– Туда!

И вломился в комнату. За стендом с ключами была дверь, ведущая в служебное помещение. Анжела поняла, что он увидел, лишь когда подошла к стойке вплотную: дверь за стендом была приоткрыта и зияла полосой чёрной щели. Ни дать ни взять ловушка, взведённая для глупых мышат, завлечённых приманкой. Её охватила паника:

– Рон, не надо!

Фигура брата исчезла в проёме двери. Сейчас я услышу его крик, подумала Анжела. Крик – и хруст. И буду стоять, спрятавшись в тени стойки, пока Рон будет кричать о помощи.

Рон не закричал. Анжела слышала, как топот его ног вдруг стих, и в фойе опять стало невыносимо тихо. Она ждала, скрестив руки на груди, минуту, час, тысячелетие, и наконец воздух дрогнул, донеся до неё удивлённый тихий возглас:

– Что за чертовщина?

Она с усилием оторвала от паркета прилипшие ноги и пошла вперёд. Дверь была открыта. Рон стоял в двух шагах от неё и смотрел куда-то под ноги. Когда она подошла к нему, он оглянулся на неё с полной беспомощностью. Анжела опустила взгляд и увидела дыру. Дыра располагалась в центре маленькой прямоугольной комнаты с канцелярскими шкафами, прислонёнными к стенам. Абсолютно чёрная, донельзя правильная и бездонная, дыра завораживала, протягивая липкие чёрные нити, опоясывающие разум.

– Что думаешь? – спросил Рон, не отрывая взгляда от дыры. Голос был странным, почти механическим. Анжела попятилась назад от провала, чувствуя, что вот-вот у неё закружится голова:

– Уходим, Рон. Пожалуйста.

Рон выглядел искренне удивлённым:

– Как мы можем уйти? Там может быть мама, и…

Не дав ему договорить, Анжела схватила его за руку и потащила назад:

– Нет. Даже не смей об этом думать. Выйдем…

Он незаметно освободился от неё. Она только и почувствовала, что его пальцы выскальзывают из руки. Его голос продолжал парить в апатии:

– Может быть, это спуск в подвал. Энжи, нужно проверить. Вдруг маме стало плохо, и она спустилась…

– Нет там никакой мамы! – крикнула она во вспышке бешенства; Анжела даже сама испугалась собственной злости, но, ей-богу, Рон заслуживал того, раз намеревался лезть в самое пекло. – И никакого подвала нет! Рон, неужели ты не видишь, что это…

… дорога в ад! Она осеклась и прижала ладонь ко рту, чтобы не дать вырваться страшным словам.

– Подожди здесь, – Рон сделал шаг к бездне. – Я спущусь, осмотрю. Всё будет хорошо. Вряд ли она такая глубокая…

– НЕТ!!! – Анжела из последних сил уцепилась за его пальто. – Рон, ты не бросишь меня одну! Слышишь – ты не посмеешь!

Рон обернулся, посмотрел на неё пустым взглядом. Взглядом, который объяснил Анжеле всё. Дыра одержала над его братом верх, ввергла в свою власть, и теперь он ничего не видел и не слышал, отрезанный от мира этим чёрным прямоугольником. Даже её. Анжела могла бы поспорить, что Рон в этот момент забыл даже о маме. Его безраздельная владычица сейчас лежала на полу комнаты, занимая пятьдесят квадратных футов, и горделиво ухмылялась проигравшей сестре своей жертвы.

Она отпустила брата и сделала шаг назад. Рон отвернулся от неё – медленным, ленивым движением. Присел около дыры, провёл ладонью по краю, там, где паркет обрывался над пропастью. Из дыры веяло холодным воздухом. Анжела уловила едва заметный запах серы, который она источала.

Как ты собираешься выбраться обратно, Рон? Об ЭТОМ-то ты подумал?

– Я сейчас вернусь, – Рон в последний раз смотрел в её сторону, не видя её. Он опустил ноги в провал, несколько секунд вглядывался в чернь, которая тянулась вниз, потом решительно оттолкнулся руками.

Анжела вскрикнула, когда брат с ужасающей скоростью исчез в дыре. Она ожидала, что паркет тотчас всколыхнётся и выровняется, заливая место, где была дыра. И Рон окажется навсегда замурованным под землёй…

Внизу раздался грузный удар о пол, и сразу вслед за этим Рон приглушённо вскрикнул. Голос его звучал удивительно близко – словно эта бездонная дыра была в глубину не более десятка футов.

– Энжи? Ты там?

Дрожа всем телом, Анжела наклонилась над дырой. Неестественная, нарисованная темнота скрывала всё, что находилось на дне. Рона не было видно.

