Что в ее глазах виновным был я – не было сомнений. Я же был уверен в своей невиновности и, следовательно… Сама Юрико? Что я о ней знаю – почти ничего. Познакомились мы с ней в Сацуки [17], едва начался учебный год в медицинском колледже, куда она поступила. Месяц ухаживаний принес свои плоды, и однажды вечером, в канун дайсё [18]она согласилась войти в мой дом, где все и произошло. Она была девственницей, она мне нравилась, и я сразу решил не избегать женитьбы, а как следует подготовиться: накопить денег, снять более просторное жилье, ближе к зиме познакомить ее с родителями. Но могу ли я сейчас признаться, что полностью и во всем ей доверяю? Ведь я даже не знаю, с кем она дружит, как и с кем проводила вечера, когда мне выпадали ночные дежурства. Звонок из телефона-автомата на закате, который она сделала как-то раз и впоследствии ставший обычаем, не мог служить гарантией, что сразу после него она не встречалась с другим мужчиной и не делила с ним постель.

Нет, в который раз оборвал я свои размышления, так можно зайти слишком далеко. Впрочем, если я способен так холодно об этом думать, вспоминать ее поведение и взвешивать поступки – не проскакивала ли в них ложь, недомолвки, умолчания, – мы оказались с ней так далеко, что вряд ли способны без потерь вернуться назад.

И все-таки как это могло произойти? Чем дольше я думал, тем явственней чувствовал неприятное шевеление в мозгу бесформенной мысли. Это было похоже на зуд в подживающей ране, покрытой сухой толстой коркой: можно сколь угодно расчесывать вокруг нее покрасневшую кожу, но пока не подденешь край, не начнешь по одному бу отслаивать эту корку в ожидании капель скопившегося под ней гноя, – легче не становится.

Что-то я читал не так давно, какую-то статью в журнале или заметку в газете… Странное что-то, я еще подумал: совсем репортеры изолгались, хоть бы проконсультировались со специалистами. О чем она была, эта заметка, и где вообще я мог ее читать? Помню, торопился еще сильно, посмотрел мельком… Симатта, да в поезде же я листал газету, в тот самый день, когда организовывал телеграмму от отца! И не статья это была – буквально несколько строк в «Токё симбун» после сообщения об очаге проволочника в Синагаве. Это меня и зацепило – упоминание о забое и уничтожении ста голов свиней в крестьянском хозяйстве. И мысль тогда мелькнула: эти-то от кого могли заразиться?

А действительно, от кого? Сырым мясом свиней не кормят, так какое нужно стечение обстоятельств, чтоб целое стадо пришлось под нож пустить, залить мазутом их туши и сжечь в наскоро отрытом рву? Да минимальное, ответил я тут же сам себе на заданный вопрос. Проволочник лишь по нашей, японской, классификации относится к венерическим паразитозам. А вообще-то самкам червей все равно, где, под какую именно слизистую рожать свои крошечные, но активные личинки. Прямая кишка, рот, бронхи – везде могут образоваться эти мелкие, заполненные мутным ихором пузырьки, везде они могут лопнуть, высвобождая содержимое. И не так уж трудно представить крестьянина, смачно сплевывающего на земляной пол свинарника, прямо возле поросят, сосущих матку. И уж совсем легко прикинуть путь зараженного мяса на рынок или в городской ресторан, и как кусок его разделывают на обитом листом оцинкованного железа кухонном столе, и как отбивают большим шипастым молотком, и протирают после того стол несвежей тряпкой, и еще чуть позже делают там же суси с креветками и свежим огурцом, тунцом и семгой. И парочку, сидящую за низким столиком при свечах – ему скоро тридцать два, ей всего восемнадцать, – я смог представить себе очень четко. Так четко, что даже скрипнул зубами от жалости к себе и Юри-тян и от абсолютной невозможности возвращения в то самое место, но всего за минуту до момента, когда мы оба возьмем в руки хаси [19].

Не может быть, продолжал думать я, что инфекционисты упустили из виду или пренебрегли подобным путем распространения проволочника. Скорее всего, он известен им давным-давно, да только надежно перекрыть пищевой канал заражения по каким-то причинам не представляется возможным. Быть может, дело в экономических и организационных причинах – дорого и хлопотно, а, возможно, проблема запутывается в более сложных и тонких материях. В конце концов, Япония – страна вековых традиций, не в последнюю очередь касающихся и кулинарных пристрастий. Нигде, ни в одной стране мира не едят так мало жареного и вареного, вообще так мало мяса. Устроить проблемы со свининой? Соевый белок и рыба окажутся весьма слабым заменителем. К тому же молочные продукты в нашей кухне не прижились, сколь ни пытались приохотить к ним японцев христианские миссионеры-одиночки.

