Этого мне не позволили. Принялись меня трясти, отчего поршень в голове заработал еще неистовее, грозя пробить виски навылет. Делать нечего, я открыл глаза и буркнул что-то невразумительное. Молодчики взирали на меня с довольной ухмылкой, точь-в-точь ведущие телевикторины, когда участник правильно называет цвет туфель, какие были на Нэнси Рейган во время инаугурации ее супруга. Я с трудом поднялся на ноги. Никто мне не препятствовал, да и чего им было опасаться с этакими-то пушками у борта. Мне позволили даже проковылять в ванную и сунуть голову под кран.

По прошествии минуты-другой я почувствовал, что со временем, пожалуй, буду в состоянии проделать столь сложное движение, как кивок головой, и верну себе способность вновь издавать членораздельные звуки.

Возвратясь в комнату, я плюхнулся на стул. Кресло больше привлекало меня, однако троица вооруженных бандитов сводила выбор к нулю. Я повнимательнее пригляделся к третьему. Ростом он был примерно с меня, темноволосый, голубоглазый. Но сходство на том и кончалось. Волосы у него были гораздо темнее, почти как у индейца, а глаза светлые-светлые. С таким сочетанием ему бы податься в киноактеры. Правда, будь черты лица его чуть помягче… Но лицо у него было грубое, Марсия верно подметила. Впрочем, я не стал фиксировать внимание на его лице. Я подмечал, как он движется, как держит оружие, чтобы знать, на что рассчитывать, если у меня не останется иного выхода, кроме последнего, отчаянного рывка… Результаты наблюдения надежд не внушали… Передо мной был силач. Крепкий, массивный, какими бывают обычно люди приземистые, а его массивность была помножена на рост. Ну а оружие он держал в руках со сноровкой человека, которому не причинит душевной травмы пустить его в ход.

Белоглазый понял, с какой целью я изучаю его, и кивнул.

— Не стоит ломать голову. У тебя есть лишь один способ выкарабкаться.

Хотелось сказать в ответ что-нибудь язвительное, однако ничего подходящего на ум не приходило. Я судорожно сглотнул.

— Где он?

— Кто? — Я не узнал собственного голоса. Пришлось прокашляться, чтобы повторить вопрос более нормальным тоном: — О чем вы?

— Неудачно притворяешься, приятель.

Я видел, что ему не до шуток, и все же рассмеялся. Если удастся выбраться из этой передряги живым, пусть врач-психиатр проанализирует мотивы моего поведения. До сих пор я кое-как держался, а теперь, видно, сказалось перенапряжение. И было что-то невероятно гротескное в самой ситуации, когда он стоял против меня, угрожая пистолетом. Я столько раз лез на рожон, что неизбежно должен был рано или поздно на чем-нибудь погореть.

Противник попытался зайти с другого бока.

— Вот что я тебе скажу. Этот камень наш, и мы не позволим никому его прикарманить. Ясно? Лучше уразуметь это с самого начала. Иначе парни возьмут тебя в оборот и ты еще будешь молить Бога, чтобы тебя пристрелили. Ребята здорово обозлились.

На меня его угроза не подействовала. Не потому, что я ей не поверил, за свою жизнь я навидался собак, которые и лают, и кусают. Но белоглазый держался как-то театрально и словно бы старался подбодрить самого себя этими суровыми фразами.

— Предлагаю сделку, — сказал я. — Вы наконец объясните мне, о чем речь, а я выложу все, что знаю.

Малый не шелохнулся, только дуло его пушки зияло черной пустотой. Похоже, он всерьез собрался стрелять.

— А ну, мальчики, научите его говорить повежливее, — негромко скомандовал он.

«Мальчики» подбирались ко мне с двух сторон, чтобы не попасть под пулю, если он все же выстрелит. Каждый из них тоже держал пистолет наготове, и сердце мое колотилось от гордости, что я внушаю им такой страх. Но на том приятные ощущения и кончались. С первого же удара я рухнул на пол, и единственной моей заботой стало по мере сил защитить жизненно важные органы. Поверьте мне, совсем не просто, когда с двух сторон на тебя сыплются пинки, а основное правило игры заключается в том, что ты лишен возможности дать сдачи.

