Было в монастыре на что посмотреть и кроме коллекции китайских раритетов. Одну из достопримечательностей составляла роскошная библиотека, внушительная и просторная, со множеством томов, вальяжно расставленных по нишам и укромным уголкам, что скорее располагало к наслаждению мудростью и приятному времяпровождению, нежели к серьезным научным занятиям. Даже при беглом осмотре нескольких полок Конвей обнаружил много удивительного. Похоже, здесь была собрана мировая классика, а также масса неизвестных и любопытных сочинений, о которых он не имел понятия. Один к одному теснились фолианты на английском, французском, немецком и русском языках, рядом с китайскими и прочими восточными манускриптами. Особенно заинтересовал его раздел, который можно было условно назвать «Тибетианой»: Конвей обратил внимание на несколько редких изданий: «Novo Descubrimento de grayo catayo ou dos Regos de Tibet» [12]Антонио де Андраде (Лисабон, 1626); «Китай» [13]Афанасиуса Кирхера (Антверпен, 1667); «Voyage а la Chine» [14]отцов Грюбера и д’Орвилля Тевено; и «Relazione Inedita di un Viaggio al Tibet» [15]Белигатти.

Конвей перелистывал эту книгу, когда заметил обращенный на него вкрадчиво-любопытный взгляд Чанга.

— Вы, наверное, ученый? — последовал вопрос.

Конвей помедлил с ответом. Преподавание в Оксфорде давало ему некоторое право сказать «да», но он знал, что это слово, в высшей степени комплиментарное для китайца, имеет несколько снобистский оттенок на слух англичанина, а посему, не желая смущать своих спутников, ответил уклончиво.

— Я, конечно, очень люблю читать, но моя работа в последние годы не слишком располагала к научным занятиям.

— А они интересуют вас?

— Утверждать не стал бы, но, безусловно, знаю, как это увлекательно.

— Вот вам кое-что для научных занятий, Конвей, — вмешался в разговор Маллинсон, вертевший в руках какую-то книгу. — Карта Тибета.

— В нашей коллекции несколько сот карт, — сказал Чанг. — Все они в вашем распоряжении, но хотел бы избавить вас от лишних хлопот, и потому сразу предупреждаю: ни на одной вы не найдете Шангри-ла.

— Любопытно, — заметил Конвей. — Интересно, почему?

— На то есть веская причина, но, боюсь, большего сказать не могу.

Конвей улыбнулся, а Маллинсон опять помрачнел.

— Новая загадка, — проворчал он. — Пока мы не видели ничего такого, что надо было бы скрывать.

В этот момент внезапно оживилась мисс Бринклоу, до тех пор пребывавшая в молчаливом раздумье.

— А не покажете ли вы лам за работой? — пропела она тоном, который, вероятно, не раз приводил в содрогание служащих из «бюро путешествий Кука». Не трудно было догадаться, что воображение рисовало ей туземцев, занятых чем-то вроде плетения молитвенных ковриков или изготовления поделок, и прочую первобытную экзотику, о которой можно будет рассказывать по возвращении домой. Мисс Бринклоу обладала исключительной способностью никогда особенно не удивляться и одновременно казаться слегка возмущенной, — при наборе таких качеств ее нимало не вывел из себя ответ Чанга.

— К сожалению, это невозможно. Ламы никогда, точнее очень-очень редко показываются непосвященным.

— Выходит, мы не увидим их, — промолвил Барнард. — Очень даже жаль. Вы не представляете, с каким удовольствием я пожал бы руку вашему боссу.

Чанг воспринял эту реплику с добродушной серьезностью. Мисс Бринклоу однако не унималась.

— А что ламы делают?

— Они посвящают свое время медитации и постижению мудрости, мадам.

— Но разве это дело?

— Значит, они ничего не делают.

И пользуясь моментом, она подвела итог:

— Я так и думала. Спасибо за экскурсию, мистер Чанг, все было очень занятно. Но никогда не поверю, что от вашего заведения есть какой-то прок. Я предпочитаю что-нибудь более полезное.

— В таком случае, не желаете ли чаю?