– Я тебя вижу! – бодро закричал Рон снизу. – Прыгай, Энжи, здесь вовсе не глубоко. Правда, ни черта не видно. Похоже, склад или что-то в этом роде…

– Я боюсь, Рон, – пролепетала Анжела, встав на четвереньки у края. – Не спущусь…

– Да ладно тебе, Энжи. Вот, я даже вижу дверь выхода, и… боже!

Дыра вздулась и плеснула мокрой темнотой в лицо Анжелы, окрашивая мир в цвет дёгтя. Она подалась вперёд, забыв обо всём:

– Рон!

Молчание. Анжела увидела боковым зрением, как края дыры стали покрываться коростой инея. Но когда она повернула голову, иней исчез, как будто его и не было.

– Рон!!!

То, что она услышала в ответ, ввергло её в шок.

– Апельсины, – сказал Рон. Мгновением позже он взорвался смехом – громким и хриплым, смехом безумца, который собирается сброситься со скалы. Анжела почувствовала, как сердце в груди превратилось в льдинку.

Апельсины.

Кончай шутить, Рон. Это ни капельки не смешно.

– Рон, что с тобой? – отчаянно закричала она и начала медленно отползать от дыры, которая превратилась в ощерённую пасть неведомого монстра.

– Иди сюда, Энжи! – весело прокричал брат; одновременно с этим она услышала отвратительные чавкающие звуки, словно кто-то с неуёмным аппетитом поглощает те самые апельсины. – Иди сюда, и маму возьми с собой! Апельсины, Энжи. Много апельсинов – хватит на всех!

Дзинь! Дзинь! У стойки швейцара в двух шагах позади с упоением затрезвонил звонок. Анжела, уже приготовившаяся было выскочить в фойе, застыла на месте.

Отель оживал. Он торопливо сбрасывал с себя личину благородного старца, гнёздышка покрытых пылью воспоминаний… и принимал истинное обличье – лицо оплота ужаса, порождения белого тумана, из которого выходят неименуемые чудовища. Стены каморки заходили ходуном. Дыра растягивалась, искривлялась, как чудовищный рот, расплывшийся в торжествующей улыбке. Звонок бесился за тонкой фанерой двери; его визг впивался в мозг. Внизу в дыре Рон продолжал что-то твердить про апельсины и хлопать в ладони.

– Нет! – закричала Анжела, закрывая уши ладонями. – Нет!!!

Мир перевернулся. Она успела увидеть, как стены поворачиваются вокруг неё, отплясывая игривый танец смерти, а дыра стремительно вращается, размазываясь по сторонам, как капли чернил на бумаге. Она вскрикнула и попыталась отползти в сторону, за что-нибудь ухватиться. Но всё, чего она касалась, тут же рассыпалось в пыль – ручка двери, полки шкафов, даже стены. В какой-то момент она перестала ощущать под ногой опору – пол канул в небытие, превратился в сплошную чёрную дыру, и Анжела упала в неё. Канонада звонка превышала все допустимые пределы, а Рон из глубин космоса всё повторял в эйфорическом восторге, что их ждут апельсины, их много, эти апельсины, апельсины, апельсины…

Анжела.

«Отстань, – огрызнулась она, не желая выплывать из сладкой истомы. – Не сейчас. Ещё рано, я хочу спать…»

Анжела.

Голос настойчиво повторял и повторял её имя, медленно вытаскивая из пустоты. Анжела поморщилась, не открывая глаз. Она лежала на чём-то жёстком и холодном, причём в самой неудобной позе – на левом боку, раскидав руки по сторонам, закинув одну ногу за другую. Правая нога, которая оказалась внизу, нещадно гудела, выражая протест.

Анжела…

Голос пропал вдали, оставив её в одиночестве. Она нехотя открыла глаза. Ничего не изменилось. Вокруг была темнота, полная и бескомпромиссная. Что поднимай веки, что не поднимай – всё равно.

Где я?

Она приподнялась на локтях и огляделась. Страх ещё не пришёл, но по спине пробежал неприятный холодок. Анжела рывком села и провела трясущимися руками перед собой, как слепая. Пусто. Кромешная звенящая тьма.

Шаг за шагом, как киноплёнка, прокручиваемая обратно, она вспомнила своё падение в дыру, чудовищную трансформацию отеля, и Рона, который кричал: «Апельсины!». Калейдоскоп ужаса пронёсся через мозг мокрой вереницей. Почему-то пришла лихорадочная мысль: «Встать», словно это могло что-то изменить. Она поднялась сначала на колени, потом на ноги. Немного кружилась голова – наверное, от полного отсутствия понятия, где верх, где низ. Анжела зашаталась на месте и снова прощупала окружающее пространство, чтобы опереться обо что-нибудь, но ничего не нашла.