Помимо аудиенции у Танаки, мне также было необходимо повидать Накано Табито – моего старого университетского товарища, и Ватабе Аико. Поколебавшись, я начал с медицинской сестры, благо, ее пост располагался на этом же этаже, лишь чуть дальше по коридору. На месте Аико не оказалось, я решил подождать и некоторое время провел у ее стола, от нечего делать рассматривая разграфленный лист, в который сестры переносили врачебные назначения из историй болезней. Состав пациентов почти не изменился – я обнаружил лишь три или четыре новые фамилии. Зато бросилось в глаза, что некоторые пациенты получают одновременно чуть не по десятку препаратов, большинство из которых хоть и безвредны, но притом и бесполезны. Впрочем, объяснение этому я нашел быстро: палаты этих больных вел интерн Такэо Сато, а полипрагмазия – лечение множеством лекарств – извечное свойство начинающих врачей, стремящихся ничего не упустить и все предупредить.

– О, доктор Гото! – сзади раздался радостный женский голос.

Я обернулся.

– Как поживаете, Аико?

– Лучше всех! – маленькая медсестра просто лучилась счастьем. – Вы уже вышли? А почему на утреннем обходе вас не было?

– Нет, – я покачал головой. – Танака-сан только что подписал мне трехнедельный отпуск, так что, в лучшем случае, выйду в Кикудзуки.

– Да? – оживление в ее глазах пропало. – А я уж обрадовалась… И почему в лучшем случае? А в худшем?

– Да нет, – теперь уже я смешался, – случайно оговорился. Конечно, в месяц хризантем я обязательно буду на работе – можете не волноваться!

– Хорошо, Гото-сан, – слабо улыбнулась Аико, и я впервые заметил, что не такая уж она и молоденькая – вон и у наружных уголков глаз проявились тонкие морщинки. – Мы будем ждать вас, с вами работать намного проще, чем с Миямото, или, тем более, с Оичи…

Мне вдруг почему-то захотелось пожать ей руку по-европейски, но я, конечно, не стал этого делать и лишь кивнул.

– До свиданья, Аико!

– До свиданья, доктор Гото!

Спускаясь в пульмонологию, я успокоился окончательно, если понятие «спокойствие» вообще применимо к описанию моего состояния. Но, как бы то ни было, Аико-тян [10]совершенно здорова и продолжает работать. Медосмотр мы проходили всем отделением в начале месяца, менее двух недель назад. Отводов никто не получил, следовательно, и симптоматики ни у кого не обнаруживалось. Тогда что же произошло? Не найдя готового решения, я остановился на межэтажной лестничной площадке, извлек из саквояжа перекидной блокнот и авторучку. Небрежной скорописью я стал заполнять лист, занося в него все запланированные к исполнению мероприятия.

«Табито. Договориться об оставлении вещей».

«Банк. Снять деньги, внести квартплату, вода, электричество».

«Магазин Дж.Эв. Остроконечные скальпели, иглы, зажимы-москиты, иглодержатели, бобина хлопковой нити № 10, лейкопластырь, бинты. Пипетки от гемометра Сали, камеры Бюркера, покровные стекла, краситель, фиксатор».

«Рис, сахар, сушеная морская капуста, соевый соус, маринованный имбирь, китайская капуста, сладкий картофель, васаби [11], соль, свежий минтай…» Симатта! [12]Как это все готовить, ведь запах на полдома?

«…Чай, пара куриц, дюжина яиц, три кина [13]пшеничной муки, тофу, сакэ – два сё…» Или три? Трижды симатта! Даже не представляю, сколько мы с Юрико сможем выпить за двадцать дней заключения… Допустим, два го в сутки – это много? Нужно лишь поддерживать некий постоянный уровень алкоголя в крови, но при этом не напиваться до потери контроля над собой. А если не хватит? Берем три го в сутки, тогда за двадцать суток выходит шестьдесят го – целых шесть сё! Как это купить, как пронести в квартиру? 

В конце концов, как не стать алкоголиком после трех недель беспробудного пьянства? Ладно, с этим будем разбираться позже…

«Три или четыре шерстяных одеяла».

«Вызвать такси на восемь вечера».

«Приготовить чемоданы…» А чем их наполнить? У меня всего два костюма, полдюжины рубашек, носки, галстуки… «Купить пачку газет, самых дешевых».