И еще возможно, что даже не в этом дело, осознал я почти сразу, едва закончив с гастрономией, – как бы не было здесь политики! И тогда вовсе не случайно ужасная эпидемия проволочника вспыхнула в самом конце периода Эдо [20], когда режим Сакоку [21], казалось, вот-вот рухнет под нажимом Российской империи или Северо-Американских Штатов. Что сталось бы с мирной патриархальной Японией в случае угрозы военной интервенции с их стороны? Весьма сомнительными представляются шансы на мирную реставрацию императорской власти и наступление благословенной эпохи Мэйдзи с ее взвешенной опорой на собственные силы, на аккуратность и умеренность в контактах с иностранцами, на нейтралитет в международных делах. Не полыхай в то время в прибрежных районах Японии смертоносная эпидемия, ничто не смогло бы остановить какого-нибудь коммодора Черри в требованиях к императору Муцухито открыть порты страны для иностранных кораблей, а рынки для чужих товаров. И влачила бы сейчас Страна восходящего солнца жалкое существование колонии, как Филиппины, или полуколонии, как Китай, а может быть, и ввязалась бы в войну с гигантской Россией или Британской империей и подверглась бы истреблению и унижению.

Так не является ли сохранение проволочника в Японии следствием некоего тайного, но вполне обоснованного решения на самом верху, даже не на правительственном, а на императорском уровне? За границей с ним практически покончено, случаи заболеваний регистрируются редко, количество умерших вообще исчисляется единицами, и только у нас он остается неразрешимой проблемой. Возможно ли, что ценой тысяч ежегодных жертв страна сохраняет независимость, будучи не в силах отстаивать ее военным путем?

В свое время мне приходилось читать о подобном явлении в мире природы: один из видов обычной тли не включает иммунную защиту и не борется с некоторыми условно-патогенными для него бактериями, потому что лишь они способны предотвратить нападение ос-паразитов, откладывающих в тлей личинки, способные выжрать их изнутри. Не является ли проволочник такой защитой для страны – опасной, но спасающей от еще большей опасности, убивающей малую часть сынов и дочерей Ямато, но сохраняющей саму Страну восходящего солнца? Что для нее страшней: мирно прозябать на задворках Азии, не будучи интересной для бесконечно конфликтующих между собой могучих держав, или попытаться пробиться в их ряды, заимствуя технологии, а с ними и чуждый жизненный уклад, религию и философию? Останется ли в таком случае императорская Япония императорской? Не уподобимся ли мы китайцам, забывшим свои традиции и расползающимся по всему миру, чтобы работать на чужих полях и чужих заводах?

Пожалуй, эта гипотеза объясняла все наилучшим образом. И даже искусственное выделение в отечественной паразитологии группы «венерических», хотя включалось в нее лишь одно заболевание – проволочником, тоже заняло подобающее место в стройной картине. Ничто не способствует столь легкому снятию всякой вины с государства, как отнесение некой проблемы к следствию порочности самой человеческой природы. Общество охотно верит, что наркоманы и алкоголики, сифилитики и больные проволочником расплачиваются своим печальным состоянием за собственные грехи. Не будучи в силах решить задачу радикально и окончательно, оно брезгливо дистанцируется от нее, отворачиваясь и зажимая нос. Свалить вину на самого потерпевшего – что может быть логичнее и проще? В конце концов, даже изнасилованные и ограбленные выслушивают упреки в пренебрежении безопасностью и провоцировании насильников на преступления своим видом или поведением. «Сами виноваты!» – вот и все, что говорит (и предпочитает думать) любое правительство, отметая всякие упреки в свой адрес на недостаточное внимание к вопросам медицины, воспитания или охраны порядка. Была бы возможность, оно – государство – и эпидемии чумы с холерой и оспой списывало бы на общее падение нравов, нежелание людей мыть руки перед едой и избыточную тягу к общению…

вернуться

17

Учебный год в Японии традиционно начинается в мае.

вернуться

18

Дайсё – сезон «большой жары», продолжается с 23 июля по 7 августа, когда сменяется Риссю – «началом осени».

вернуться

19

Хаси – палочки для еды ( японск.).

вернуться

20

(1600—1868, сёгунат Токугава). Назван по расположению ставки сёгунов из рода Токугава в Эдо (совр. Токио). 

вернуться

21

Буквально, «страна на замке» – внешняя политика самоизоляции Японии от внешнего мира, которая была введена после восстания христиан в Симабаре и проводилась сёгунами из рода Токугава в течение двух столетий.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: