Помню, на первом курсе (как раз цикл истории медицины мы проходили) я рассматривал в руководстве репродукцию средневековой китайской гравюры – «Китайские врачи удаляют проволочника из шеи больного». И рядом с картинкой уже фотографическое изображение бронзовых крючков и щипцов, которыми пользовались тогдашние лекари. Но в тексте комментарий оказался совсем коротким: мол, в то время практиковалось механическое извлечение червей из пациентов под «наркозом» из большого количества сливового или абрикосового вина, настоянного на травах. И в некоторых случаях достигалось устойчивое выздоровление зараженных.

Уже гораздо позже, на пятом году обучения на клинической паразитологии, у меня в мозгу будто расклинило: а ведь травяная настойка – никакой не «наркоз», как о том написано в учебнике, а самое настоящее лекарство, причем основное! Что уж там входило в растительный сбор – можно только догадываться. Наверняка, обычные глистогонные средства: чеснок, черный орех, проростки брокколи, пижма, кора муравьиного дерева. Алкоголь же… Что мы о нем вообще знаем? Усиливает всасывание некоторых веществ, в печени окисляется до альдегидов, выводится почками. В принципе, если не сам, то уж продукты его распада точно ядовиты. Может быть, именно в этой токсичности и все дело? Ведь, по сути, все живые организмы – от червей до человека – используют одни и те же внутриклеточные биохимические реакции. Вся разница лишь в массе тела: для проволочника восемьсот миллиграммов метбенизола являются смертельной дозой, для взрослого человека – субтоксичной, а лошадь или тем более слон и вовсе ее не заметят.

И еще один нюанс: большинство антигельминтных средств очень плохо всасываются, действуют преимущественно в просвете кишечника. Тот же метбенизол на 90 процентов выделяется с калом в неизмененном виде, следовательно, чтобы «достать» распространившиеся по организму личинки (а они-то и представляют главную опасность), приходится опять-таки увеличивать дозировку лекарства. Вот здесь очень бы пригодились такие свойства алкоголя, как быстрая всасываемость и переключение клеток печени на его окисление. Это, в частности, используется при отравлении метиловым спиртом, который начинает выделяться в неизмененном и, следовательно, менее токсичном виде. Даже снятие похмельного синдрома новым приемом алкоголя основано на схожем принципе, выявленном пьяницами экспериментальным путем: пока организм обезвреживает новую порцию яда, старая – еще более ядовитая – успевает вывестись ускоренно заработавшими почками. В случае с лекарствами нужно «загрузить» печень работой над алкоголем, и та не сможет с должной скоростью разрушать медикамент – вот и возможность уменьшить его дозировку!

Задержался я тогда, горя желанием поделиться догадкой с ассистентом кафедры Када Данзиро, проводившего занятия, и все ему выложил. Тот же, не ответив мне сразу, проводил взглядом последних выходящих из аудитории и после того закрыл дверь на ключ.

– Доктор Гото, – сказал он мне тогда, – я мог бы вовсе не отвечать на ваш вопрос, но вижу, что проявляемый к данной теме интерес вполне серьезен.

– Конечно, Када-сан, – подтвердил я.

– Так вот, именно поэтому я отвечу, – продолжил он. – Знаете ли вы препарат «ваерсан»? Нет? Ах, да! Иностранные медикаменты в нашем учебнике фармакологии не упоминаются… Это американское средство, дающее 100-процентное излечение от проволочника за один недельный курс терапии.

– Симаймасита! – выругался я в наиболее приличной форме, но успел уловить укор в глазах преподавателя. – Почему же мы до сих пор мучаемся с метбенизолом?

– Мы не мучаемся, – возразил Када Данзиро, – мы лечим теми средствами, которыми располагаем. Семь ампул «ваерсана» стоят семьсот американских долларов. Семьсот! – подчеркнул он. Я же, ошарашенный этой суммой, впал в ступор, будучи не в силах даже открыть рот. – Статистику заболеваемости проволочником я вам раскрыть не могу, это секретная информация, но могу указать ориентир – скажем, десять тысяч новых случаев в месяц. Дальше подсчитать сами сможете?

Я только открывал рот, словно рыба, выброшенная на песок.