Я чертовски долго не терял сознания; у меня почти не осталось целых костей, когда я наконец отключился. Снова придя в себя, я увидел, что они сидят, как и прежде, вот только голова у меня раскалывалась сильнее, к тому же подкатывала тошнота. Первые шаги к ванной комнате я проделал на карачках. Каждое движение причиняло особую боль, но, по крайней мере, я мог двигать руками-ногами, хотя я уже и не мечтал, что когда-либо вновь обрету такую способность. Я пустил воду, но, раньше чем сунуть голову под струю, решил взглянуть в зеркало. На меня уставилась расплющенная до неузнаваемости физиономия. Не хотел бы я встретиться с таким типом в безлюдном переулке.

Достав из шкафчика коробку с лекарствами, я принял таблетку аспирина. Заинтригованный моей возней, в дверях возник один из моих мучителей, но, успокоенный, тотчас исчез. В шкафчике не было предметов, которые сгодились бы в качестве оружия. Не было у меня иного оружия, кроме того, чем наградила природа, да и это находилось в плачевном состоянии.

Я прополоскал рот. Молодчики отнеслись к моим действиям с похвальным терпением, видно, решили пожертвовать ночью. Это меня ободрило. Спотыкаясь, я побрел обратно в комнату. Оперся о спинку стула и так глянул на белоглазого негодяя, что тот невольно отшатнулся.

— Хоть насмерть забейте, я все равно не знаю, о чем идет речь, — сказал я.

— Недурная идея, приятель, — согласно кивнул он. — Мы забьем тебя насмерть, но прежде ты выложишь все как на духу.

Вздохнув, я без сил опустился на стул. Нет болезни страшнее, чем глупость, но самое страшное, что страдает от нее не сам больной, а окружающие.

— За что вы убили Сэмми? — спросил я.

— За то, что этот слизняк позарился на камень! За что же еще, как ты думаешь?

— Ну, а обеих девиц?

— Только одну, — клянусь, при этом он скорчил такую рожу, будто жалел, что прикончил «только» одну. — А тебя это с какой стати волнует?

— Если уж мне суждено подохнуть, то хотелось бы знать, за что. Вы работаете на Траски?

Вроде бы страх мелькнул в его глазах. Я тут же засчитал очко в пользу Траски; при случае отплачу ему любезностью, если, конечно, это приключение закончится для меня благополучно.

— При чем здесь Траски? Какое ему дело до этого?

— По-моему, очень даже большое.

Мое заявление им явно не понравилось, они переглянулись между собой, затем уставились на меня, словно ожидая ответа. Вся напористость разом слетела с них.

— Ну ладно, приятель. Выкладывай поживей, и разойдемся как в море корабли. А не то кончишь, как остальные, — здоровяк придвинулся ко мне. Я вспомнил вид убитого Сэмми и чуть не разревелся при мысли, что секунду спустя я буду выглядеть так же мерзко. Единственное утешение, что сам я не увижу себя со стороны.

Зазвонил телефон.

— Не двигаться, — прошипел один из молодчиков, когда я сделал попытку встать.

— Пусть лучше возьмет трубку, — нервно возразил другой. — Вдруг кому-то известно, что он сейчас дома.

Решение принял третий, судя по всему, он был у них за главаря. Не проронив ни слова, он мотнул головой в сторону телефона.

Я подошел к аппарату и снял трубку. Долго царило молчание, и я уж подумал было, что на другом конце провода положили трубку, как вдруг испуганный голосок произнес: «Алло!» Я тотчас же узнал его. Из тысяч других узнал бы этот голос.

— Мистер Робертс? Это я…

— Понял, — оборвал я ее.

— Наверное, я некстати, но мне надо с вами поговорить. О Мэри и о том, что… — Она замолчала в растерянности, словно человек, который знает, что именно хочет сказать, но затрудняется сформулировать свои мысли. — Видите ли, после того как вы уехали, я почувствовала, что вы меня презираете, и…

Белоглазый встал вплотную ко мне и слушал. Мне хотелось удавить его за одно это, а между тем девичий голосок на другом конце провода захлебывающейся скороговоркой делал мне щемяще трогательное признание.

Только этого не хватало — привлечь внимание всей троицы. Как бы ни был я сердит на Эми, все во мне противилось мысли, что бандиты заявятся к ней, потребуют какой-то камень, надругаются над ней, станут пытать.