«Юрико – письмо в колледж о планируемой задержке с выходом на учебу». Пусть соврет что-нибудь о семейных обстоятельствах. Ложь – наименьшее из зол, которые мы вынуждены совершать…

«В отличие от более распространенных Trichinella spiralis и Trichinella nativa, «проволочник» не может быть надежно отграничен соединительно-тканной капсулой, образующейся вокруг него в мягких тканях. Плотная оболочка, крупные размеры и большая активность выделяемых им протеолитических ферментов позволяет взрослой особи Trichinella solida прорывать недооформленную стенку капсулы и мигрировать внутри организма хозяина, повреждая его и вызывая нарастающий процесс фиброза (рубцевания) органов и тканей. Перфорация мигрирующим червем кровеносных сосудов сопровождается малозаметными поначалу внутренними кровотечениями и петехиями под кожу и слизистые оболочки, что в краткосрочной перспективе угрожает больным развитием анемии, а в среднесрочной – усилением процесса склерозирования из-за организации гемато….» (там же, стр. 129).

Ночью я вставал и приоткрывал окна, но к утру снова стало душно. Сначала отодвинулся от пышущей жаром Юрико на самый край футона, потом и вовсе скатился на одеяло, расстеленное по татами. Даже в полудреме я контролировал собственные движения: не стонал, не храпел во сне, избегал случайного стука локтем или коленом об пол. Никто не должен знать, что обитатели этой квартиры отнюдь не покинули ее, отправившись поездом в Йокосуку, а притаились внутри и собираются пробыть взаперти почти месяц.

Ныла правая стопа. Каждые несколько часов мы делаем с Юрико взаимные осмотры. Это отнимает довольно много времени, но у нас его избыток, а так хоть какое-то полезное занятие. К сожалению, от монотонного повторения одних и тех же движений, рассматривания одних и тех же областей друг друга, включая самые интимные, внимание постепенно притупляется. К тому же нам постоянно приходится пить – каждые полчаса по глотку сакэ, из-за чего целый день будто плаваешь в теплом глицерине.

Вчера Юрико пропустила у меня проволочника, едва вползшего под кожу. А, быть может, его тогда еще и нельзя было заметить. Но когда через четверть часа у меня зачесалась нога, и на тыле стопы обнаружилось чуть заметное, со спичечную головку, уплотнение – я ужасно на нее обиделся. Хотя чего уж на нее обижаться – страдает она, пожалуй, побольше моего. Я хоть представляю, что делать и чем все это может для нас обернуться. Она же вынуждена мучиться неизвестностью.

Проволочник – паразит коварный. Столкнулось с ним человечество достаточно давно, еще в XV веке, когда во время правления императора Юнлэ династии Мин великий евнух и мореплаватель Чжэн Хэ совершил свои походы из Китая к берегам Индии, Цейлона, Аравийского полуострова и Восточной Африки. Откуда-то из этих мест проволочника занесли в Срединную империю, где он широко распространился в прибрежных районах, частью обезлюдив их, и заставил Китай навсегда отказаться от попыток экспансии на запад. Несмотря на все имеющиеся возможности: карты, компас, умение строить огромные корабли, водоизмещением до 30 тысяч тонн и вмещавшие до 1000 человек моряков и десанта после 2103 года [14]на всех морских амбициях был раз и навсегда поставлен крест. Впрочем, нет худа без добра: некоторые источники утверждают, что именно из-за свирепствовавшей в то время эпидемии проволочника могущественный Тимур отказался от давно им планируемого похода в Китай.

Да, много лет прошло с тех пор, а толком вылечивать от этого паразита мы так и не научились. Конечно, не все заразившиеся умирают. Почти две трети заболевших после месячного курса метбенизола от проволочника избавляются. К сожалению, получив взамен серьезные поражения печени, почек и нервной системы. Очень уж живучи эти круглые черви, отчего лекарство приходится назначать в дозировках, почти смертельных для их носителей – людей. О больных, помещаемых в антипроволочные санатории, так и говорят: «Увезли травить». И спорить невозможно: достаточно хоть раз увидеть своими глазами тех, кто оттуда возвращается, – бледных, облысевших, одышливо переставляющих распухшие ноги. Иногда годы проходят, прежде чем они наберут достаточно сил, чтобы начать снова работать и содержать себя.