– Вижу, трудно! Впрочем, люди с хорошим знанием математики, как правило, на медицинский факультет не идут… Сто двадцать тысяч первично… ПЕРВИЧНО! – рявкнул вдруг он, отчего я вздрогнул так, что чуть не упал со стула, – первично выявленных за год, это 84 миллиона долларов. Казалось бы, ну не такая уж большая величина даже в масштабах нашего бедного государства. Ну, пусть «Токё Денрёку» откажется от строительства очередной электростанции, не закупит британские генераторы. Так ведь?

Я машинально кивнул.

– Дело в том, доктор Гото, что видимое вами – лишь верхушка айсберга. Сейчас люди напуганы, волей-неволей вынуждены проходить медицинские осмотры… Пусть не каждые четыре недели, как хотели бы этого мы, специалисты-медики, но хотя бы раз в три месяца. И боятся внебрачного секса, поскольку им известно, что тесный телесный контакт является основным путем инвазирования. И выдают санитарным инспекторам заболевших не за вознаграждение – обращу ваше внимание, доктор Гото! – из чувства самосохранения. А теперь представьте ситуацию, когда император Сёва [15]… – ассистент Данзиро повернулся и поклонился в сторону портрета, висящего на стене за кафедрой, – поручает кабинету министров принять на государственный бюджет все расходы по лечению зараженных проволочником. Следствия такого решения не нужно истолковывать? Вам хватит ума понять, что эффективное, быстрое и бесплатное лечение – великолепная возможность разрушить всю систему профилактики заболевания проволочником? Что заболевшие и пролеченные в течение года совершенно беспрепятственно смогут продолжать прежний антиобщественный образ жизни, претендуя при этом на второй, третий, десятый курс лечения, наконец… Вы в своем уме, доктор Гото, или мне придется написать на вас представление ректору Кавамуре?

Я лишь энергично замотал головой, показывая, что нет, не надо обращаться к доктору Кавамуре.

– Я почему-то так и думал, что вы способны понимать очевидные вещи.

– Но ведь…

– Да?

– В начале нашего разговора я предлагал вовсе не «ваерсан» – о нем я даже не слышал. Речь шла об использовании древней китайской методики ручного удаления червей.

– Это еще хуже! – отмахнулся Данзиро-сан.

– Чем же? Денег больших не нужно…

– Потребуется намного больше денег, чем даже на «ваерсан». На слово вы мне не поверите, но и объяснять я ничего не собираюсь. Сколько времени проходит от инвазирования проволочником до достижения им половой зрелости? – перешел ассистент вдруг в атаку.

– От пяти до восьми суток, – тут же ответил я.

– Как долго продолжается репродуктивный период?

– До пятнадцати дней.

– Сколько личинок может отложить одна самка проволочника?

– До полутора тысяч, – продолжал отвечать я, мысленно готовясь к продолжению опроса: вопросам «где происходит откладка?», «каковы основные способы заражения?», «какие выделяют стадии превращения личинки во взрослого червя?». Однако ничего этого не потребовалось.

– Ну, вот! – констатировал ассистент Данзиро. – Теперь сложите все вместе: пятнадцать дней, восемь дней, полторы тысячи личинок (и это в случае единичной инвазии!). Представьте себе количество врачей, которое потребуется для выхаживания одного такого больного по древнекитайской методике даже при том условии, что вам удастся воссоздать лекарственную рецептуру, понуждающую червей именно покидать организм пациента, а не просто парализующую их. Не нужно наивно полагать, что этот способ не применялся в Японии до получения метбенизола – конечно, применялся. Но трудоемкость и длительность подобного лечения таковы, что его можно было использовать для очень узкого круга людей – либо очень богатых, либо очень важных для государства, что, в принципе, одно и то же. И при этом смертельные исходы – чуть не в трети случаев. Даже после этого вы будете отстаивать «свое» предложение? У нас, извините, от аппендицита с дизентерией больше пациентов помрет без медицинской помощи, чем удастся спасти больных проволочником. В противном случае придется создать полумиллионный корпус врачей-полузнаек, предназначенный для лечения одного-единственного заболевания… Вы ведь не хотите этого, не правда ли?