— Я выехал в такой спешке, что о чистом белье и не подумал, — смущенно объяснил он. — Пришлось обойтись без него…

И впрямь — кальсоны! Взгляд Флорин задержался на обтрепанной бахроме джинсов. Штанины были обрезаны так высоко, что из-под синей ткани выглядывал краешек белого кармана. Загорелое, мускулистое тело создавало разительный контраст с джинсовым полотном, а то, что скрывала материя, услужливо дорисовывало воображение.

И снова нахлынула чувственная истома — в сотни раз более властно, чем в душевой кабинке. Бен пожирал глазами ее грудь, явно не стесненную бюстгальтером, и упругие округлости сами собою налились под его взглядом. Он сглотнул, недоуменно воззрился на тюрбан из полотенца.

Голос Флорин прозвучал хрипло, в горле першило.

— Я забыла расческу. Придется оставить эту штуку до дому.

Оба застыли в дверях, никто не решался сделать первый шаг. Но вот, словно сговорившись, они рванулись вперед — точно вслед им ударил заряд картечи.

Поднимаясь по ступеням впереди Бена, девушка спиной ощущала его взгляд, столь же отчетливо, как физическое прикосновение. Вот и проходная. Бен придержал дверь, пропуская спутницу; девушка видела только его сильную, мускулистую руку, и ничего больше. Заржавленный «шевроле» притулился рядом с ее машиной на пустынной стоянке. Нудно гудели комары. Флорин машинально направилась к своему автомобилю, и Бен предупреждающе стиснул ее плечо.

— Если хочешь, я оставлю машину здесь, чтобы не торчала у тебя под окнами всю ночь.

Предложение вернуло ее к реальной действительности: итак, сознательный выбор сделан. Любовники на одну ночь… А значит, придется лгать, изворачиваться, заметать следы… До чего отвратительный вкус у притворства! Но другого такого драндулета не сыскать во всем городе.

— Да, лучше поезжай со мной. А завтра я подброшу тебя к клубу.

Бен выпустил ее плечо, осторожно переступая босыми ногами, обошел машину, открыл дверцу, зашвырнул внутрь ракетку и кроссовки, а сам уселся на переднее сиденье рядом с Флорин.

Она жила в трех милях от клуба. Дороги были пустынны, машина стремительно мчалась сквозь ночь. У перекрестка пришлось затормозить: на светофоре горел красный свет. Воспользовавшись остановкой, Бен залюбовался профилем соседки: розовый отблеск лег на щеки, в глазах отражались два алых огонька. Борясь с нахлынувшим чувством вины, он склонился к Флорин, обнял за плечи и развернул лицом к себе.

— Я не стану лицемерно просить тебя не вспоминать о женихе. Я знаю, что в течение ночи ты подумаешь о нем не единожды — и тогда вспомни обо мне тоже и о том, что я люблю тебя.

Флорин вцепилась в руль, не снимая ноги с педали тормоза. И я тебя люблю, Бенедикт, подумала она, но вслух этого не произнесла. Зачем растравлять душу себе и ему? Вместо этого потянулась к нему, коснулась пальцем подбородка, такого шершавого по сравнению с губами.

— Я тоже не стану лицемерить и не скажу, что выброшу Марка из головы, потому что он и сейчас в моих мыслях, и ты об этом знаешь, — тихо произнесла Флорин, с неохотой отстраняясь.

— Тогда я сделаю все, чтобы изгнать его хотя бы на время, если ты доставишь нас в местечко чуть более укромное, чем этот перекресток.

Но светофор снова подмигнул красным, и в их распоряжении оказалось еще три минуты…

Табличка «Продается» по-прежнему красовался перед домом. Фары, ослепительно вспыхнув, погасли. Флорин вышла из машины и направилась по дорожке к крыльцу, давая знак спутнику следовать за ней. Теперь в преддверии неизбежного ее била нервная дрожь.

Бен не попытался завладеть ключами, зато отобрал у спутницы сумку, освобождая ей руки. И тем не менее Флорин потребовалась вечность, чтобы попасть в замочную скважину.

Наконец ключ со щелчком повернулся. Девушка прошла через темный коридор и гостиную, услышав, как за спиной у нее захлопнулась дверь. Босые ноги ступали по ковру бесшумно. Флорин вслепую нащупала руку Бена. Он шел за ней — свернул направо, миновал ванную, переступил порог спальни. Еще шаг — и оказался у изножья кровати. Слева высился гардероб, справа — старомодный туалетный столик. Флорин судорожно стиснула пальцы Бена, стараясь унять дрожь.

