Через квартал появились скрюченные фонарные столбы, обступающие дорогу. Улица стала шире, а дома – наряднее. Какой-то из многочисленных внутренних голосов заикнулся о телефоне, который наверняка есть в этих домах, но Шерил не замедлила шаги. Она попала под волшебство этого варианта родного города, который манил её вперёд, давая крылья какой-то безумной, но чистой надежды.

На пересечении двух улиц она увидела признак, что она всё ещё на верном пути… ещё одна стрелка, на этот раз сделанная голубым мелком. Стрелка была чуть меньше, чем первая, зато рука, выводившая её на асфальте, стала куда увереннее. По-прежнему вперёд, вдоль берега озера.

По этой части города Шерил уже имела удовольствие прогуливаться пешком. По Натан-авеню пролегал её путь от мотеля до госпиталя… но, ей-богу, как будто это было в другой жизни. Места те же самые, обветшавшие ещё больше, но ощущения от повторной прогулки не шли ни в какое сравнение с первым визитом. Что Шерил запомнилось с того раза – страх, неуверенность, чувство, что за ней кто-то неотрывно следит из глубин тумана… Ещё она подумала: солнца в этом городе никогда не будет. Никогда. Теперь она не была в этом уверена. Туман и угнетающие виды остались, но неуверенность сменила радость – беспричинная, детская, в чём-то шаловливая. Шерил знала, что этим утром туман не имеет глаз, которые взирали бы на её спину с ненавистью.

Вот в чём дело. Шерил даже остановилась, чтобы как следует разжевать мысль. В Тихом Холме сегодня не было злости. Он принял её с радостью, как долгожданную гостью. И свободно впустил в свои владения.

Но… почему?

Ответ был там, далеко в молочной завесе, и Шерил твёрдо вознамерилась до него дойти. Очередная стрелка на асфальте лишь подкрепила его уверенность. Рядом со стрелкой художник дорисовал четырехконечную звезду. Снежинки внутри рисунков не таяли; упав, они оставались лежать, как есть. Внутри звезды уже вырос миниатюрный сугроб. Шерил улыбнулась и наступила на белоснежный холм, слушая мягкое похрустывание снега.

С тех пор, как она вошла в город, снег стал гуще; порой Шерил казалось, что она идёт, прорываясь сквозь артобстрел из крохотных бомбочек, взрывающихся зарядом прохлады. Она прошла мимо парка Розовой Воды, врата которого были закрыты на замок, миновала пересечение с Кэрролл-стрит (только закрой глаза, и увидишь за туманом озорное перемигивание огней «Небесной ночи»), потом была череда рекламных щитов с плакатами, давно потерявшими актуальность, и ничто не вселило в неё беспокойство. Она одна в городе, всего тут. Ничего необычного. Ничего страшного. Всё так, как она хотела… даже лучше. В своих потаённых снах Шерил не видела этот волшебный снег.

Очередная стрелка сопровождалась корявым рисунком голубой кометы с длинным хвостом. Всё вперёд и вперёд. Шерил поняла, куда её ведёт невидимый указчик, и в голове ожил ещё один давно мёртвый голос:

Отправляйся на северо-запад по Натан-авеню… Достаточно далеко, но, думаю, немного ближе, нежели до неба. И фальшивая улыбка.

Шерил замедлила шаги. В последний раз захлестнул острый приступ желания уйти, повернуться назад и шагать туда, где начинается лес, и в этот миг тёплый снегопад внезапно стал жестоким, хлестнув её по лицу острыми краями снежинок. Шерил замерла посреди дороги на полушаге, качнулась назад… потом всё-таки упрямо пошла вперёд, в сторону, указуемую стрелкой. Это был её выбор – она с горьким чувством утери почувствовала, что больше ничего не изменить. Ей придётся пройти эту дорогу до конца. Жребий брошен… Шерил возвращалась к туда, где два года назад закончилось всё.

Внешне церковь ничем не изменилась. В увядшем городе она одна сохраняла былой лоск. Золочёный крест на куполе сиял начищенным блеском – он слепил глаза, несмотря на пасмурную погоду. Впрочем, на правом перекрестье острый взгляд мог различить нечто, повисшее у самого края – то ли моток верёвки, то ли хвост воздушного змея.

