформиться. Синицыну стало паршиво.

– Зачем приехали? – спросил он прохладно.

– У нас на «Мичурине» шестая левая батарея сдохла. Приехали упрашивать Киселева, чтобы поделился.

– Надеюсь, не даст, – сказал Синицын, стараясь растянуть непослушные губы в улыбку.

– Надейся-надейся.

Олеся уселась в шезлонг, закинув одну длинную загорелую ногу на другую. Подхватила со столика бутылку, оценивающе поглядела на этикетку:

– Так, «Рислинг Гесперия», прошлогоднее, местное. И, стало быть, уже с утра пьем?

Синицын досадливо покривился и отнял у нее бутылку. Плеснул себе в стакан.

– Что, есть повод? – весело продолжала Олеся. – Впрочем, да. Конечно.

– Что? – напрягся Синицын.

Дурак, подумал он, она же видит тебя насквозь. Ты просто смешон.

– Экспертная комиссия прилетает завтра, – засмеялась она. – Ваш первый урожай принимать.

– Он такой же «ваш», как и «наш», – рассеяно пробормотал Синицын. – Ведь ты вначале с нами была, здесь и твой труд, твое участие. Пока ты не переехала к…

Не договорив, он махнул рукой и замолчал.

Захотелось уйти. Убраться куда-нибудь отсюда подальше. Он не знал, как сделать это, чтобы не вышло неловко. С этим у него всегда были проблемы.

– Какой-то ты грустный, – сказала Олеся, глядя на него снизу вверх из шезлонга. – Не грусти. Есть чем гордиться.

Она указала за перила, где ослепительное солнце играло на глянцевито поблескивающем зеленом ковре с частыми серебристыми вкраплениями.

– А как там у вас на «Мичурине Третьем» дела? – спросил Синицын, чтобы не молчать. – Кроме батареи.

Он пристально посмотрел в зеркальные стекла ее очков.

Олеся уже разомкнула губы, чтобы ответить. Но не сказала ничего, почувствовав его тон. Улыбка ее растаяла.

– Синица, ты опять начинаешь?

Синицын поджал губы, пригубил стакан.

– Слушай, мы же уже. – Олеся нервно накручивала на палец вьющийся локон.

– Что? – Синицын приподнял брови. – Мы уже все обсудили? Ты уже приняла решение?

– Да.

– И как, не передумала?

– Прекрати, пожалуйста.

Синицын почувствовал себя идиотом, но остановиться уже не мог. Его понесло.

– И что ты в нем нашла? – с деланной задумчивостью проговорил он, глядя сверху вниз и склонив голову к плечу. – Хотя, с другой стороны, конечно. Он герой, космопроходчик. Не чета нам, холопьям! Это да, это мы понимаем и одобряем. Весь наш коллектив, в едином порыве.

Олеся молчала, поджав губы. Смотрела мимо Синицына на облитые ярким светом верхушки яблонь.

– Он лучше меня, да? Я имею в виду – в постели?

– Дурак, – Олеся встала, пошла к выходу с террасы.

Синицын нагнал ее у дверей.

– Ответь! – потребовал он громко. – Лучше меня в постели? Или что?! Почему он, а не я?!

– Пусти, – потребовала Олеся.

Синицын упер ладонь в дверную переборку, преграждая ей путь.

– Я сказала, пусти!

– Сначала ответь! Ну же, Олеся?

– Не ори на меня!

Из лаборатории послышались голоса. У порога появился Киселев в белом халате и с папкой под мышкой. Как всегда – невозмутимый и прилизанный волосок к волоску.

А с ним – Макс, с белозубой улыбкой, загорелый, играющий буграми мышц под тонкой футболкой. Он выглядел так, как обычно изображают космопроходчиков в фильмах. Жизнь в этом случае явно повторяла за искусством.

– Привет, ребята! – дружелюбно пробасил Макс, напяливая солнечные очки. – Воздухом дышите?

– Мы уже надышались, – сказала Олеся. – Ну что там, с батареей?