Или она ждет, что вот сейчас грубиян-механик, воспользовавшись темнотой, швырнет ее на кровать, а потом сбежит, точно дешевый ловелас? Или то, что происходит под покровом тьмы, впоследствии легче забыть?

Бен высвободил руку и нащупал выключатель. Два фонарика-ночника вспыхнули, отразившись в зеркале туалетного столика.

Флорин резко повернулась к нему, но Бен так и не снял руку с выключателя.

— Если мне подарена лишь одна-единственная ночь, я не желаю провести ее в темноте. Хочу запомнить тебя такой, какая ты сейчас…

Она уставилась в пол. Бен отставил сумку в сторону и замер, ожидая поощрения. Но Флорин по-прежнему упорно изучала ковер.

— Мне страшно, — призналась она срывающимся голосом.

— И мне тоже. Того и гляди, дело закончится нервным срывом!

Флорин застенчиво подняла взгляд и увидела, что Бен широко усмехается.

— Прости… прости за беспорядок, — натянуто рассмеялась она. — Никудышная из меня хозяйка. Вечно находятся дела поважнее.

— Дома я застилаю кровать только в те дни, когда меняю белье.

Бен окинул взглядом смятую постель. Простыни сияли белизной, одеяло отливало болотно-зеленым, а покрывало искрилось оранжевыми разводами. Да, это не будуар роковой женщины, но для Флорин замечательно подходит!

Три неспешных шага — и Бен оказался рядом с ней. Но едва протянул руку, как девушка отпрянула и увернулась. Подошла к зеркалу, размотала полотенце. Широко расставив ноги, засунув большие пальцы за пояс джинсов, Бен жадно наблюдал за происходящим. Вот она наклонилась вперед, вытерла волосы. Нейлоновые шорты натянулись, чуть открывая белые кружевные трусики и одновременно демонстрируя два трогательных позвонка у основания спины.

Да, ей боязно и неуютно. Эти влажные, спутанные волосы смущают ее и пугают. Каждая женщина стремится предстать перед избранником сказочной принцессой — тем более в ночь любви, думал Бен. Но и сейчас, взъерошенная и посвежевшая, Флорин Дигби — само совершенство!

Бен завладел ее рукой.

— Садись, — попросил он тихо. — Позволь мне.

Колени ее дрожали. Встретившись в зеркале с его взглядом, Флорин слепо обошла стул и осторожно опустилась на жесткое сиденье, для большей надежности ощупав его рукой.

Бен оглядел туалетный столик.

— Какая? Вот эта? — Он безошибочно выбрал одну щетку из трех.

— Да.

Каждый зубчик пластмассовой щетки заканчивался крохотным шариком. Бен взмахнул рукой, зубчики впились в волосы, оттягивая голову назад. Широкая левая ладонь легла на высокий лоб.

— Скажи, если больно, — попросил он.

Флорин заворожено следила за каждым его движением. Бен расчесывал светлые пряди плавно и неспешно, и с каждым прикосновением тенниска ее становилась все мокрее. Девушка задрожала, руки покрылись «гусиной кожей».

— Озябла? — спросил Бен.

— Да.

Он растер ее плечи, затем снова притянул к груди, не отрывая взгляда от зеркала.

— У тебя тенниска влажная. Дай-ка сюда полотенце.

Флорин послушалась, и Бен опять занялся ее волосами: основательно просушил их махровой тканью, бросил полотенце на пол и снова взялся за щетку. Девушка зажмурилась, наслаждаясь изумительным ощущением, — пластиковые шарики массировали кожу головы, нежно щекотали шею.

— Подними-ка руки.

Флорин в изумлении открыла глаза — похоже, Бен нарочно замедляет события, продвигается вперед шаг за шагом, давая им возможность привыкнуть друг к другу. Флорин покорно подняла руки, грудь ее бурно вздымалась. Бен ухватился за низ свитера и стянул его вверх, окинув восхищенным взглядом обнаженное тело.

— Ты прекрасна, — выдохнул он. — Такой я и представлял тебя!

Он крепче привлек Флорин к себе, в ее спину уперлось что-то твердое. Правой рукой Бен по-прежнему сжимал щетку, напрочь о ней позабыв. Он провел ладонью по тонкой шее, ключицам, затем вокруг округлых грудей — сначала вдоль основания, потом — выше, к центру, но, не касаясь сосков, что походили на рубины в драгоценной оправе. Бен ласкал их взглядом, но не пальцами. Девушка невольно подумала, уместятся ли ее маленькие груди в его широких ладонях.