Сначала Конвею показалось, что это было сказано с иронией, но нет: время пролетело быстро, а Чанг, весьма умеренный в еде, отличался традиционным китайским пристрастием к частым чаепитиям. Да и мисс Бринклоу призналась, что от долгого хождения по музеям и галереям у нее обычно начинает болеть голова.

Вся компания дружно откликнулась на предложение Чанга и потянулась вслед за ним, переходя из одного дворика в другой. Неожиданно впереди возникла совершенно прелестная картина. От колоннады ступеньки вели в сад, к заросшему лотосом пруду; края листьев были прижаты друг к другу так плотно, что поверхность воды походила на пол, выложенный влажной зеленой плиткой. Вокруг пруда скалили зубы бронзовые львы, драконы и единороги, но их напускная свирепость не нарушала, а лишь подчеркивала окружающий покой. Вся картина дышала гармонией и поражала идеальными пропорциями, и даже вершина Каракала, парившая над голубыми черепичными крышами, великолепно вписалась в это панно небывалой красоты.

— Классное местечко, — заметил Барнард.

А Чанг между тем уже вел их в открытый павильон, где, к вящему удовольствию Конвея, были установлены клавесин и современный рояль. Это было самым большим сюрпризом и без того богатого на сюрпризы дня. Чанг отвечал на все вопросы совершенно откровенно — до определенного предела. Ламы, объяснил он, большие поклонники западной музыки, особенно Моцарта, монастырь располагает сочинениями всех крупных европейских композиторов, а некоторые ламы превосходно играют на нескольких инструментах. Барнарда больше всего заинтриговала проблема транспортировки.

— Вы хотите уверить меня, что этот р-ро-яль доставили сюда тем же путем, какой мы проделали вчера?

— Другого не существует.

— Фантастика! Для комплекта вам не хватает только радио и патефона. Хотя вы, наверно, не в курсе новейших способов звукозаписи.

— Мы слышали об этом, но нам объяснили, что горы создают большие помехи при приеме передач; о патефоне начальству докладывали, но оно решило не спешить.

— Я, наверное, и сам уже мог бы догадаться, что главный девиз вашего общества — «Поспешай медленно», — рассмеялся Барнард. — Но все-таки интересно узнать: предположим, ваше начальство решит приобрести патефон — и что тогда? Завод-изготовитель не повезет его сюда — это факт. Значит, у вас должен быть агент в Пекине, Шанхае или в другом месте — бьюсь об заклад, что доставка обойдется вам недешево.

Однако вызвать Чанга на откровенность не удалось и на этот раз.

— Ваши предположения весьма резонны, мистер Бернард, но, к сожалению, я не могу обсуждать их.

Итак, они снова уперлись в невидимую запретную зону. «Скоро, наверное, я сам смогу мысленно определить ее границы», — подумал про себя Конвей, но в этот момент очередной сюрприз отвлек его от размышлений. Слуги уже начали разносить фруктовый чай в маленьких пиалах, и вместе с этими проворными крепконогими тибетцами в павильон, совершенно незаметно, вошла одетая по-китайски девушка. Она села за клавесин и заиграла гавот Рамо. Первые же колдовские звуки пробудили в душе Конвея безотчетный восторг — серебристые рулады Франции восемнадцатого века, казалось, не уступали в изяществе суньским вазам, дивным лакированным шкатулкам и лотосовому пруду; свое неподвластное смерти обаяние они распространяли и в чуждом им по духу веке. Потом Конвей обратил внимание на исполнительницу. Удлиненный нос правильной формы, высокие скулы и матовая кожа выдавали в ней маньчжурку; черные волосы были зачесаны назад и заплетены в косички; ее рот напоминал нераспустившийся бутон цветка, а вся она была похожа на миниатюрную точеную статуэтку. Девушка сидела не шевелясь — двигались только ее длинные пальцы. Закончив играть, она слегка поклонилась и вышла.

Чанг улыбнулся ей вслед и с торжествующими нотками в голосе обратился к Конвею:

— Вам понравилось?

— Кто эта девушка? — спросил Маллинсон, прежде чем Конвей успел ответить.