Шерил осторожно встала на первую ступеньку лестницы, ведущей наверх, к большим двустворчатым дверям. Она проходила через эту дверь лишь раз, и то в обратном направлении, когда возвращалась в парк к раненому Дугласу. Всё кончено, тогда думала она, но время показало, что она ошибалась.

Перед тем, как открыть дверь, Шерил на секунду зажмурилась, увидев под веками картину прошлых дней – женщину с длинными волосами цвета меди, которая молилась у алтаря, высокую разноцветную мозаику и картины маслом, висящие на стенах. Но более всего ей запомнился оранжевый свет хрустальных люстр. Cейчас она толкнёт дверь, и время пойдёт вспять, вернув всё на прежние места – Клаудия у алтаря, и картины, и чёрный орган, примостившийся слева. А сама она вновь превратится в девушку в грязной изорванной одежде, которая прерывисто дышит, наставляя пистолет на ненавистную жрицу.

Она открыла дверь. Белый свет улицы проник внутрь, открывая взору просторную залу. Мозаика на стене напротив заискрилась, наполнилась жизнью в этом свете, но она, пожалуй, была единственной, кто ещё мог радоваться гостье. Шерил растерянно обвела взглядом пыльные ряды кресел, потемневшие углы и голые стены. Хрустальные люстры давно сняли, как и религиозные картины. Пыль лежала на полу толстым слоем; часть её поднялась на воздух от дуновения ветра, защекотав ноздри.

Зернистый свет делал вещи зыбкими. Шерил отчаянно ждала, когда всё начнёт меняться, оживляя её воспоминания. Но нет – церковь оставалась такой же покинутой и затхлой, как была. Кресла были всего лишь креслами, вырубленными из крашеного дерева, мозаика – слепленным из осколков стекла узором. Вера ушла из этих мест навсегда вместе с умерщвлённым Богом и хранившими её людьми. Шерил вдруг захотелось расплакаться, хотя её цель изначально была именно такой – узреть это собственными глазами. Да, она была права… ей тут больше делать нечего, она лишняя в этом усыхающем интерьере. События той ночи погибли без права возврата. Под крышкой гроба не похороненный заживо, а настоящий труп, который со временем разложится, потом и вовсе превратится в пыль.

Несправедливо.

Эта мысль пришла в голову первой. Шерил поняла, что так оно и есть. Да, чёрт возьми, как это несправедливо – понять, что ты одна, для кого ещё имеет значение, что происходило под покровами этих стен; то, в чём немыслимым клубком сплелись ненависть, страх, ужас, любовь, месть. Она два года изо всех сил жаждала это забыть. Рано или поздно ей это удастся – тогда всё кончится на самом деле…

Шерил повернулась, стоя на месте. Кто бы ни вёл его сюда, своей цели он добился – она была в смятении, беспокойстве и неясном желании что-то сделать как можно быстрее. Знать бы ещё, что…

Она вышла обратно на крыльцо и подняла лицо навстречу падающим с неба снежинкам, ощущая их прохладу. Штиль сменился лёгкими дуновениями ветра, и снег падал плавными кругами, подобно вихрю.

Куда теперь? Она огляделась в надежде увидеть ещё какие-то стрелки, но ничего не нашла. Путь кончился… она свободна?

Шерил не поверила, более того – не хотела верить такому исходу. Пусть она приехала город с целью убедиться в напрасности своих страхов… но тогда она ничего не знала. Не знала об этом неслышимом снегопаде, о разноцветных стрелках, нанесённых чьими-то неумелыми руками. Она хотела видеть того, который был в пустом городе вместе с ней, скрыто следил за ней с того самого мига, когда она пересекла границу, обозначенную щитом у дороги. Она хотела спросить у него, что делать. Но пелена снега оставалась плотной, не желающей размыкать белые уста.

Шерил сошла вниз, на площадку перед церковью. Стрелка, указывающая вперёд, теперь показывала назад, к дверям, из которых она только что вышла. Она своё отслужила.

Медленно, медленно Шерил пошла вперёд – туда, где громоздились металлические коробки гаражей и складов. Она не хотела идти назад по пройдённой дороге. Пусть так, чем возвращаться…

И была за это вознаграждена.

Не доходя до первого гаража несколько сотен футов, она заметила ещё один начертанный на асфальте рисунок. Голубой и розовый мелки смешались, выводя простенькие неровные квадраты с вписанными в них числами. Они лентой тянулись по улице, отсчитывая «классы», знакомые всем малышам – с первого по десятый.