– Договорились, – Макс похлопал Киселева по плечу. Тот ответил сдержанной улыбкой. – Мировой ты парень, Сашка! Очень выручил.

– Тогда поехали? – нетерпеливо спросила Олеся.

– Обедать не останетесь? – равнодушно поинтересовался Киселев.

Макс и Синицын вопросительно смотрели на Олесю. Друг на друга они давно уже старались не смотреть, словно подчиняясь негласному тайному сговору.

Олеся покосилась на Синицына, повела плечами. Улыбнулась Максу:

– Лучше поедем. Побыстрее батарею установим.

Внутри, несмотря на работающие в полную силу кондиционеры, было душно, вдвое жарче, чем снаружи. Киселев ходил вдоль столов лаборатории, равномерно рубя воздух ладонью и поглядывая в распечатку, вслух репетировал свою завтрашнюю речь перед экспертной комиссией.

– Используя передовые методы. Опираясь на классические опыты перекрестной гибридизации. Наш коллектив. значительно продвинулись также в направлении.

Синицын с бутылкой и стаканом прошел мимо, в комнату отдыха. Уселся на диван, под раскидистую пальму с длинными красными листьями. Напротив половину стены занимал экран визора.

Синицын наполнил стакан, взял со столика черную таблетку пульта и откинулся на спинку дивана.

Союзные каналы на этой стороне Красной ловились плохо, зато каналы Конфедерации были представлены в избытке и во всем своем пестром разнообразии. Синицын остановил свой выбор на очередной серии «Вторжения Жуков Ада».

– Сэр, мы попали в крутое говнидло! – сильным баритоном вещал с экрана загорелый крепыш в шлеме и со штурмовой винтовкой наперевес. – Чертовы жукоглазы обходят нас с севера!!!

Он чем-то неуловимо напоминал Макса.

– Держись, сынок! – отвечал ему в тон второй крепыш в шлеме, отличавшийся от первого лишь количеством уголков на наплечниках брони. – Зададим сукиным сынам адскую трепку!!!

– Да, сэр! Вперед живоглоты, жги жуков напалмом!!!

– Какая чушь, – сказал неслышно подошедший Киселев.

– А мне нравится, – ответил Синицын, чтобы поспорить.

– Ты плохо выглядишь, – сообщил Киселев.

Хлопнув по экрану ладонью, он отключил его. Сел в кресло напротив.

– Не плавь мне мозг, Кислый, – сказал Синицын. – Дай фильму посмотреть.

– Олег, я серьезно.

Киселев был единственный из знакомых Синицына, кто называл его по имени.

– Слушай, я все забываю, а что это за коробка?

– Какая?

– Ну, вот стоит, под столиком.

– Это мои сигары, – важно сообщил Киселев.

– Дай попробовать.

– Мал еще, мальчик. Будешь себя хорошо вести – дам понюхать, так и быть.

– Откуда, кстати, такой сувенир?

– Кэтрин подарила, – сказал Киселев и отвел взгляд.

– Ага! – сказал Синицын, торжествующе протыкая указательным пальцем воздух. – Ага! Что ж. Тоже вариант.

– О чем ты, черт возьми?

– Так, ерунда. Не бери в голову.

Синицын откинулся в кресло и щелкнул пультом.

– Давайте, девочки, устройте жукоглазам гребаное барбекю!!!

– Да, сэр!!!

Киселев перегнулся через спинку кресла и с силой хлопнул ладонью по экрану. Экран погас.

– Выкладывай, чего ты там напридумывал?

– А чего придумывать? Кэтрин хорошая девушка. И работа у нее хорошая, старший менеджер «Рэд Плэнет Фрутс» – это вам не ерунда какая-нибудь. Это всерьез!

– Тебе пить нельзя, – сказал Киселев, морщась. – Такую пургу начинаешь нести.

Он встал с кресла, хлопнул по экрану и пошел из комнаты.

Крепыши в касках бежали по каменистому склону, на ходу поливая направо и налево из огромных многоствольных пулеметов.